Повседневная жизнь армии Александра Македонского
Шрифт:
Один день военной кампании
«Сможет ли кто-либо из вас сам ухаживать за конем, чистить копье или шлем, если вы отвыкли прикасаться руками к тому, что всего дороже, — к собственному телу?» Таков был упрек, адресованный царем своим воинам, похоже, совершенно разленившимся после крупных побед 330 года ( Плутарх«Жизнь», 40, 3). Таково и основное определение тех занятий, которыми обязаны были заниматься солдаты в лагере. В других текстах мы видим людей, которые перевязывают свои раны, особенно на ногах, этих наших «дражайших больных», смазывают тело кунжутным маслом, латают ботинки или подбивают на них новые подметки, приводят в порядок свою одежду, пишут письма домой (не зная, что военная цензура берет недовольных на заметку), играют в кости, бабки, дамки, классы, обсуждают цены на продукты питания или сплетничают о планах, которые вынашивает ближайшее окружение царя. Если бы у нас не было «Вульгаты», то есть основных рассказов, собранных Клитархом из уст ветеранов, кто-то подумал бы, что я цитирую рассказ какого-нибудь сержанта Бургоня, участника Наполеоновских войн. За два тысячелетия условия жизни людей на марше нисколько не изменились, даже если копье в один прекрасный день сменил штык. Изменились лишь орудия и способы умерщвления людей. Среди специальных нарядов, на которые отряжали в Азии грубых пехотинцев с Балкан, отметим, среди прочего, реквизицию вьючных животных и сопровождение караванов. Гарпал, ведавший финансами, и царский наместник в Экбатане, в 326 году приказал Мемнону и его людям сопровождать до самой Индии обоз с 25 тысячами единиц военного снаряжения и 2,5 тоннами лекарственной продукции ( Квинт Курций, IX, 3, 21; Диодор, XVII, 95, 4). А ведь от Экбатаны, расположенной на берегах Чинаба, античного Акесина (на санскрите Асикни, или Черная Река) самым прямым путем до Индии было 2800 километров, что составляло около 200 дней пути. Нетрудно представить, что думали и говорили по этому поводу триста привлеченных к выполнению этой миссии воинов.
Трубы или флажки давали сигналы к сбору, остановке, отбою, отправлению. «Раньше сигнал к снятию с лагеря подавался трубой, звук которой
Сражения в правильном строю
Поговорив о переходах, нам необходимо еще рассмотреть второй важный момент повседневной жизни греко-македонского войска, а именно его встречи с неприятелем. Прежде всего следует оговориться: сражения в правильном строю, так называемые битвы, были скорее редкостью, если не исключением. Их наберется едва ли четыре: битва при Гранике во Фригии Геллеспонтийской в конце мая 334 года; битва при Иссе в Сирии в октябре 333 года; битва при Гавгамелах в 27 километрах к северу от Ниневии, в самом центре современного Ирака, 1 октября 331 года; битва при Джелампуре на Джеламе в Северном Пакистане в мае 326 года. Другие сражения — не более чем овладение дефиле, перестрелки, засады, так называемые операции по зачистке и умиротворению, осады или вульгарная резня туземцев. После смерти Дария и до возвращения Александра из Индии, то есть в течение пяти полных лет, различные военные отряды прерывали марши, чтобы дать бой. Второе утверждение: в этих бесконечных, занявших двенадцать лет военных кампаниях с греческой стороны погибло меньше народу, чем во время переходов, от эпидемий, недостатка пропитания и заботы, а также от чрезмерного пьянства. Глотка погубила больше, чем меч, гласит латинская поговорка. Мы абсолютно не доверяем невероятным потерям, приписываемым античными историками неприятелю, чтобы свести греческие и македонские потери практически к нулю. Это одностороннее освещение результатов сражений на самом деле коренилось в страхе, который жители Запада испытывали перед ордами Востока, а также в отсутствии точных сведений о реальных силах противника. Даже канцелярия, располагавшая бумагами Дария, путалась в сведениях о переписях и в мобилизационных списках. Скажем таю воин желал представиться великим — до и особенно после победы, чтобы его достоинства оценили. Итак, имело место множество стычек с малыми потерями — по крайней мере с греческой стороны.
