Поворот

— Вот, господа, именно эти машинки мы и собираемся делать для нашей армии. Для победы нашей армии над супостатом. Не пушка, конечно, но пехотинцу в помощь она точно лишней не будет.

— Хм… а за сколько вы такие… изделия желаете армии поставлять?

— Запрашивать много мы точно не станем, не ради богатства, а ради победы машинку сию господин Аристархов выдумал. А так как устройство тут простое, да и материалы недороги… по нашим подсчетам один такой миномет армии встанет рублей в пятьсот, а мина — каждая, но без дополнительных зарядов — примерно в четыре с полтиной. А если армия изыщет чугун не на рынке, да где-то без нас наладит изготовление опорных плит, то цену, думаю, еще на четверть сократить выйдет…

— Очень интересно… а мину эту вашу поближе посмотреть можно?

— Господа, а где вы раньше-то были? У меня их и была-то одна дюжина, я все их и потратила. А новые выделать… я, собственно, к господину генералу Ипатьеву за тем и приехала: нам для производства химики нужны. Можно даже не особо опытные, выпускники университета подойдет: их все равно переобучать придется. Но знания у них уже должны быть, чтобы хотя бы понять, чему их учить мы станем…

— И это все, что вам потребно? А сколько вы этих…

— Минометов или мин?

— Минометов для начала, сколько вы их выделывать в состоянии будете?

— Если без плит, то два десятка в сутки, с плитами — штук пять. А мин сколько — это как раз от химиков будущих и зависит…

Химики приехали, причем им даже жилье ГАУ нашло и оплачивало. Но вот сразу наладить выпуск нового оружия все же не получилось — да на это никто и не рассчитывал. Впрочем, полдюжины минометов капитану Лаврову отправить «на испытания в боевой обстановке» получилось. Уже в конце октября шестнадцатого года, когда капитан Лавров стал уже командиром батальона. Который — особым приказом Николая Николаевича — получил «специальный статус». И вот этот статус сильно помог реализовать «второй шаг» в намеченном пути. Но — позже, сильно позже. Когда было еще много чего проделано, да и количество «попаданцев» подросло…

Глава 3

Попаданцев стало больше: «проявилась» еще одна инкарнация инженера Линна и еще одна Ха-Юн, и последняя очень радовалась тому, что она оказалась «похожей на оригинал». Инженер слился довольно далеко от Москвы с простым крестьянским парнем Йоханом Линдом, только не с русским (в смысле, не с поданным Империи), а вообще со шведом, причем именно в Швеции это и случилось. Парень поступил просто: разругавшись с родителями он пошел и официально поменял имя на «Линн», а затем — какими-то не самыми благородными путями разжившись денежкой — приехал в Москву «по делам фирмы». Неблагородство заключалось в том, что он устроился в компанию ASEA как раз переводчиком с русского языка и там начальству навешал лапши о том, что какие-то его хорошие знакомые готовы сделать крупный заказ — и ему шведы поверили, отправив в командировку вместе со своим специалистом. А Линн (уже по всем, причем совершенно подлинным документам Линн Линд) опубликовал в «Ведомостях» подготовленное объявление — и спустя несколько дней просто «пропал». Не совсем пропал, его начальник все же встретился с «потенциальным заказчиком», в роли которого выступил Петр Иванович, выяснил, что «русские хотят платить за оборудование втрое дешевле рыночной стоимости и на большую сумму не согласны», обругал переводчика довольно витиевато — и попросту его «уволил», отказавшись оплачивать обратный проезд домой. Но Линн по этому поводу вообще не расстроился, да и вообще никто (в особенности из попаданцев) по этому поводу переживать не стал. А так как наем на работу иностранцев в России почти ничем не ограничивался, Линн немедленно приступил к работе на заводике по выпуску минометов. Правда он ничего полезного на этом заводе сделать не мог… пока не мог, но изучал он «современные инженерные науки» весьма усердно.

Что же до Библиотекаря, то третья инкарнация Ха-Юн попала в дочь бурятского купца, приехавшего в Екатеринбург по каким-то своим торговым делам, причем попала она еще в конце лета пятнадцатого года. Но до осени шестнадцатого она не смогла хоть как-то о себе весточку подать, да и в Москву выбраться у нее никак не получалось. Просто потому, что ее отец, когда дочка «внезапно заболела» в Екатеринбурге, немедленно отправил ее (с кучей провожатых) обратно в Верхнеудинск, а оттуда ее сразу забрали родственники и увезли вообще в какую-то бурятскую глушь — чтобы местные шаманы «изгнали из девочки демонов». Ей вообще повезло, что способы изгнания этих демонов шаманы применяли достаточно мирные и здоровью существенного вреда не наносящие. А потом, чтобы все же выбраться из-под опеки родственников, ей пришлось пойти на настоящую аферу, с вовлечением в нее русского офицера, ехавшего из Хабаровска на фронт и застрявшего в Верхнеудинске по болезни: она по бурятскому обычаю «вышла за него замуж» — объяснив, что в соответствии с действующими законами она все же его женой нигде, кроме Верхнеудинска с окрестностями, считаться не будет, и вместе с ним уже уехала в Иркутск. Откуда, честно поделив с офицером свое приданое (точнее, отдав ему оговоренную сумму) она уже «своим ходом» отправилась в Москву. С паспортом, выписанным верхнеудинской полицией (там все же бурятские обычаи признавали). И в октябре шестнадцатого в доме Петра Сапожникова появилась Юмсун Жаркова. И там стала «самой загадочной персоной»: даже сама она не знала, сколько же ей лет. По косвенным признакам можно было предположить, что ей где-то от четырнадцати до шестнадцати лет, но вот относительно места рождения даже предположений никаких не было. Если уж совсем строго к вопросу подходить, то было даже непонятно, является ли Юмсун русской подданной или же китайской — но раз паспорт получить удалось, то вопрос этот стал в общем-то риторическим.

