Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Повседневная жизнь армии Александра Македонского
Шрифт:

VIS(на санскрите клан, группа из нескольких семей; это слово соответствует греческому oikos— семья, домочадцы, а на латыни villa— сельская агломерация, vicus— селение, улица, квартал).

WER(древнеперсидский: avarana— форт; латинское urbs— ограда; фракийское bria— город).

Смысл этих слов сводится к трем типам: 1) выгороженное, огражденное место, построенное для защиты, то есть ограда, фортификация: таков самый основной смысл, очевидно, самый древний, когда люди объединялись, чтобы стать сильнее и защищеннее; 2) постоянное жилище, постоянная резиденция в противоположность лагерям пастухов-кочевников; 3) место политического и религиозного собрания, порой праздничного: таков наиболее поздний смысл любой массовой агломерации, по-гречески polis, ставшей позднее институтом, организмом, полисом.В смысле материальном, как кажется, более древние захватчики определяли и противопоставляли два типа агломераций: защищенное место, более-менее постоянное или временное, и открытое место, более-менее подвижное. Исторически новые завоеватели отличали старые укрепленные города балканского мира от смешанных агломераций, которые они создавали, и различали старинные термины, названия larissa, theba, glamia, tederi(три слова пеласгов и одно ликийское) от полиса, подобно тому, как англичане позднее станут различать town— посад и city— столицу. В Галлии археологи подобным же образом выделяют

два типа городов: место укрытия на горной вершине или отгороженном горном отроге, с одной стороны, и святое место, святилище, понемногу привлекающее к себе временные праздники, паломников, рынки. Следовательно, город в Греции, по крайней мере в IV веке до нашей эры, являлся результатом тысячелетней эволюции, продуктом цивилизации, то есть строительства, общественных институтов и культуры, в то время как другие поселения были простым объединением населения, ограниченным несколькими тысячами человек, своим расположением в защищенном месте и превосходством над окрестностью.

Уточняя отличия между греческим городом и городами Финикии, Египта, Персии и Индии, отметим, что первый стремился стать, если еще не был, полисом, в то время как остальные оставались «местами» определенными, постоянными, укрепленными или нет, в основном осуществлявшими контроль над торговым обменом и коммерческими потоками. Такое же отличие существует и между двумя типами коллективной жизни: в греческом городе «гражданин» принимал участие в управлении и администрировании своей страны; в других городах жители отстояли от власти на более или менее далеком расстоянии. Кто говорит «полис», подразумевает «политика». Кто говорит «закрепленное место», подразумевает жилище, рынок, участок, обеспечивающий защиту группы людей и их связей между собой. Здесь акцент ставится на замкнутость, закрытость, иерархию, командование. В Греции акцент ставился на жизнь в коммуне, открытость, обсуждение. Греческий город основывался на разделении властей; персидский город — на централизации. Два типа городов — два типа власти. В середине IV века до нашей эры, несмотря на многочисленные известные примеры монархий и даже тираний, греки чаще всего выбирают демократию — столь ясно и осознанно, что одной из первых забот «освободителя» греческих городов Малой Азии в 334–333 годах являлось установление в них демократических режимов. Что касается подвластных общин Африки и Азии, македонский царь, унаследовавший от своего отца понятие управления, администрации, руководства людьми, то есть по сути понятие государства, предоставил местным властям частичную автономию при условии, что они будут повиноваться указаниям, поступающим из столицы. Вероятно, шесть лет спустя после пожара в Персеполе Александр сожалел не о разрушении крупного города, богатого людьми и ресурсами, сильного, хотя и беззащитного, а о том, что он потерял центр, из которого своей волей мог с наибольшим удобством управлять всей империей. Ни Экбатана, ни Сузы, ни — еще того менее — Вавилон не могли заменить Персеполя, чтобы управлять одновременно Египтом и Индией. Столица — вот новое понятие, город, расположенный настолько удобно, чтобы стать «головой» огромного тела, в котором провинциальные агломерации всего лишь члены. Осталось узнать, согласятся ли греческие города, даже свободные и автономные, подчиняться этой «голове» или, по крайней мере, объединиться с ней, чтобы не вести политику в собственных интересах. Говорят, что игра в шахматы была придумана царем Персии или для него. Буквально это игра shah, «шах», в царя по-ирански; политическая и военная игра, в которой первенствовали жители Востока. Греки не желали быть в ней пешками.