Граник
Не просите меня объяснить, как протекали четыре названные великие битвы. Помимо того, что я не являюсь специалистом по тактике, у античных историков в этом вопросе не больше согласия, чем у самых квалифицированных из наших современников. Ход сражений произвольно воссоздан на основе сообщений Александра регенту Антипатру и городским властям Греческого союза. Нас же касается и интересует то, что мог видеть среди всего этого простой воин — яростные рукопашные схватки. Основной фактор успеха, за исключением натиска, — внезапность. Когда армия балканских народов, после двух недель переправ и маневров наконец соединившаяся в Арисбе, на азиатском берегу Дарданелл, узнала от своих командиров, что враг собирает свои войска около Кизика в 100 километрах к северо-востоку, что могла она подумать о приказе, гнавшем ее вперед с огромной скоростью? Вначале стереотипы, сложившиеся на протяжении веков: азиаты, кем бы они ни были, изнежены, ленивы, слабы, но, подобно презираемым греками женщинам, слывут коварными, непостоянными, утонченными в пытках, варварами во всех смыслах этого слова — непостижимыми, эгоистичными, жестокими, словом, скверными людьми, признающими лишь жестокую силу и тиранию. Подобные убеждения иррациональны, но впечатаны в наши умы и по сей день. Вторым ощущением являлся страх, который постепенно вытеснял уверенность и веселье, владевшие завоевателями при отплытии. Тут я ничего не придумываю: этот страх читается в «Вульгате», а также у Диодора и Плутарха. Небольшая армия Греческого союза, 43 тысячи пехотинцев и 6100 всадников убеждены, что вот-вот столкнутся со всеми азиатскими силами, в десять, в сто раз превышающими их собственные и к тому же усиленными десятками тысяч греческих добровольцев, сражавшихся под командованием закаленного полководца Мемнона с Родоса. Готовы ли резать собственных братьев гоплиты Коринфского союза, вооружившиеся ради освобождения греческих городов в Азии? Достанет ли у них сил вынести одно только это зрелище — а затем и само столкновение с противником? «Сражение было неизбежно, ибо здесь находились как бы ворота Азии, и, чтобы начать вторжение, надо было биться за право входа. Однако многих пугала глубина реки (Граника), обрывистость и крутизна противоположного берега, который предстояло брать с боем. Некоторые полагали также, что следует считаться с обычаем, установившимся в отношении месяца десия ( daisios— май): в этом месяце македонские цари обыкновенно не начинали походов. Однако Александр поправил дело, приказав называть этот месяц вторым артемисием» ( Плутарх«Жизнь», 16, 1–2).
Именно с такими чувствами, смесью иллюзий, любви к риску, веры в оружие («Мы обладаем лучшими копейщиками и лучшей осадной техникой в мире!»), подозрительности и суеверий, во второй половине мая 334 года войско прошло 84 километра, отделяющие его от Граника. И внезапно в конце дня появился враг. Он ждет за рекой. Современная Бига-чай или Кокабасчай представляет собой совсем маленькую прибрежную речку, берущую начало с горного массива Иды в Троаде (Каз-Даг) и впадающую в Мраморное море между двумя греческими колониями Приапом (Карабига) и Кизиком (Эрдек). Ширина реки 25–30 метров, в 4 километрах от устья на ней есть несколько песчаных островов. Никаких крутых берегов. В долине Диметока ее очень легко перейти вброд. На другом берегу, к юго-востоку от дороги, между ивами и тополями расположился заслон персидской конницы. По мере подхода македонские, а затем и фессалийские отряды во главе с кавалерией выстраиваются вдоль течения реки. Их фронт из трех тысяч шестисот всадников и двенадцати тысяч гоплитов фаланги тянется с севера на юг не более чем на полтора километра. Внезапно первая ила конницы во главе с царем подает сигнал к наступлению и бросается в реку под градом стрел и камней, пущенных из пращи. Двенадцать других ил идут следом. Копыта коней скользят в грязи береговых откосов. Персидские всадники и их союзники из Малой Азии с ревом устремляются к местам переправы. Пока завязывается рукопашная схватка и длинные сариссы македонских гоплитов творят чудеса против льняных доспехов и кривых сабель азиатских воинов, старый Парменион спокойно, методично переправляет свои отряды через грязное русло реки. Следом за ними следуют отставшие греческие, фракийские, дарданские, иллирийские части, словом, союзники и наемники, задачей которых является зачистка поля боя. Когда конница противника была рассеяна и обращена в бегство, когда она исчезла из глаз, кроме нескольких коней без всадников, начался штурм покатого холма высотой 65 метров, где выстроились греческие гоплиты, наемники на службе Персии. Они пытались вести переговоры с победителями. Неизвестно, происходило ли это ночью или на заре. Достоверно лишь то, что союзники устроили наиболее жестокую за всю войну резню. Вот вам греческие братья! Если они не сдались на милость победителя, никакой пощады. Убивали всех, кто сопротивлялся, добивали лежавших на земле, преследовали спасавшихся бегством, отбирали провиант и деньги. Озверение полностью соответствовало тому страху, который еще недавно внушали эти греческие наемники, эти лжебратья. Как минимум десять тысяч убитых. Армия-победительница уходила с поля боя, чтобы уступить место стервятникам, волкам и идским грифам, готовым обглодать трупы до самых костей. Александр отправил афинянам триста взятых у врага бронзовых щитов для украшения их храмов. История умалчивает о тех торговых операциях, которые провернули победители — прямо здесь, во Фригии, — чтобы разделить и продать добычу. Однако никакого сомнения, что после взятия лагеря «варваров» торговцы рабами и старьем показали себя более жадными и хищными, чем худшие из варваров.
