Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы
Шрифт:
СУДЬЯ. Вы бы оставили его. Посмотрите, ведь вы совсем измучились. Эдак вы недолго протянете.
ПОЛИЩУК. Оставить законного мужа? Нет, господин судья, это не по-божески. Ведь я не любовница его, а законная жена. Только могила нас разлучит.
СУДЬЯ. Вы же говорили, что пошли бы служить.
ПОЛИЩУК. Да, служить. Если бы и он поступил на службу, чтобы хоть в одном доме жить с ним.
СУДЬЯ. Я вижу, что не могу помочь вам. Пожалуй, я вызову его к суду вместе с вами.
ПОЛИЩУК. Нет, господин судья, не вызывайте меня и не говорите, что я вам жаловалась. Вы уж от себя все это сделайте, по-божески.
СУДЬЯ.
ПОЛИЩУК. Я жалобу могу вам написать, но чтобы вы не говорили мужу.
СУДЬЯ. Этого нельзя.
Просительница постояла с минуту, подумала. В ее унылых потухших глазах как будто блеснула искорка, как будто надежда: авось, судья уговорит его. Но очная ставка с хмужем на суде, которому она отдала здоровье, молодость, все свои житейские радости и невзгоды, отдала всю себя безропотно, любя его каким он есть… Нет, лучше буду терпеть, авось Бог поможет.
Немецкая колбаса и долговязая дылда
Иоганн Вист в прошении, поданном судье, заявил, что его подмастерье Бакшин, напившись пьяным, обругал его немецкой колбасой, а жену его долговязой дылдой; почему просил поступить с Бакшиным по закону. Кроме того, Вист добавил, что бывшему при сем единственному свидетелю работнику Фомину Бакшин предлагал награду, если тот на суде скажет, что ничего не слыхал.
СУДЬЯ ( Бакшину). Вы обругали вашего хозяина?
БАКШИН. Как обругал? И не думал ругать. Я шутя сказал, что он не русский, а немецкий человек. А как тут приплелась колбаса — не помню.
ВИСТ. Я сам кравиной руськи шеловек. Какой я кальбас?
СУДЬЯ. Пригласите свидетеля.
Входит свидетель Фомин.
СУДЬЯ. Что вы знаете по поводу обиды, нанесенной господину Висту Бакшиным?
ФОМИН. Ничего знать не знаю и ведать не ведаю.
ВИСТ. Господин Хамин, ви наград получали?
ФОМИН ( конфузится). Нет, я винограда не получал.
ВИСТ. Оботритесь.
Фомин вытирается платком.
ВИСТ. Нет, оботритесь душами и скажите: дафал фам Бакшин наград, чтоб вы не говорили в суде?
ФОМИН. Ничего не знаю, ничего не давал.
ВИСТ. Кричал он, что мой жен — длинный дылд?
ФОМИН. Не помню. Говорил, что большая или длинная немка.
ВИСТ. Вы хорошенько оботритесь и думайте много. Сказал он: большая или длинный немка?
ФОМИН. Не припомню. Кажется, сказал: длинная.
ВИСТ. Господин судья, Бакшин говорил: длинный дылд. Хамин слышал.
ФОМИН. Слова «дылда» я не слышал.
ВИСТ. Все равно, длинный — по-рюсски значит дылд.
СУДЬЯ. Нельзя так комментировать русские слова. Не пожелаете ли помириться?
ВИСТ. Нет, я — шестный шеловек. Пусть у жен просит прощение.
СУДЬЯ ( Бакшину). Желаете покончить дело миром, извиниться перед госпожою Вист?
БАКШИН. Бог с ним, я извинюсь, но работать на них не буду.
ВИСТ. Я так не желай мирить.
