Поводыри на распутье
Шрифт:
Впрочем, Дементьев и так не бездельничал.
На составление следующего пакета программ Илья потратил около шести часов, поскольку практически все писал по памяти. Причем не из «балалайки», а из своей, человеческой памяти, ибо даже обрывки составляемых алгоритмов могли привлечь внимание безов и указать, что скромный студент-первокурсник знает и умеет значительно больше, чем должен. Каждый из таких обрывков – это допрос в «Пирамидоме», а сложенные в один пакет – Африка, рудники, арендуемые СБА у «Всемирной Рудной Компании». Ворвись сейчас в комнату безы, и все – жизнь закончилась. Из Африки не бегут, из Африки не возвращаются. Но Дементьев работал спокойно, был уверен в принятых мерах безопасности. Не спеша составил
На этот раз требовался более длинный звонок Карбиду, но Илья все спланировал заранее.
– Внимание, вам звонят из информационного центра СБА, вы говорите с роботом, проводящим выборочную проверку чипов…
Даже самые отмороженные уголовники не рисковали прерывать связь с «Пирамидомом» и послушно отвечали на задаваемые вопросы.
Карбид не стал исключением. Он вежливо побеседовал с «роботом», а тем временем в его голову вполз подготовленный Ильей пакет.
А еще через три часа спящего Дементьева разбудил звонок: освоившаяся в байкерской голове программа сообщала, что готова организовать скрытый канал связи.
Возвращение Щеглова в Москву сопровождалось не меньшими мерами предосторожности, чем отбытие в Эдинбург. Тепло попрощавшись с «коллегами», «резервный пилот» взял такси и направился в Царское Село, не в самый дорогой из его районов, разумеется. По дороге Мишенька убедился, что слежки за ним нет, если не считать едущую на двух машинах группу прикрытия, и заключил, что путешествие прошло успешно. Переоделся Щеглов в одной из квартир СБА, затем спустился в подземный гараж, где его ждали оперативники отдела прямых переговоров, и отправился на доклад к Мертвому.
Ответ шотландца – оригинальную открытку – Мишенька получил еще в полете. И, понимая, что Кауфман ждет именно эту информацию, начал с нее:
– Господин Макферсон отнесся к нашему предложению более чем благожелательно. Он готов к сотрудничеству.
Максимилиан удовлетворенно хмыкнул:
– Как долго его пришлось уговаривать?
Но смысл вопроса был другим: твое мнение, Щеглов, о шотландце? Доверять можно?
– Я абсолютно уверен в искренности нашего общего друга, доктор Кауфман, – ответил Мишенька. – Господин Макферсон оценил ситуацию предельно серьезно, взял время на размышление и, я уверен, потратил его с пользой. У меня нет сомнений в том, что господин Макферсон принял наше предложение, а не затеял, с подачи господина Моратти, некую контригру.
Щеглов умел работать с людьми, оценивал их быстро и очень точно, практически никогда не ошибался, поэтому Мертвый поручил непростые переговоры с Макферсоном именно ему.
– Насколько неуправляемым он станет после избрания?
Мишенька тонко улыбнулся.
Кандидатура шотландца была выбрана не просто так. Кауфман тщательно изучил директоров СБА, пытаясь найти оптимального кандидата на должность президента, и Шон, при всех своих недостатках, показался ему наиболее перспективным. Однако теперь Мертвый хотел услышать, как среагировал Макферсон на лестное и неожиданное предложение. Хотел услышать впечатления Щеглова, видевшего глаза Шона, говорившего с ним и наверняка составившего собственное мнение о кандидате. Совпало ли оно с портретом, нарисованным до встречи?
– Господин Макферсон не герой, доктор Кауфман. Он хитрый, самолюбивый, но его стержень из железа, а не титана. В ситуации «потерять все или подчиниться» он уступит. Даже если успех вскружит ему голову, одного
визита будет вполне достаточно, чтобы напомнить господину Макферсону об обязательствах перед друзьями.– Окончательный вывод?
– Господин Макферсон – член нашей команды.
– Отлично. – Мертвый улыбнулся. – Теперь поговорим о текущих делах.
Мишенька не был дома три дня. Он только что вернулся из командировки, в ходе которой спал всего несколько часов, упражнялся в управлении сверхзвуковым самолетом и проводил сложные переговоры. Щеглову требовался отдых, но Мертвый рассудил иначе. Значит, у него были на то веские основания.
– Я слушаю, доктор Кауфман.
– Человек Моратти неплохо поработал. У нас довольно напряженная ситуация в Аравии, и я подозреваю, что будет еще сложнее.
– Я читал новости, доктор Кауфман, и совершенно с вами согласен, – кивнул Мишенька. – Они не остановятся на достигнутом. – Помолчал. – Я должен заняться этой проблемой?
– Нет. Бунт оставим Слоновски. А ты должен подумать, когда и как на меня будет совершено покушение.
– Мы должны совершить на вас покушение? – уточнил Щеглов.
– Нет. Ты должен предотвратить покушение на меня.
– Есть информация?
– Моратти понимает, что, даже потеряв должность, я останусь влиятельным человеком. Боюсь, он сделал правильные выводы из истории с Петрой, понял, что не имеет власти в Анклаве, и хочет прижать меня по-настоящему. То есть – убрать. И ты должен подумать, когда и как он это сделает.
Днем ночные заведения напоминают аквариумы со спящими рыбками: антураж присутствует, пузырьки поднимаются к поверхности, заставляя подрагивать водоросли, но блеска нет. Нет жизни. Официанты вяло снуют между столиками, заказы исполняются неспешно, охранники дремлют, редкие посетители наслаждаются тишиной. Днем рестораны ночных заведений – места уединенные, покойные, наиболее подходящие для серьезных разговоров.
– Он избил вас палкой? – переспросил Петруха.
– Да, – мрачно ответил Тимоха. – Он избил нас палкой.
– С тобой же была куча канторщиков!
– Заткнись! – посоветовал старший Бобры.
Петруха покачал головой.
Тимоха на весь Анклав славился невероятной физической силой. Заслуженно славился. Мощь старшего брата потрясала воображение: он с легкостью рвал цепи и гнул ломики. Причем сила была дана ему от природы: никаких трансплантатов Тимохе не вживляли, никакими стимуляторами мышцы не накачивали. Таким уродился. На Болоте слагали легенды о здоровом как бык канторщике, передавали истории о драках, в которых он одерживал победы над превосходящими силами, и о его умении одним ударом проламывать корпус мобиля. Непобедимость Тимохи казалось такой же естественной, как ежедневный восход солнца на востоке.
И вот он рассказывает, как был избит. Одним-единственным человеком.
– В это трудно поверить, – протянул Митроха.
– Тебе! – хмыкнул Тимоха. – А каково мне? У него руки как железные, ей-ей не вру. Он меня на болевой взял, я чую, руки – мертвые.
– Протезы, что ли?
– А кто его знает? Только меня не обманешь. Я смерть чую.
Старший Бобры выпил водки и налил еще. С ним не спорили, знали, что чутья у Тимохи не меньше силы.
Петруха почесал в затылке, Митроха цокнул языком, а Николай Николаевич уставился на экран карманного коммуникатора, решил посмотреть скачанную из «балалайки» Тимохи запись драки. Ее уже изучали и обсуждали, не нашли ничего интересного: изображение смазанное, расплывчатое, даже мощным компьютером не вытянешь, но Николай Николаевич вернулся к ней. Просмотрел. Запустил снова. Вздохнул. Почесал кончик носа.