Поводок для пилигрима

Душно как в парилке. Тяжело дышать. Одежда быстро промокла, и липла к телу. Коснулся стены. Водяные капли остались на руке. На каждом шаге звуки умирающей жизни.

Проход то сужается то расширяется, но даже в широком месте двум всадникам не разминутся. Стоны и всхлипы становятся громче, но теряют естественность и правдоподобие. Теперь они не напоминают муки жертв, скорее игру бесталанных артистов.

Скальные стены расступаются, дорога резко идет вверх широкими насыпными террасами. Прибыл…. Во все стороны, сколько не гляди, высокие гранитные обрывы и где-то высоко песочное небо напоминает о солнечном свете. Дно каньона. Сумеречное и невзрачное. Повсюду мелкие бурлящие озера, какие с водой, какие с густой жижей, чье бульканье и всплески многократное эхо искажало в хрипы и стоны. От кипящей грязи и воды поднимался густейший пар, который низовой ветер гонит в проход, выталкивая на встречу идущему. Долину больше охранял страх нежели природные чудеса. Проехав немного, спрыгнул с коня и подошел к одному из озер. На вид более спокойному. Сунул руку в воду! Тепленькая! Лизнул мокрую ладонь! Минеральная!

Постоял, оглядывая местность и поджидая своих. Не верил я, что Волчата отступятся.

Из прохода появился Ли, затем Ваянн и вся гвардия под Волчьим знаменем.

Как насчет ванны после долгой дороги? обратился я к ним. Пацаны в неверии крутили головами. Они в священной запретной земле Кланов! Таким деянием никто в мире кроме них похвастаться не мог.

Я быстро разделся и зашел в водицу. Ох, мамочка ты моя! Карловы Вары! Сто лет мечтал и сто лет дожидался!

Жалко спину поскоблить некому, отозвался я, отплыв подальше от берега.

Надо было Хелли взять, подсказал мне Ваянн.

Баба в походе, очередь в кусты, ответил я ему.

Им дай только волю. Через минуту в озере приткнутся некуда. Волчата плескались, орали, кунали друг дружку, ныряли с плеч и в подкидку.

Выбравшись на берег я посоветовал Ли и Ваянну не упускать возможности.

Дома не скоро будем.

Покончив с купанием, поели хлеба, затвердевшего хоть меч об него точи, сыра, пахнувшего прелью нестиранных носков, и вяленного мяса, чьи полосы напоминали и цветом и вкусом, и невозможностью прожевать порезанный дерматин.

Осмотреться бы? предложил Ваянн. Старый рубака походил на мудрого лиса, самоуверенного и шебутного.

Осмотримся, поддержал я его. Ветер здесь дует в одном направлении. Причем низом. Думаю имеется второй выход или вроде того.

Двинулись с оглядкой. За грязевым озерцом, плевавшимся горячей глиной во все стороны, что перекормленный младенец манной кашей, наткнулись на насыпные курганы. На каждом дерево, увешанное цветными лоскутами, мешочками, кулонами с огромными подвесками, монисто по более иной кирасы и прочими подношениями.

Не брать даже нитки, приказал я и пригрозил. Руки откромсаю вместе с башкой.

Лежат не трогают, вот и вы не трогайте, поддержал меня Ваянн. Нет в том трофея погост обобрать.

На одном из курганов черный полированный обелиск. По блестящей поверхности серебристая витиеватая надпись.

Анайа**, прочитал я имя.

Бабе памятник… выказал осуждение Ваянн.

Матери, пояснил я. Черный обелиск то…

Матери? Тогда конечно, старый мечник поспешил загладить неловкость.

За курганами храм. Простой прямоугольный неф, набело оштукатуренный. Штукатурка покрыта фресками и надписями.

Каракули зачем? спросил Ваянн, на этот раз не спеша с речениями.

Пожелания Милости, и прочел я некоторые из них. Просьба о выздоровлении и ниспослании долгих лет жизни, молитва за сына и прочее.

А чего другого места нет, как на стенах писать? донесся голос Джако.

Мертвые передадут Творцу просьбы живых, пояснил я тонкость религиозной хитрости.