СУДЬЯ. Будете ли вы служить или нет, это дело будущего, а в настоящее время я ваше дело прекращаю за примирением. Вы, господин Вист, пожелали окончить дело, если Бакшин извинится перед вашей супругой. Господин Бакшин пожелал извиниться, значит — дело кончено. Сегодня господин Бакшин должен
извиниться перед вашей супругой.ВИСТ ( улыбаясь во всю ширину своего длинного лица). Моей супругой, су-пру-гой. Карашо.
Прямо в рыло!
К мировому судье города Одессы в 1870-х годах вошел растрепанный человек в чуйке Василий Детков и благообразно одетый молодой парень Иван Танин.
ДЕТКОВ ( судье). Как твое благородие думает, можно, значит, ни про что в рыло совать?
СУДЬЯ. Позвольте, что такое? Как ваша фамилия?
ДЕТКОВ. Василий Детков.
СУДЬЯ. В чем состоит ваша жалоба?
ДЕТКОВ. Были мы, значит, в погребке с Иваном Ермиловым, Танин прозывается. Сперва я ему поднес махонькую, а после он мне. Далее, значит, заспорили мы. Я, значит, доказывал, что наше мастерство столярное не в пример лучше и честнее поварства. Работаем себе в комнатах, чисто, значит, и работы всегда вдоволь… А он, Иван Ермилов, говорит: воры вы — плотники, как пошабашили, так и тащите домой по куску доски. Взяло, значит, это меня за сердце. Я и говорю: мы ежели и возьмем в кой разы кусок деревца, то с ведома рядчика. А хозяин видит и ничего не говорит. А вот вы, повара, так вы прямо крадете с базару деньги, обманываете господ и пропиваете в кабачках половину того, что вам дают на базар. Иван Ермилов, значит, как вскочит, как взъерепенится, да и бац меня прямо в рыло… Воля твоя, праведный судья, а дарить этого я ему не могу.
СУДЬЯ. Значит, вы желаете завести на него жалобу?
ДЕТКОВ. Желаем… А как теперича по закону? Какой мой обидчик подвергнется казни?
СУДЬЯ. Да вы лучше помиритесь.
ДЕТКОВ. Он меня кровно обидел.
СУДЬЯ ( обвиняемому). Ваше имя и фамилия?
ТАНИН. Иван Танин.
СУДЬЯ. Звание ваше?
ТАНИН. Повар-с.
СУДЬЯ. Это не звание, а мастерство ваше, профессия. А вы скажите звание.
ТАНИН. Повар, как есть повар.
СУДЬЯ. Я уже вам сказал, что это не звание. Кто был ваш отец: купец, крестьянин или другое имел звание?
ТАНИН. Отец мой был мужик, а я — повар. Каждый сам себя обслуживает-с. У генерала сын может быть поваром и сын повара может быть генералом.
СУДЬЯ. Все это так, но вы не генерал, так и скажите ваше звание.
ТАНИН. Повар, самый настоящий повар. С самого измальства был и умру поваром, служил у генералов и миллионеров. Знают-с меня в Одессе генерал Пашков и два графа.
СУДЬЯ. Вы все не то говорите. Отвечайте мне: ваш отец был крестьянин?
ТАНИН. Мужик ничего не знающий.
СУДЬЯ. Крестьянин?
ТАНИН. Вестимо. А то кому ж ему быть?
СУДЬЯ. Государственный?
ТАНИН. Нет-с, похуже. Мы — люди государственные. А ему куда ж там, просто мужик.
СУДЬЯ. Вы оскорбили господина Деткова. Советую вам помириться.
ТАНИН. Мириться так мириться, я от этого не прочь. А что я его смазал раз, то это пущай ему наукой будет. Они, сиволапые, в Одессе не знают никакой амбиции, никакого уважения.
СУДЬЯ. Но ведь вам известно, что драться нельзя.
ТАНИН. Еще бы не известно. Но разве я дрался? Я его в науку пустил, это не драка. Я сам — человек, живший в генеральских и графских домах, знаю всякое почтение и обходительность.