Колонии нового типа

Чтобы примирить непримиримых, завоеватель должен был отыскать очень гибкие средства, учитывающие особые случаи. Взяв приступом и разрушив множество городов, необходимо было найти им замену. Уведя стольких балканских пролетариев и безработных далеко от дома и стронув с места стольких пленников, требовалось обеспечить их работой. Разбудив притязания стольких греко-левантийских искателей приключений и торговцев, требовалось их удовлетворить, не покушаясь на их свободы. Отсюда строительство как минимум трех типов агломераций: торговых городов, колоний для населения, опорных пунктов или сторожевых постов. Необходимо также было обеспечить сотрудничество побежденного и вроде бы покоренного населения. В основном македоняне использовали политику, уже принесшую им успех в провинциях, более века присоединенных к старой Македонии, в Иллирии, Пеонии и Фракии: политику смешивания. В новых колониях — в Амфиполе, Филиппах, Александрополе во Фракии — отец Александра поселил за крепостными стенами бок о бок семьи македонских добровольцев, коренных жителей, привязанных к земле или лесу, торговцев и иностранных ремесленников. Там учитывались самые различные интересы, международные по своей природе, а администрация и военные губернаторы с их царскими чиновниками и милицией заставляли жителей подчиняться. В то же время цари отвечали глубоким чаяниям греческого народа, вот уже четыре сотни лет колонизировавшего все доступные берега Средиземного и Черного морей и сталкивавшегося повсюду с двумя одинаковыми препятствиями: оппозицией местных жителей и отсутствием центральной власти. Со своей стороны, три самых великих политических теоретика IV века до нашей эры Исократ, Платон и Аристотель не переставали повторять, обращаясь к Филиппу Македонскому, Дионисию Сиракузскому и Эвагору Кипрскому, что следует основывать колонии нового типа, идеальные города, образцы гармонии и справедливости. Форма не имела большого значения — круглая, квадратная, звездообразная, лишь бы она соответствовала требованиям разума. Не важен режим, лишь бы он подчинялся принципу власти, божественному в своей сущности. Сами того не подозревая, строители семилетия, с 331 по 325 год, буквально воплотили в жизнь идеи отца геометрии и математических пропорций Пифагора (572–492 годы), жителя городов Навкратис (Египет), Кротоны и Метапонта (Великая Греция). Государство творит город. Пространство, в котором укореняется власть, новая колония будет одновременно геометрическим местом и сателлитом, средним термином системы суверенитетов. Отгороженность больше не будет его специальным признаком. Это будет план, подобный хорошо известному плану города Метапонта.