За храмом площадка. В центре пирамида. Вчетвером, остальным нет места, поднялись по высоким ступеням на верх. На пирамиде, на малахитовом постаменте, огромный необработанный алмаз.

Единственное место куда дотягивается свет. И прямо на кристалл. Отраженные, преломленные лучи расходились во все стороны миллионами разноцветных игл, пронизывая воздух и растворяясь в нем невидимой субстанцией. Алмаз сиял едва не ярче светила, подарившему ему кроху своей силы.

Камень да не Духа. Протягиваю руку и подставляю под лучи. Пальцы украсились колечками радуг, кончики фаланг замерцали голубоватыми искорками. По руке поползло тепло. Складываю Знак Творца. Сияние едва заметно дрогнуло, впитываясь в мою ладонь как в губку. Шрам на щеке сковал движение лицевых мышц. Поглощенный свет потек вверх к локтю, к плечу, по шее… В затылок ударила теплой волна… Не боли… Пьянящей легкости… В сознание всплыло одно из многих слов Ашвины… Будто кто-то произнес его безразличным глухим голосом.

Поспешно убрать руку. Рискованно в такие игры играть.

Узнают о камушке… Сотни дураков устремятся сюда. Дотянутся ручонки пакостные и конец красоте. Я показал на ромашку. Робкий цветок проросший у постамента явился в свете алмаза невообразимым чудом. Утянут, распилят и продадут. Да еще поубивают народу за него побольше чем мы видели.

От площади с пирамидой отходила тропа. Ехать по ней чистое мучение. Вся перегорожена воротцами. Две палки да поперечина. Сто раз поклонишься.

Стены ущелья начали сходились, наползая и громоздясь друг на друга. Вдалеке, в светло-коричневом камне показалась дыра пещеры. Но не это важно. У самого входа, на песчаном клочке, разбит лагерь. Позади меня ропот и звень оружия. Волчата доставала мечи. Им теперь по плечу любой бой. И любой приказ они примут буквально, без раздумий.

Это были всего лишь паломники. Десятка три женщин и детей, под доглядом седобородых старцев.

Завидев нас, лагерь пришел в оживление. Поднялся крик и плач, женщины забегали, засуетились. Я направил коня прямо к цветному шатру, чьи пологи расшиты минаретами. Над ним полоскался флаг с изогнутым змеем. Принадлежало жилище скорее всего малику**.

Он вышел мне на встречу, встревоженный криками и беготней. Увидел меня и Волчат остановился. В прищуренных глазах нет страха за себя, но тревога за вверенных ему людей. Следом за ним из шатра выскочила старуха и девушка, кутающаяся с головой в накидку.

Малик попятился прикрывая собой женщин и девчонку.

Я, Джумани. Мы из Хучженей, предупредил нас он сверкнув глазами. Первые из кланов Благословенной земли Создателя!

Ему ни кто не ответил. Капрал, до этого бывший спокойней других, взялся за эфес. Меч вытащил не ширкнул. Беззвучно.

Здесь только женщины и дети, произнес Джумани, наблюдая за капралом.

Вскидываю руку предупреждая слова Ваянна.

Со мной Айша, нареченная Радку Хулуга…, перехватил мой взгляд малик.

Губа не дура у Хулуга. Девица справная. Бровью поведет дыхание замирает и пульс за двести подскакивает. Разглядывая Радкову избранницу отчетливо чувствую творится неладное. Будто невидимая рука сплетает судьбы присутствующих людей в одну нить. Сплетает, ладно, без узелков и огрехов, накрепко, намертво… Чудеса… Но я разуверился в чудесах. Не к добру действо. Та же рука нить эту и оборвет, не пожалеет.

Айша смущаясь прикрывает лицо концом шелкового шарфа, повязанного вокруг её шеи. Быстро оглядываюсь! Чтоб тебя! Алэн! Взгляд как у прозревшего слепого. Смотрит не оторвется, боится пропустить, проглядеть, не запомнить. Эдак угораздило парня! Что ж ты рот раззявил? Своих девок мало? Узрел! Теперь искровенится душа, замутит разум, отравит сладкими обманами и несбыточными надеждами.