Повод для паники

– «Ночью» – это чтобы Каролина не узнала? – понимающе подмигнул я. – Ведь ее мы наверняка с собой не берем?

– Да, Кэрри будет ждать нас дома, – подтвердил Наум Исаакович. – Как отец я категорически против ее участия. Порядочным девушкам сегодня в центре делать нечего. Пусть лучше присматривает за хозяйством. Здесь я за нее спокоен – она достаточно взрослая и в опеке не нуждается. Двери я укрепил, засовы переделал. Надеюсь, Каролина поймет, что так было надо. Само собой, я не сказал ей, куда собираюсь, – незачем нам перед поездкой лишний скандал. И если дочь проведает о наших планах, папочке очень не поздоровится…

– Ты даже не догадываешься, как тебе не поздоровится!..

Дверь мастерской с грохотом распахнулась, и на пороге нарисовалась разгневанная Каролина. Ее горящие, словно у тигрицы, глаза не обещали нам ничего хорошего. Судя по всему, спать Кэрри не ложилась, предпочтя сну более увлекательное занятие – шпионаж за заговорщиками, которые задались грандиозной идеей спасти мир. Причем решили провернуть спасательную операцию без участия третьего члена своей команды, лишенного прав по возрастному и половому признаку.

– Вот уж не ожидала от тебя, папа, такой подлой выходки! – накинулась Кэрри на инициатора заговора, который от неожиданности потерял дар речи и лишь испуганно хлопал глазами. – Да как ты мог так со мной поступить! Ты же поклялся, что больше ни разу в жизни не сядешь в эту проклятую колесницу! И вы тоже хороши!.. – Не все упреки посыпались на бедного папочку, кое-что перепало и мне. – Сидите, поддакиваете, будто так и надо! Вам-то что: вы хоть до Кейптауна, хоть до Буэнос-Айреса трусцой добежите и не запыхаетесь! А папа – пожилой человек, ему волноваться и перенапрягаться вредно! А тем более в пекло лезть!.. – И снова набросилась на отца: – Никаких поездок! Тем более на этой чертовой колеснице! Помни, ты поклялся! Капитана я не держу, он может отправляться куда угодно. Пешком, на машине, по земле, по трубам – мне все равно. А ты остаешься дома! Ясно?! Ясно, я спрашиваю?..

Дядя Наум робко пытался не то возразить, не то оправдаться, но любимая дочь не давала ему и рта раскрыть. Перебранка Кауфманов напоминала тушение жаркого костра из кофейной чашки. Редкие брызги оправданий Наума Исааковича не охлаждали распаленную яростью Каролину, а лишь заставляли ее еще больше шипеть и выпускать пар гнева. Хотелось подольше понаблюдать за столь любопытной сценой, но это было попросту неэтично – семейный скандал дело сугубо интимное, и присутствие при нем свидетелей излишне.

«Ну вот и замечательно, – с облегчением подумал я. – Проблема разрешилась сама собой. Поездка в ад отменяется – Кауфман нашел на свою голову неприятностей, не выходя из дома. Пойду-ка лучше отосплюсь. Права девочка: нечего сегодня разумным людям соваться в этот сумасшедший центр».

Не обращая внимания на беснующуюся Кэрри, я равнодушно зевнул, обнажив свои знаменитые клыки, после чего направился к выходу – троглодит не вмешивается, ему абсолютно нет дела до чьих-то внутрисемейных разборок. И вообще он устал и отправляется отдыхать…

– Спокойной ночи, – пожелал я напоследок Кауфманам. – Если вдруг понадоблюсь – я у себя.

Ответного пожелания я не дождался, поскольку занятые выяснением отношений отец и дочь меня попросту не расслышали.

… И потому представьте мое удивление, когда следующим утром ни свет ни заря Кауфманы явились на порог моего дома, одетые по-походному и с сумками в руках.

Спокойной ночи у соседей явно не получилось. Наум Исаакович выглядел печально, как никогда, под глазами его набухли отеки, а на обычно живом выразительном лице застыла маска непроницаемого уныния. Каролина была растрепана и бледна, и на фоне нездоровой бледности ее красные заплаканные глаза выделялись очень заметно. Кэрри избегала встречаться со мной взглядами – видимо, испытывала неловкость и за вчерашнее неподобающее поведение, и за сегодняшний неопрятный внешний вид. Однако, несмотря на отгремевшую перебранку, было непохоже, что папа и дочурка продолжают пребывать в ссоре. И хоть спросонок мое настроение также являлось мрачным, я все-таки нашел в себе силы порадоваться за соседей, вставших на путь примирения и согласия.