Александрия в Египте

Первый город, основанный греко-македонским войском, египетская Александрия, как всем известно, был заложен через три года военных кампаний и в Африке, а не в Азии. Почему так медленно и слишком далеко от зоны боев, в то время как Александрополь, военная колония, был построен в 340 году у фракийских медов (в современной Болгарии) сразу после молниеносной кампании? Существовало очевидное стратегическое основание, которое с давних пор предлагается в качестве объяснения: войско должно было занимать, удерживать и контролировать страну, только что захваченную в конце 332 года, готовую вновь вернуться в лоно Персидской державы, если бы Дарий собрал достаточно воинов и если бы удача отвернулась от победителей в битве при Иссе. Египтян называли непостоянными. Перед отправлением основных сил войска навстречу новым битвам с персами следовало укрепить свои тылы. Однако следует отметить, что строительство Александрии на пустынном берегу, за внушительной оградой рифов, было совсем не обязательным, и, вероятно, хватило бы хорошего гарнизона в Пелусии, Канопе, Саисе или Мемфисе. И к чему было здесь оставлять десять тысяч солдат и ремесленников, когда они так были нужны греческой армии в Сирии и Персии? На первый план выдвигались также и экономические основания: Тир и Газа уничтожены, греческая торговля отныне больше не имеет конкурентов в дельте Нила, но не имеет и торгового порта. Тем более что начиная с Псамметиха II в VI веке до нашей эры Греция располагала факториями в Саисе и Навкратисе, в местах, находящихся под пристальным наблюдением египтян и обремененных налогами. Но, зададимся этим вопросом еще раз, к чему выбирать самый западный рукав дельты, посреди дикой страны, с песками как на востоке, так и на западе и с болотами позади? Александрия «подле Айгюптоса», таково ее настоящее название, стала вызовом в смысле географии и экономики. К тому же получилось, что инженеры, строители городов, архитекторы и военные власти выбрали подобное место, взяв за основу исключительно греческие обоснования — политические. Раз уж им было невозможно объединиться с египтянами остальной части страны, законченными ксенофобами, с финикийскими купцами, закрепившимися в дельте, а с другой стороны, фаросская якорная стоянка уже прославила греков со времен легендарных приключений Одиссея, Протея, Менелая и прекрасной Елены, они ограничились напоминанием стихов своего национального поэта Гомера:

Остров такой существует на море высокоприбойном; Перед Египтом лежит он (название острову Фарос)… (Одиссея, IV, 354–355, пер. В. Вересаева)

Фарос, одна из дверей в «реку Айгюптос» в семи днях пути от Мемфиса, место обязательной остановки перед греческой колонией Киренаикой. И побольше фантазии, разовьем тему! Александр якобы увидел во сне великого, убеленного сединами старца, продекламировавшего ему эти стихи и призвавшего удостовериться,

что никакое другое место недостойно более носить его имя.

То, что царь вместе с небольшой группой сопровождавших увидел на самом деле, вероятно, вряд ли внушило ему уверенность. На эту мысль нас наводит рассказ Гелиодора из Эмессы, писателя, современника (и друга?) автора «Романа об Александре» (около 250 года нашей эры): «Весь этот район египтяне называли "страной пастухов". Это природная впадина, получающая часть нильских паводков и превратившаяся в озеро (озеро Мареотида, нынешнее Марьют), достигающее значительной глубины в середине, но по берегам переходящее в болото. Именно это место считают своей вотчиной все разбойники Египта. Один на выступающем из воды небольшом клочке земли построил себе хижину; другой жил на лодке, служившей ему одновременно средством передвижения и домом… Озеро было для разбойников самым надежным пристанищем… Болотный тростник использовался ими как забор» (Эфиопика, I, 5). Узкий язык из бесплодного белого известняка отделяет озеро от морских дюн. В море на расстоянии 1260 метров высится утес с двумя выступами, длиной в 3500 метров, с двумя бухтами на востоке и западе, охраняющий берег от разрушительного действия волн. Это Фарос, «Великие ворота». Военные инженеры Диад и Харий и архитектор Дейнократ с Родоса тут же решили, что остров Фарос имеет ту же конфигурацию, что и остров Тир, крепость, которую солдаты недавно превратили в полуостров, обеспечив его двумя крупными портами. Фарос заменил бы Тир, если бы там могли стоять на якоре корабли, если бы войско сделало то, что уже совершило в Тире, то есть построило насыпь в 7 стадиев (1260 метров) и одновременно два порта, продолжив и закрыв прибрежные бухты. Корабли могли бы тогда укрываться, по необходимости, с западной или с восточной стороны, в зависимости от направления ветра. Наметились невероятные по объему работы, особенно если одновременно заселять как остров, так и материк.