«Это сражение, — пишет Плутарх («Жизнь», 17, 1), — сразу изменило положение дел в пользу Александра», откуда можно сделать вывод, что перед этим положение молодого царя едва ли было блистательным и что настроение войска полностью изменилось. Самый последний и наименее храбрый воин внезапно осознал, что войско великого царя не непобедимо. Фемистокл, Павсаний, Ксенофонт, Агесилай, Исократ уже говорили и писали об этом раньше; но простой солдат не читал описаний битв. Он был здесь, чтобы идти вперед и побеждать. Он был здесь, чтобы быть встреченным в качестве освободителя в греческих колониях в Азии и мстителя — в городах, закрывших перед ним ворота. Переход от Граника во Фригии до Тельмесса в Ликии не имел ничего триумфального. Города, считавшиеся греческими, решились сопротивляться, предпочтя иго азиатских сатрапий обещанному им демократическому режиму. Народ нельзя сделать счастливым против его желания. В начале зимы 334 года «освободители» говорили себе, что счастье, а тем более свободу, не просят: его берут или завоевывают в борьбе. Также они говорили себе, что борьба только начинается. В армии ходил слух, старательно поддерживаемый командованием, что около города Ксанф в Ликии источник нимф выдал оракула в виде бронзовой таблички,
на которой старинным письмом записано, что Персидская держава будет разрушена греками. Французские исследователи обнаружили этот источник и сообщающийся с ним бассейн и даже посвятительную надпись от «царя Александра». Разумеется, от таблички ни следа. Несомненно, однако, одно: после битвы при Гранике в душу полководца, как и в души его боевых товарищей, уставших от тысячи километров марша, которому они не видели конца, вернулась вера в победу. «Надежда переметнулась в другой лагерь, сражение переменило душу». Оставалось лишь, как при Гранике, рассеивать орды плохо вооруженных, плохо воюющих, неумело руководимых людей, которых Дарий, как говорят, после потери живой силы и Мемнона, своего лучшего стратега, собирался выслать в Малую Азию.Исс
Пополненное отрядами Пармениона и новобранцами, доставленными из Македонии и Греции, войско пересекло Анатолию с севера на юг, преодолело Тавр и, по-прежнему не зная, где находится войско Дария («сборище всех народов, варварское отребье»), двинулось по берегу Александреттского залива между горой Аман (2262 метра) и морем. Армия прошла Сирийско-Киликийские ворота. Она дошла до Мирианда несколькими километрами южнее современного Искендеруна, на самом юге современной Турции. И здесь внезапно стало известно (по крайней мере распространился слух), что Дарий как минимум с полумиллионом пешего войска и ста тысячами всадников — у них за спиной. Он уже прошел через Аманские ворота, отделяющие Тавр от Амана. Он поджег Исс и вырезал всех греков на берегу, включая больных и инвалидов. Греческий тридцативесельный корабль, отправленный на разведку в глубину залива, принес утром потрясающее подтверждение слухов. Войско разворачивается на север. С тяжеловооруженной фалангой во главе, следом за которой идут легкие войска и союзники, оно за два дня прошло 23 километра, отделяющие воинов Александра от пересохшей реки Пинар, и постепенно разворачивается, пока не перегораживает сплошным семикилометровым заслоном узкую приморскую долину. Обоз и подкрепления на непредвиденный случай оставлены около современного городка Пайяс. Это самая середина осени, октябрь 333 года. Сушь и пыль. Вдали, в прозрачном воздухе, по другую сторону русла Дели-чай, с левого и до правого фланга виднеется конница, а сзади, сколько хватает взора, — пехота, тучи пыли и палатки. Похоже, Царь царей в центре, на своей колеснице, под охраной верной стражи и греческих наемников, закованных в железо. «Когда войска оказались на расстоянии полета стрелы, варвары забросали Александра и его воинов таким количеством дротиков и стрел, что, сталкиваясь между собой на лету, они теряли свою силу Трубы с обеих сторон подали сигнал к бою; македоняне первыми согласно и оглушительно закричали ( alala, alala, alala), им ответили варвары, и соседние горы откликнулись эхом, более громким, чем сам крик казалось, это 500 тысяч человек одновременно издали вопль» ( Циодор, XVII, 33, 3–4). Таково было начало битвы при Иссе, сопровождавшие ее страх и ярость мы оставляем за скобками.