Впрочем, радоваться насчет их полного согласия пока было рано. Даже беглого взгляда хватало, чтобы определить: ссора завершилась компромиссом, выработанным после долгих ночных дискуссий. Враждующие стороны пошли на взаимные уступки, а на какие именно, указывал походный наряд обоих Кауфманов и их поклажа, вещей в коей было явно больше, чем на одного щупленького Наума Исааковича.

Значит, спасательная операция все-таки состоится и Каролина Наумовна отправлялась вместе с нами. Не сказать, что меня обрадовало ее участие, право на которое она выбила ценой неимоверных усилий, но возражать я не стал. Что ж, раз отец не возражает против участия дочери, значит, присмотрю за обоими.

Из сумки, что держала Каролина, торчала рукоять ее любимой игрушки, удлиненная в два раза после моей рекомендации. Кровавый кошмар кауфмановского курятника – топор был зачислен в команду на правах четвертого члена, но против его участия, в отличие от участия Кэрри, я бы возражать не посмел. Наш острый стальной соратник не требовал ни воды, ни пищи, места занимал мало, зато его присутствие действовало на меня успокаивающе. Как учил опыт палеолита, наличие даже самого примитивного оружия куда лучше, чем его отсутствие.

– Вы готовы, капитан Гроулер? – осведомился Наум Исаакович.

– Разумеется, – кивнул я, выдавливая приветливую улыбку и делая вид, что не помню о вчерашних размолвках. – Разве можно отказаться от увлекательной прогулки в такой чудесной компании?

Чудесная компания глянула на меня исподлобья, явно не разделяя столь необоснованного оптимизма.

Как и все изобретения Наума Исааковича, «Неуловимый» также использовал в качестве источника энергии либериаловый генератор, поэтому, в отличие от автомобилей эры Сепаратизма, работал беззвучно и не выделял в атмосферу газообразную отраву. А в случае, если бы Кауфман вдруг решил воссоздать дух минувшей эпохи и оснастил «Неуловимого» двигателем внутреннего сгорания, ничего бы у него не вышло. По элементарной причине: дядя Наум попросту не нашел бы для такого двигателя горючее. Ну, если бы, конечно, не пробурил во дворе скважину и не соорудил нефтеперегонный аппарат. При наличии нефти и желания в ней пачкаться у Кауфмана непременно все бы получилось. Я даже понятия не имел, выпускалась ли вообще сегодня такая штука, как бензин. По-моему, достать в наше время фураж для лошадей было куда реальнее – их некоторые поклонники экзотической фауны еще разводили. Поклонники грязных, грохочущих и воняющих двигателей внутреннего сгорания мне пока не попадались.

Кауфман выгнал автомобиль наружу и побросал наши пожитки в грузовой отсек. При этом дядя Наум дважды уточнил у дочери, все ли замки в доме она заперла, а также достаточно ли корма и воды в курятнике, после чего все равно вернулся и перепроверил. Пока он совершал прощальный обход владений и запирал ворота гаража, мы с ворчащей Каролиной разместились в тесной кабине «Неуловимого». Я собрался было втиснуть свое крупногабаритное тело на более просторное заднее сиденье, однако Кэрри указала мне на то, что находилось рядом с креслом оператора. Я поморщился, но возражать не стал – было весьма познавательно понаблюдать за тем, как дядя Наум управляет собственным изобретением.

Непривычно, что при посадке в транспорт передо мной не перемигивались индикаторы; кресло не «обнимало» меня мягкими, но крепкими объятиями антиперегрузочных силовых полей; не закупоривался герметичный люк и приятный женский голос не желал доброго пути. Правда, последнее неудобство в какой-то мере компенсировало ворчание Каролины, но то, что она бубнила под нос, было отнюдь не счастливыми напутствиями.

Наконец дядя Наум завершил последние хлопоты, уселся в кабину и нажал какие-то сенсоры на панели управления. «Неуловимый» тронулся с места безо всяких подготовительных церемоний и неторопливо покатил со двора. До ушей доносились лишь шуршание травы под колесами да сосредоточенное сопение Наума Исааковича, управляющего автомобилем при помощи колеса-манипулятора.