Повод для паники

Слухи начали гулять по округе ближе к концу первого месяца кризиса. Их несли прибывающие из центрального мегарайона беженцы, после чего новости принимались кочевать из дома в дом, обрастая массой невероятных подробностей. Любопытство пересилило мизантропию Кауфмана, поэтому он взял за правило регулярно прогуливаться по округе и внимательно слушать, о чем говорят соседи. Я же нарочно отказывался от подобных разведывательных вылазок. Просто рассудил, что новости в изложении Наума Исааковича будут содержать гораздо больше истины, нежели когда я самостоятельно начну извлекать ее из гущи кривотолков.

И все равно, несмотря на непревзойденное умение Кауфмана отделять зерна от плевел, поначалу я не поверил тому, о чем он сообщил нам с Кэрри после сбора информации.

– То есть как это: «полное беззаконие»? – недоуменно переспросил я дядю Наума по окончании его краткого, но шокирующего отчета о прогулке. – Куда же смотрят маршалы?

– Маршалы могут смотреть сегодня куда угодно, молодой человек, – мрачно ответил он. – В данный момент они как толпа слепцов: вроде бы на вид и грозная сила, однако проку от нее совершенно никакого. Признаться, я неприятно удивлен, насколько деградировал институт маршалов.

– О чем вы говорите? – насторожился я. – Что за деградация? Маршалы – основа основ мирового правопорядка!

– Еще две недели назад я бы с вами безоговорочно согласился. Но, как ни прискорбно, даже такой отлаженный механизм, каким мы знали институт маршалов, имел уязвимые места. И назывались они персон-маркерами. Да-да, наши с вами персон-маркеры: такой же неотъемлемый атрибут современного человека, как волосы или ногти. Что вы знаете о персон-маркерах, капитан Гроулер?

– Не более того, что нам давали в интернате по курсу анатомии.

– Ну в принципе это тоже немало. Общеобразовательный курс анатомии в целом объективен, и все-таки, к сожалению, он не освещает вопрос о персон-маркерах всесторонне. Между тем вживление этой микроскопической, но немаловажной детали в человеческий организм следует приравнивать к очередному витку эволюции. Громадному витку, не побоюсь этого слова. Лишь с появлением персон-маркеров окончательно исчезли последние отголоски дикой эры Сепаратизма. Чудо генной инженерии, персон-маркер есть не что иное, как биологический микрокомпьютер. Этакий регистрационный номер гражданина в Едином Информационном Пространстве, передающийся по наследству от родителей к детям. Наши персональные данные, психологический портрет и кредитоспособность с некоторых пор открыты, причем данные эти регулярно обновляются и дополняются. Посредством персон-маркера мы автоматически даем информацию о себе всем заинтересованным лицам или же сами можем получить так называемое виртуальное досье на любого заинтересовавшего нас человека. С утверждением закона об обязательном наличии персон-маркера человечество искоренило тайну личности. И неудивительно, что тысячелетний обычай интересоваться при встрече здоровьем быстро канул в Лету…

– Поэтому вы и удивили меня, когда вспомнили о нем в то утро, – заметил я.

– Да, верно… Но, разумеется, в заслугу персон-маркеру надо ставить не искоренение этой хорошей привычки. Благодаря ему буквально за несколько лет уровень преступности на планете упал практически до нуля. Этому также способствовало множество других факторов – повышение социальных гарантий и благ, но не о них сейчас речь. Нарушившим закон стало просто некуда деваться – у них отобрали все надежды на спасение. Даже отказ носить инфоресивер не мог уберечь преступника от всевидящего ока маршалов – сканеры персон-маркеров установлены повсюду. Да и что давал этот отказ? Даже чашку кофе в автосэйлере не купить, не говоря об остальном – запертые двери, закрытый инскон, заблокированный доступ в «Серебряные Врата»… Современный преступник лишен всего, даже возможности смотреть в глаза людям – его легко опознает любой встречный. В общем, пришедший на смену старой системе правосудия институт маршалов полностью контролировал каждого гражданина Земли. И пусть поначалу кому-то это виделось ущемлением демократических свобод, но таковой являлась плата за жизнь в действительно цивилизованном мире. Мире без войн, насилия, обмана и прочих пережитков древности… И это был-таки неплохой мир, капитан Гроулер. Он держался на маршалах, и вот теперь, похоже, его несущая опора рухнула.

Наум Исаакович горестно вздохнул.

– И что, утрата контроля над персон-маркерами так легко подкосила эту опору? – недоверчиво спросил я. Дядя Наум предпочел не отвечать прямо на поставленный вопрос, а почему-то вернулся к давно не затрагиваемой нами теме:

– Кэрри уже поведала мне о ваших всемирно известных грехах, молодой человек. Многие предрекали вам попадание в Красный Список и пожизненную изоляцию в Антарктиде. К счастью, справедливость восторжествовала: вы не переехали в Антарктиду и не испытали на собственном опыте все прелести закона о Списках. Могу догадываться, что вы чувствовали в тот момент – мне ведь тоже довелось побывать в шкуре правонарушителя.

– Каролина как-то упоминала об этом, – подтвердил я, заерзав в нетерпении. Не иначе, Кауфман решил не дожидаться расспросов и утолить мое любопытство без напоминаний.

Но Наум Исаакович ожиданий не оправдал.