После приезда Юмсун в Москву Линн, что-то долго прикидывавший на бумажке, сообщил, что с вероятностью свыше девяноста девяти процентов четвертый раз команду «поехали» на станции отдать все же не успели, а появления «недостающих» четырех человек можно ожидать с той же вероятностью в течение ближайших девяти месяцев. Но так как в целом «история идет примерно по тому же пути», сидеть спокойно до следующего лета у собравшихся вряд ли уже получится, так что нужно работу намеченную как можно сильнее ускорить. А так как «чем раньше вмешаемся, тем легче нам будет потом», пришлось Василию Васильевичу срочно отправляться в Тифлис. Туда ехать предложила все же Зайзат, то есть Елена Павловна, и ехать она сама намеревалась, но девочке очень быстро объяснили, что ее дело — сидеть и помалкивать пока серьезные дяди (внешне дяди, причем именно серьезные) не предложат ей продемонстрировать свои таланты…

Девочка по этому поводу пожаловалась Марии Федоровне:

— Я уже привыкла и думать о себе в женском роде, и даже писать сидя — но вот к тому, что о чем-то серьезном могу только с вами говорить, привыкнуть до сих пор не могу. Бесит это меня, понимаешь?

— Это еще не бесит, это всего лишь разминка перед настоящим бешенством, — усмехнулась давно уже известная своей склонностью к «состраданию» медик. — Вот подрастешь, гормоны у тебя бурлить начнут — вот тогда и приходи, я, надеюсь, к тому времени смогу какие-то препараты успокоительные подыскать.

— Это ты запугиваешь или предсказываешь?

— Ни то, ни другое. Просто информирую. На самом деле тебе хуже всех пришлось: все мы в значительной части остались теми же людьми, к которым наши матрица добавились, даже Федька — и тот остался нижегородским мальчишкой, просто получившим кучу новых знаний. А вот ты… эта девочка никаких знаний и раньше не имела, была с раннего детства на положении мелкой прислуги, ни опыта у нее никакого, ни понимания жизни. И ты — Александр то есть — сейчас большей частью именно штурмовик системы, и ломая себя пытаешься вжиться в эту новую для тебя оболочку — а вот тебе это сделать по-настоящему трудно, психологически трудно. Но деваться-то тебе некуда, так что терпи уж. А мы — все мы — постараемся тебе в этом помочь. Но ты и сам… сама все понимаешь, так что именно от тебя зависит, как ты в жизни устроишься. А если очень сильно повезет…

— В чем именно?

— Забудь пока. Если повезет, я тебе обязательно скажу. Потом. Может быть…

С налаживанием выпуска минометов просто повезло, причем больше всего повезло тем, что из Варшавы был эвакуирован заводик по производству патронов. Вот только заводик этот производил (в Варшаве) главным образом патроны охотничьи, с бумажными гильзами, а спрос на такие в военное время практически обнулился — и оснастка завода так и валялась на армейских складах невостребованной. Поэтому приобрести ее за очень умеренные деньги оказалось делом несложным, да и найти рабочих для производства этих гильз труда не составило. Так что чем мины снаряжать, стало очень быстро понятно.

Что же до самих мин, то чугунные корпуса для них заказывались поначалу на небольшом чугунолитейном заводике, в основном промышлявшим производством чугунков и сковородок: спрос на такие изделия тоже угас, так что заказы эти исполнялись с удовольствием и очень быстро. Хвостовики к минам делались уже «своими силами», а минометы…

В России для каких-то довольно специфических нужд делались (причем сразу на трех заводах, в Нижнем Новгороде, в Перми и в Харькове) цельнотянутые стальные двухдюймовые трубы, причем делали их из стали марки А20 — то есть из той же, из которой стволы винтовочные делались. Правда двухдюймовыми трубы эти были снаружи, да и стенки у труб были аж в две линии — но какое-то московское «инженерное бюро» очень быстро придумало и изготовило машинку для «растягивания» этих труб, а затем растянутую трубу (точнее, отрезок трубы в аршин длиной) аккуратно на заводе обтачивали изнутри и снаружи — и получался прекрасный (и довольно легкий) ствол калибром в пятьдесят миллиметров. Опорную плиту просто гнули из стального листа в две линии толщиной, ножки опор вообще из линейного листа на ручном гибочном станке делали — так что миномет получился и в изготовлении несложным, и по цене более чем приемлемым.

А вот со взрывателями и взрывчаткой поначалу было сильно сложнее: пришлось нанять нескольких студентов из Московского университета и попросту «умыкнуть» очень хорошего токаря с завода Брамлеев — но все это и в копеечку изрядную встало, и нервов была потрачена куча, а на выходе вышла всего дюжина мин. Но когда генералы из Главного артиллерийского управления увидели, как миномет работает, да еще в исполнении очень молодой и явно невоенной дамы, ситуация быстро изменилась. И специалисты буквально из ниоткуда возникли, и все нужные материалы и полуфабрикаты практически всегда в достатке оказывались. И даже на заводике появилась своя чугунолитейка — но и после всего этого армия стала получать по паре десятков минометов в сутки. И хорошо если по три сотни мин…