Далее всё происходило так, как обычно бывает в битве: охват вражеского фронта македонской и фессалийской кавалерией, насаживание коней и людей на длинные сариссы, рукопашные схватки с жестокими ранами, бесшабашное преследование побежденных, разграбление лагеря Дария, пленение женщин, детей, евнухов, слуг. Все были опьянены победой, и тут же родилась великая легенда: наконец греки овладели сказочными сокровищами Азии, подобно Мидасу они смогут сменить свои глиняные вазы на золотые, они знают, что больше никогда не будут нищими, нелюбимыми, порабощенными, они по-царски едят, пьют, натираются благовониями, принимают ванны, овладевают женщинами. «Воины предназначили для Александра наполненную драгоценностями палатку Дария со множеством прислуги и богатой утварью. Александр тотчас снял доспехи и, направившись в купальню, сказал: "Пойдем, смоем пот битвы в купальне Дария!" — "Не Дария, а Александра! — воскликнул один из друзей царя. — Ведь собственность побежденных должна не только принадлежать победителям, но и называться по их имени". Когда Александр увидел всякого рода сосуды — кувшины, тазы, флаконы для протираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда, наконец, он прошел в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и столов, — царь посмотрел на своих друзей и сказал: "Так вот что значило царствовать для Дария!"» ( Плутарх«Жизнь», 20, 11–13). И там же, похоже, привели к молодому победителю мать, жен и детей Дария. Но Александр, непорочный и достойный, их вызволил и обошелся с ними по-царски. «Невозмутимый герой, опершись на свой меч, смотрел на разграбление и не соизволил ничего видеть». Что было интересно ему, а впрочем, интересно и всем союзным воинам — это благодарственные жертвоприношения, гимны, совместные празднества, пышные похороны двух тысяч (?) погибших в бою товарищей, дележ добычи, награды, упоминания в приказах по армии, повышения по службе. Обо всем этом рассказывается в источниках, даже о грабеже, которым запятнали себя воины Пармениона, получившего поручение обеспечить сохранность обоза и казны Дария, оставленных персидским владыкой в надежном месте в Дамаске: «По полям были разбросаны богатства царя, деньги, предназначенные для оплаты огромной армии, платья и украшения стольких знатных людей и благородных женщин, золотые сосуды, золотая сбруя, палатки, украшенные с царской роскошью, повозки, покинутые их владельцами и наполненные огромными богатствами. Печальная картина даже для грабителя, если что-либо препятствует удовлетворению его алчности. Всё это, собранное за столько лет как результат превосходящего всякое воображение счастья, оказалось разметано по ветвям и втоптано в грязь. У грабителей рук не хватало, чтобы схватить всё» ( Квинт Курций, III, 13, 10).
Однако в ночь после победы воины узнают, что царь Дарий спасся, уведя с собой самую надежную, самую верную часть персидского войска. Оставив победителю свою боевую колесницу, упряжку из четырех лошадей, украшения и часть охраны, он бежал, без всякой жалости приказав перерезать других спасавшихся от неприятеля, продвигавшихся пешком или на повозках и загромождавших дорогу. Александр с небольшим эскортом преследовал Дария на протяжении 36 километров, перебираясь в ущельях Амана через груды трупов. К полуночи македоняне возвратились, покрытые кровью, потом и пылью и убежденные, что не выиграли ни битву, ни войну, поскольку всё надо начинать сначала. Царь царей, разумеется, откажется уступить свою державу македонянам и грекам, военачальника и предводителя которых он даже никогда не считал царем. Сохранив своих греческих наемников и золотом оплачивая раздоры и возмущения в Греции, Дарий без труда сможет восстановить армию. Говорят, в глубине Азии у него достаточно людских ресурсов, провианта, денег, вьючных животных — в районах, названия которых едва известны, у племен согдийцев, дахов, саков, а также катаев в Индии. Чтобы попасть в страну муравьев-золотоискателей, о которой говорил Геродот, необходимо идти двести дней и использовать невероятное количество толмачей. Нет сомнения в том, что через два года или даже раньше все наемники Дария будут готовы к тому, чтобы вновь отбросить греков к морю.