Итак, официально первая Александрия была заложена 25-го числа египетского месяца тиби, то есть 20 января 331 года, незадолго до отбытия царя и его приближенных в оазис Сива. В то время когда псевдо-Каллисфен писал свой «Роман об Александре» (I, 32, 10), то есть 500 лет спустя, эта годовщина все еще отмечалась в местном календаре, приведенном в соответствие юлианскому римскими завоевателями. Вначале выслушали жрецов и прорицателей, поскольку войско сочло плохим предзнаменованием тучи птиц, взлетевших над Мареотидой и набросившихся на мясо и зерна ячменя, усеивавшие алтари и столы в военном лагере. Однако прорицатели сказали, что пеликаны, фламинго, журавли и зимородки в этом случае — добрый знак и возвещают удачу, процветание, многочисленных друзей. Было решено также добиться благосклонности богов земных и подземных, добрых гениев, Agathoi Daimones, являвшихся в виде змей. И посему в нескольких местах были насыпаны небольшие кучки крупы и каши. Из этого двойного ритуала не замедлила родиться легенда. Вот три ее наиболее характерных варианта.

«Существует еще такой рассказ, вполне, по-моему, вероятный. Александр хотел оставить строителям знаки, по которым они и вели бы стену, но у них не было ничего, чем сделать на земле метки. Тогда один из строителей придумал, забрав всю муку, которую воины привезли в бочках, посыпать ею на земле там, где укажет царь, и таким образом описать круг, по которому он рассчитывает обвести город стенами. Над этим случаем задумались прорицатели, особенно же Аристандр из Тельмесса, который во многих случаях правильно предсказывал Александру. Он сказал, что город будет изобиловать всем, в том числе и земными плодами» ( Арриан, III, 2, 1–2). «Тут же Александр приказал начертить план города, сообразуясь с характером местности. Под рукой не оказалось мела, и зодчие, взяв ячменной муки, наметили ею на черной земле большую кривую, равномерно стянутую с противоположных сторон прямыми линиями, так что образовалась фигура, напоминающая военный плащ (буквально: хламида). Царь был доволен планировкой, но вдруг, подобно туче, с озера и с реки налетело бесчисленное множество больших и маленьких птиц различных пород и склевало всю муку. Александр был встревожен этим знамением, но ободрился, когда предсказатели разъяснили, что оно значит: основанный им город, объявили они, будет процветать и кормить людей самых различных стран» ( Плутарх«Жизнь», 26, 7–10). «Есть предание, что, когда царь, по македонскому обычаю, ячменем обозначил черту будущих стен города, налетели птицы и поклевали ячмень: многими это было истолковано как дурное предзнаменование, но прорицатели разъяснили, что этот город всегда будет убежищем многим чужеземцам и будет снабжать много земель продовольствием» ( Квинт Курций, IV, 8, 6).

«Вульгата» или традиционный вариант не менее правдоподобны. Просто она ставит повозку вперед быков, поскольку приношения богам и божественные предсказания обычно предшествуют начертанию линии укреплений. К тому же с чего вдруг болотные птицы, голенастые и длинноклювые, стали бы клевать муку или, согласно некоторым версиям, жидкую мучную кашу, крупу и даже зерна пшеницы, посыпанные якобы вместо мелового порошка? Вероятно, рассказчикам очень хотелось верить в чудо. Этот край не нравился строителям и будущим колонистам. В этом самом январе дул сильный ветер, прилетавший с рифов, где некогда резвились тюлени Морского Старца [54] и дождь лил как из ведра. Между морем и болотом протянулась полоска земли шириной в 3 километра, наводненная змеями и хищными птицами. Около озера на шестнадцатиметровом холме египетские власти некогда поселили местных разбойников в хижинах, возведенных из выброшенных морем обломков. Это была деревня Ракотида. Девять других холмов должны были войти в новый город. Ничего ясного, никакого плана. И, самое главное, никакой питьевой воды в период обмеления Нила, когда питающее его озеро превращается в нездоровое болото. Не на чем замесить муку, тем более что кроме большой дамбы и крепостных стен необходимо построить трое ворот, одни из которых на болоте, а двое других на море, провести улицы, площади, сады, вырыть каналы и создать резервуары для воды, возвести святилища и административные здания. Даже полный энтузиазма герой-основатель, вероятно, выглядел растерянным.

