Повiя
Шрифт:
– Збирайся, у город поїдемо!
– скрикнув Колiсник, аж Христя кинулася i, пiдвiвшись, звела на його свої заспанi очi. Вона справдi спала. Немiч i сльози приспали її.
– Чого баньки на мене витрiщила? Збчрайся, кажу, у город поїдемо, - сказав удруге Колiсник.
– У який город? Чого?
– У який? У губернiю. Тут уже i так добре надихалися польового повiтря, дай, боже, видихати.
"У губернiю їхати!" - ударила думка у голову Христi, i очi її радiсно заграли.
– Коли ж їхати? Зараз… - хотiла сказати Христя "збираться", та промовчала.
– Коли ж зараз
– Менi не довго збиратися: плаття зложила, зв'язала - от i все. Слава богу! Коли б скорiше те завтра або пiслязавтрого!
– не видержала Христя.
Колiсник неймовiрно глянув на неї. Христя вся сяла радiстю. "Чи радiла б вона, коли б що мала проти мене?" - подумав Колiсник. I iнший, покiйнiший стрiй думок обняв його. А може, i її пiддурюють, пiдводять.
– Слухай, - сказав вiн уголос до Христi, котра вже полiзла за платтям знiмати з кiлочкiв.
– А що?
– Ти знаєш, нащо то тобi Здiр прислав меду? Кажи по правдi! Христя тiльки зняла угору плечi.
– А я почiм знаю. Учора я бачилася з його жiнкою на луцi. Вона хвалилася, що розбагатiла, що чоловiк зостався дома бiля пасiки. Може, по давньому приятельству, - вони прихильнi були до моєї матерi, - i прислали той мед.
– Так, по приятельству. Сьогоднi здiр приїздив купувати лiсу.
– Ага. Так тепер же я знаю, чого Одарка розсердилася, як натякнув син її, щоб не забула сказати менi про те, що батько наказував. Оце ж воно i е про той лiс.
– То-то. Вони хотiли, бач, через тебе дiло ламати, та не вдалося.
– А я ж тут причому. Хiба мiй лiс? Хiба я його продаватиму?
– Пiди ж ти! Ох! Бiсовщина!
– крикнув Колiсник i, поскромадивши себе у потилицi, пiшов у свою кiмнату.
Христя помiтила, що Колiсника щось наче клопотало, вона, постоявши, побiгла за ним у кiмнату дознатися.
– Що клопоче бiдну головоньку мого доброго тата?
– пестливо замовила вона.
– Скажи ж менi. Повiдай своїй донi!
Колiсник повернувся. Христя стояла перед ним, та давня Христя, з рожевим личком, з iскристими чорними очима, що так i вабить, так i тягне до себе. У його на душi пояснiшало.
– Ох, Христе! Христе!
– замовив вiн, горнучи її до себе.
– Коли б ти знала - наче сто гадюк упилося в моє серце.
– Що ж там таке?
– Ат!
– махнув рукою Колiсник.
– Ся худоба - бери її нечистий!
– не дасть менi спокiйно вiк дожити! I нащо я її купував? На те, щоб собi покою не мати. Чую, що не викрутитися менi вiд напастi. Ось осiнь прийде, наїзд буде, - почав далi журливо вiн i зостановився.
– Яка ж напасть буде?
– Яка? У тюрму запруть, в Сибiр зашлють.
– За що?
– скрикнула Христя.
А Колiсник, мов не чув того питання, далi вiв:
– I нiхто не скаже: "Все ж вiн чоловiк був". Все ж i менi хотiлося жити. Усi мене обвинуватять.
– От i не вгадав. От i не всi. А я нащо?
– Ти.. ти, спасибi тобi, тiльки, може, одна й прихильна до мене. Та що ти? Коли вестимуть мене з тюрми на позорище, чи ти станеш зо мною разом? I ти, як i другi, одступишся вiд мене, - замовив вiн i замовк.
– Я молитимуся за тебе. Може, моя молитва дiйде
до бога, учує вiн її i помилує тебе.– I вже. Нiщо мене не помилує. Нема нiкого за мене - всi проти мене.
– Бо ти сам так ведеш дiла, що всi проти тебе стають, - сказала Христя.
– Як?
– Так. От ти пригнiтив слобожан, а вони, певно, були б за тебе, коли б ти не так робив.
– Що ж вони?
– Що? люди! Тебе не стало б - вони добрим словом згадували. От, сказали б, добрий пан був.
Колiсник сумно i болiсно усмiхнувся:
– Що ж робити менi?
– Що? Подаруй їм той зиск, що ще зостався. Верни їм ставок, городи. I вони будуть молитися за тебе.
Колiсник, схилившись, довго-довго думав.
– В тебе добра душа, Христе, в тебе жалiсливе серце, - чуло промовив вiн.
– Трохи, лиш, чи не твоя й правда. Хоч кому-небудь добро зробити, хоч капельку - i то краще. Кириле!
– гукнув вiн на всi хати.
Кирило як з-пiд землi вродився.
– От що, Кириле, - почав Колiсник, похнюпившись.
– Завтра або пiслязавтрого я виїду вiдсiль. Там з слобожан слiдує зiськати триста рублiв. Збери їх i скажи - дарую я їм той зиск. Вовковi i Кравченковi теж скажи, щоб до ставка й городiв не мали нiякого права. Хай буде все по-старому.
Кирило якось неймовiрно дивився то на Колiсника, то на Христю. "Що се, - думалось йому, - що се?"
– Скажи їм, - знову почав Колiсник, - поки я живий, хай усе по-старому. А не стане мене - може, згадають добрим словом, може, хто помолиться за мене.
– А грошi ж як Вовковi та Кравченковi за оренду?
– спитав Кирило.
– Грошi я верну, - замовила Христя i мала була бiгти у свiтлицю.
– Стiй. Тi грошi тобi зостануться. Виручиш з хазяйства, Кириле, - вернеш, а може, я зашлю з губернiї. Кирило аж трусився з радощiв.
– Оце по-божому, пане, а по-божому!
– замовив вiн.
– Так чуєш? Як я поїду, скажеш їм. Скажи, хай помоляться i за Христю уже разом.
– Що ти? Що ти? А за мене за що? Хiба моя худоба?
– Цсс!
– засичав вiн i махнув на Кирила рукою - iди, мов, собi. Той, уклонившись, вийшов. А Колiсник пiдвiвся, походив по хатi, пiдiйшов до Христi i, взявши за голову, притис її бiле чоло до своїх пухких уст.
– Це за розум!
– сказав вiн, поцiлувавши, - а це за серце!
– i, прихилившись, припав устами до її високого лона. Христя тiльки радiсно свiтила очима.
Через два днi вони поїхали. Нiколи Христя не почувала себе такою веселою та утiшною, як у тi два днi. Ожила, розцвiла, мов на свiт знову народилася. I вiн їй здається такий красний та привiтний, i люди такими добрими та ввiчливими. Нащо баба Оришка похмура та небалакуча (Кирило не втерпiв повiдати їй про Колiсникiв наказ), i вона їй здалася не такою страшною, як попереду здалася. Вона їй на спомини подарувала свiй чорний платок.
– Носiть на здоров'я та згадуйте мене!
– сказала Христя, не примiчаючи, як Оришка гребезнула той платок у неї з рук, мов однiмала, i хоч би сказала спасибi, хоч би головою хитнула.