– Возможно, на днях я расскажу вам, как дошел до такой жизни, – отмахнулся он. – Но пока просто примите к сведению: вы общаетесь с человеком из Желтого Списка, которому, в отличие от вас, на оправдание рассчитывать – увы! – не приходилось. Так вот, когда мои противоречия с маршалами достигли апогея, я задался целью изучить закон о Списках поподробнее, но, к своему удивлению, ничего, кроме общеизвестных положений, не обнаружил. Меня же в первую очередь интересовал механизм исполнения данного закона. Концентрационная зона в Антарктиде существует века, и пусть сегодня в Красный Список заносят единицы, эти люди собираются на ледяном континенте со всей планеты, так что народу там проживает порядочно. Продукты и жилье ссыльным предоставляются, однако вряд ли этого достаточно для комфортного обитания среди льдов, вдали от цивилизации. Я не верю, что ссыльными Антарктиды ни разу не предпринимались попытки побега; история не раз доказывала, что для целеустремленного человека океан – явно не достаточная преграда на пути к намеченной цели. Или попытки массовых бунтов – их тоже нельзя исключать. Неужели, думал я, бунты пресекаются при помощи оружия? Маршал, применяющий физическое насилие к человеку, – это же радикально противоречит их основополагающему принципу! Скрывать подобное беззаконие веками попросту невозможно. Не знаю, как вы, а лично я верю в порядочность маршалов. Нет, решил я, все должно быть гораздо проще. Персон-маркер – вот основной маршальский инструмент воздействия на непокорных. Кто сказал, что система слежения и идентификации не может одновременно выполнять другие функции? Об этом не распространяются, но поверьте – маршалы вовсю пользуются лазейкой в наш мозг, иначе на чем еще базируется их сила? Мы и на пять процентов не знаем всех возможностей маршалов. Персон-маркер – их главное оружие: мощное и при этом абсолютно гуманное. И о том, что сегодня оно пришло в негодность, я сужу по происходящим в центре беспорядкам. С годами маршалы настолько уверовали в свое могущество, что постепенно перестали рассматривать возможность вспышек массовых бесчинств. Бессилие маршалов объясняется не сбоем в работе «Серебряных Врат» или гуманными методами работы. При угрозе тотального хаоса дозволено поступаться любыми принципами, ибо бездействие властей в такой ситуации куда непростительнее, чем излишняя строгость. Это не мои выводы, молодой человек, почитайте историю. Причина бессилия маршалов элементарна – их крайне мало, а количество недовольных граждан столь огромно, что вставать у них на пути теперь просто смешно – затопчут и не заметят.

Сидевшая с нами и молчавшая до сего момента Каролина зябко поежилась, но точно не от холода – печь на кухне Кауфманов жарко пылала.

– И что теперь будет? – поинтересовалась Кэрри упавшим голосом. Впервые я видел ее такой неуверенной и подавленной.

– Хотелось бы, конечно, молодые люди, утешить вас каким-нибудь оптимистическим прогнозом, но вам я лгать не хочу, – огорченно развел руками Наум Исаакович. – И все же не будем терять самообладание и подождем еще немного. Надеюсь, уже скоро мы с вами дружно посмеемся над нашими сегодняшними страхами.

– А если… – начала было Кэрри, но отец не дал ей договорить:

– А на случай, если станет совсем плохо, мы заручимся поддержкой нашего друга, капитана Гроулера. Полагаю, с ним мы можем чувствовать себя в безопасности.

Дядя Наум мне откровенно льстил. Вряд ли на самом деле он считал, что я окажусь для его семьи надежной защитой от надвигающейся стихии. Отец просто-напросто утешал дочь.

Кэрри уныло покосилась на меня и ничего не сказала. Она не была наивной, чтобы верить в подобные утешения. Но, дабы не расстраивать отца, сделала вид, что поверила.

Я также промолчал, не высказав вслух трезвую оценку собственным возможностям. Гроулер не всесилен, однако во всем этом вселенском бардаке у него наконец-то появилась цель. Выполнимая или нет – неизвестно, но безусловно достойная. А за достойную цель не грех и побороться.

Беженцы продолжали прибывать, будоража наш мегарайон все новыми ужасающими слухами. Кочующие по округе истории не блистали разнообразием. В основном в них рассказывалось о взбесившихся фиаскерах, объединившихся в банды и поделивших между собой центр на территории, в каждой из которых заправляла какая-либо из банд. О маршалах было известно лишь то, что они словно в воду канули.

Один из беженцев, когда-то проживавший неподалеку от местной штаб-квартиры маршалов, так называемой Пирамиды, рассказывал и вовсе ужасающие вещи. Он якобы не так давно наблюдал, как огромные фиаскерские банды, озверевшие от голода и опустевших автораздатчиков глюкомази, брали штурмом белокаменную Пирамиду – убежище своих главных врагов, ранее преследовавших фиаскеров за малейшие правонарушения. Нервно-паралитические стифферы – единственное оружие самообороны, что дозволялось иметь маршалам, – было столь же эффективно против орды нападавших, как волнорезы против цунами. Фиаскеры ворвались в ворота штаб-квартиры на одном из ярусов, сметая все на своем пути. О том, что творилось затем внутри Пирамиды, свидетель мог лишь догадываться. Он не стал дожидаться развязки штурма, предпочтя сбежать оттуда подальше.