Гавгамелы
И действительно, два года спустя, почти день в день, великие пехотинцы и великие всадники вновь встретились лицом к лицу. В битве при Гавгамелах 1 октября 331 года со стороны Александра было семь тысяч всадников и сорок тысяч пехотинцев. В июле они перешли Евфрат, а Тигр — в ночь осеннего равноденствия, по броду Джезират: пехотинцы шли взявшись за руки, чтобы их не унесло течением. Разведчики донесли, что Дарий приказал сравнять целые холмы, чтобы могли маневрировать его серпоносные боевые колесницы, вооруженные по бокам косами, кривыми саблями и ножами, и чтобы иметь возможность ввести в бой стадо слонов. Европейцы никогда не видели слонов, но знали от арамейских и ликийских толмачей, что слон бежит гораздо быстрее лошади, уничтожает всё на своем пути, а его единственная защита, бивни из слоновой кости, весит в два раза больше человека. Греческое хитроумие могло противопоставить слонам лишь метательные орудия, катапульты, баллисты и скорпионы, следовавшие за войском, и сложный маневр фаланги — открытое построение. Чем дальше шло войско по левому берегу Евфрата, тем больше оно замедляло шаг (менее 10 километров в последние дни), озабоченное тем, что будет атаковано с флангов, а также ложными новостями, лазутчиками, выжженной землей и собственной усталостью: «Войско Александра было охвачено беспричинным страхом; все, как безумные, начинали дрожать, и какая-то робость закрадывалась всем в сердце. Зарницы на небе в жаркую летнюю пору производят впечатление пожара, и солдаты думали, что лагерь Дария охватило пламя, возникшее по недосмотру охраны… Александр, узнав о паническом настроении войска, дает сигнал к остановке и велит солдатам положить перед собой оружие, а самим отдохнуть, объясняя при этом, что нет причины для внезапного страха и что враг далеко. Наконец, придя в себя, солдаты воспряли духом, снова взялись за оружие и, исходя из создавшегося положения, сочли наиболее надежным укрепить лагерь на этом месте» ( Квинт Курций, IV, 12, 14–17). Арриан, чья информация целиком основана на показаниях трех очевидцев, Каллисфена, Аристобула и Птолемея I, говорит, что персидское командование располагает армией в 1 миллион 140 тысяч человек! Подобно греческим воинам, он смешивает реальность и вымысел, истинные сведения и домыслы.
Александр, озадаченный еще более, чем его люди, бодрствовал всю ночь. Он приказал читать молитвы, давать обеты, приносить жертвы Зевсу и Афине Нике, богине Победы. Но рано утром с ним произошло то же, что могло случиться и с любым другим: он заснул. Его будит Парменион: «Настал день. Враг выстроился в линию и приблизился. Твои люди еще не вооружились, они завтракают и ожидают твоих приказов». Трубы возвещают: к бою. Лагерный частокол заваливают. Обоз с пленниками, среди которых мать и дети Дария, устраивают на холме позади войска. Выстраивается передовая линия, она растянута настолько, насколько это возможно, фаланга в центре и союзники в прямоугольном строю на флангах, конница выстроена косо или клином, чтобы избежать окружения. Крики знаменуют выступление. Войско видит, как разворачиваются царские гетайры с царем впереди, узнаваемым по двум султанам из белых перьев на шлеме и длинным волосам. Потом всё заволакивает пыль, слышны лишь крики, звуки ударов и падений. Лишь некоторые вовремя узнали от перебежчика, что Дарий приказал вбить в землю железные острия в том месте, где, как он считал, пойдут кони фракийцев и македонян. Из всех битв в открытом поле о той, что произошла при Гавгамелах, дошло больше всего сведений и подробностей. Клитарх, следом за Каллисфеном, сделал подробнейший отчет об этом сражении. Тем не менее об огромной рукопашной схватке нам известны лишь две вещи: первая, что острые сариссы кавалерии и македонской фаланги разделались с возничими боевых колесниц, скифскими и персидскими всадниками («Цельте в лицо», — сказал царь); второе, что был захвачен плохо охранявшийся греческий обоз. После того как стражу вырезали практически полностью, пленники освободились и, схватив то, что можно было использовать как оружие, присоединились к персидским всадникам и атаковали македонян сзади. Македонское командование вынуждено было послать несколько отрядов копейщиков, чтобы вызволить свое наполовину окруженное левое крыло. А потом, как уже дважды наблюдалось, началось преследование разбегавшегося противника — в дыму и наступающей ночи.