По счастью, прорицатели имели ум, архитекторы — талант, механики — машины, а ремесленники — отвагу. Царь, считавший себя главой жрецов, не терял времени ни на консультацию с местными богами, ни на прочерчивание многих километров улиц и укреплений с помощью муки (обычай, о котором не упоминается ни в Македонии, ни где бы то ни было еще): вероятно, он прошел пешком по дозорному пути, который указал ему глава инженеров Дейнократ, приказав провесить трассу или время от времени вбивать в землю хорошо заметные вехи; он одобрил контуры города в форме развернутого плаща и шахматную планировку, также идею устроить в городе две агоры и зеленые скверы. Он оказал доверие градостроителям, землемерам и бригадирам, а затем исчез в западных песках со свитой всадников и бедуинов. Он вернется в Александрию только после смерти, восемь лет спустя, по воле Птолемея Лага, будущего царя Египта, который ни словом не упомянул в своих «Мемуарах», что для обозначения будущих стен и подкармливания розовых фламинго им требовались мука и крупа.

Разумеется, здесь было еще много работы, причем на долгие годы — чтобы превратить в единый город остров и полоску земли длиной, согласно Страбону (XVIII, 1, 5, р. 793), в 30 стадиев (то есть 5340 метров) и шириной от 7 до 8 стадиев (от 1246 до 1424 метров), то есть площадью около 750 гектаров, огороженный стенами длиной более 15 километров. О конфигурации города, бывшего до Рима и Антиохии столицей Средиземноморья с населением около миллиона жителей, мы почти ничего не знаем, так как сколько-нибудь систематических раскопок здесь проведено не было. Лишь литературные тексты эллинистической эпохи, редкие описания, фрагменты папирусов сообщают, что «македонская хламида» была разбита на квадраты по образцу ионийских городов Смирны, Милета, Приены, Магнезии, Пирея и Олинфа в македонской Халкидике, улицы здесь пересекались под прямыми углами, а позднее появилось множество величественных зданий, вероятно, навеянных египетскими образцами: дворцы, святилища, театр, суд, гимнасии. Ясный план, во всяком случае, позволявший жителям быстро передвигаться от двух ворот на севере до ворот на юге, войскам — маневрировать, а городской внутренней страже — осуществлять контроль. Две главные артерии шириной 29 метров пересекались к северо-востоку от холма Пан — не в центре города, а во впадине к востоку. Они шли вдоль Мезопедия, или большой площади, вокруг которой высились общественные здания. В начале 1260-метровой насыпи, связывавшей остров с берегом, рыночная агора, соединенная с портом, представляла деловой центр города. Целая сеть канализационных труб проходила вдоль такой же сети улиц, достаточно широких, чтобы на них не сталкивались колесницы, всадники и пешеходы. Кроме того, вероятно, после 331 года архитекторы прорыли с севера на юг канал между озером и морем и возвели огромный акведук, доставлявший в город воду из канопского рукава Нила на расстояние 25 километров. Но самым удивительным в глазах чужестранцев оставались огромные крепостные стены, неприступные как снизу, поскольку их окружала вода, так и сверху, поскольку они были двойными, с сотней башен, и возведены из каменных, устойчивых к таранам блоков. Высотой и прочностью они превосходили стены Тира. При Птолемее I они еще не были завершены. В 170 году царь Сирии, имевший метательные машины и великолепные осадные башни, был вынужден ретироваться из-под стен Александрии и признать себя побежденным.

Поделиться с друзьями: