Повседневная жизнь России под звон колоколов

Для чего созывает он Новгород?

Не меняют ли снова посадника?

Не волнуется ль Чудь непокорная?

Не взломились ли шведы иль рыцари?

Да не время ли кликнуть охотников

Взять неволей иль волей с Югории

Серебро и меха драгоценные?

Не пришли ли товары ганзейские,

Али снова послы сановитые

От великого князя московского

За обильною данью приехали?

Нет! Уныло гудит-поет колокол…

Поет тризну свободе печальную,

Поет песню с отчизной прощальную…

«Ты прости, родимый Новгород!

Не созывать тебя на вече мне,

Не гудеть уж мне по-прежнему:

Кто на Бога? Кто на Новгород?

Вы простите, храмы Божий,

Терема мои дубовые!

Я пою для вас в последний раз,

Издаю для вас прощальный звон.

Налети ты, буря грозная,

Вырви ты язык чугунный мой,

Ты разбей края мои медные,

Чтоб не петь в Москве, далекой мне,

Про мое ли горе горькое,

Про мою ли участь слезную,

Чтоб не тешить песнью грустною

Мне царя Ивана в тереме…»

…

Над рекой, над пенистым Волховом,

На широкой Вадимовой площади,

Заунывно гудит-поет колокол;

Волхов плещет, и бьется, и пенится

О ладьи москвитян острогрудые.

А на чистой лазури, в поднебесье,

Главы храмов святых, белокаменных

Золотистыми слезками светятся.

А. К. Толстой (1817–1875)

БЛАГОВЕСТ

Среди дубравы

Блестит крестами

Храм пятиглавый

С колоколами.

Их звон призывный

Через могилы

Гудит так дивно

Итак уныло!

К себе он тянет

Неодолимо,

Зовет и манит

Он в край родимый,

В край благодатный,

Забытый мною, —

И непонятной

Томим тоскою,

Молюсь и каюсь я,

И плачу снова,

И отрекаюсь я

От дела злого;

Далеко странствуя

Мечтой чудесною,

Через пространства я

Лечу небесные,

И сердце радостно

Дрожит и тает,

Пока звон благостный

Не замирает…

1840-е годы

ИЗ БАЛЛАДЫ «ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ»

Звон медный несется, гудит над Москвой,

Царь в смирной одежде трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой

Иль совесть навеки хоронит?

Но часто и мерно он в колокол бьет,

И звону внимает московский народ,

И молится, полный боязни,

Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема;

Звонит с ним и Вяземский лютый,

Звонит всей опрични кромешная тьма,

И Васька Грязной, и Малюта,

И тут же, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой

Любимец звонит Иоаннов,

Отверженный Богом Басманов.

Е. Милысеев (1815 — ок. 1840)

КОЛОКОЛ В КРЕМЛЕ

В короткий, мгновенный период свиданья

С Москвой белокаменной, дух веселя,

Блуждал я и видел громадные зданья,

Всю прелесть и древнюю пышность Кремля:

И пояс могучих твердынь величавый,

И ряд сокрушительных, метких бойниц,

И храмов сияющих жаркие главы,

И святость обильных мощами гробниц.

Пленительно сердцу, свежо и прекрасно,

При взгляде на эти знамена веков!

О, как повествуют они громогласно

Про славу и доблести пылких отцов!

Как эти кресты своей жаркой игрою

Великих событий являют символ!

И как от них дышит святой стариною,

И сыплется резко о прошлом глагол.

Но чаще всего я с туманною думой,

С безвестною грустью невольно смотрел

На образ возвышенный доли угрюмой,

Столь часто достоинству данной в удел.

Там видеть любил я, дивясь, великана,

Который безмолвно, во сне вековом,