Повседневная жизнь российских жандармов

После переезда охранников в другое здание дом на Мойке занимал музей изобретений и усовершенствований, пока, наконец, в 1925 году в здании не создали музей-квартиру А. С. Пушкина.

Нужно отметить, что квартира поэта сохранилась именно благодаря стараниям «царских сатрапов» из Петербургского охранного отделения. Во время первой русской революции эсеры-максималисты запланировали подорвать здание столичной охранки, но террористический акт удалось предотвратить, поскольку его исполнители, включая известного боевика «Медведя» (М. И. Соколов), были заблаговременно обезврежены. Последние свои дни петербургские охранники во главе со своим начальником генералом К. И. Глобачевым [96] встретили в другом здании — в особняке, принадлежавшем принцу Ольденбургскому, что на углу Мытнинской набережной и Александровского проспекта. 27 февраля 1917 года генерал Глобачев, под давлением разъяренной толпы, отдал приказ своим подчиненным покинуть здание, после чего «революционные массы» приступили к уничтожению интерьера и архивов отделения. О том, что происходило в этот день в Петрограде, дают яркое представление воспоминания супруги Константина Ивановича — Софьи Николаевны Глобачевой: «Уже накануне город замер и жизнь как бы прекратилась. На улицах был полумрак, город был полон всяких ужасных слухов… Всю ночь муж и его подчиненные находились в канцелярии. Днем доложили, что толпа, разрушая правительственные учреждения и убивая должностных лиц, движется к особняку, где была наша квартира и канцелярия (охранного отделения). В доме провода оказались перерезанными кем-то, и муж, не имея возможности сноситься с властями, решил отправиться на Морскую улицу, где находился один из отделов (царской) охраны и где жили его два старых помощника. Услышав о его решении, я быстро отвела нашего сына (дочь была в институте в Москве) к одним знакомым… и помчалась к мужу, который, переодевшись в штатское… уже садился в автомобиль со своим старшим помощником. Я вскочила туда же, и мы поехали. Уходя из дома, я сказала прислуге, что если мы не вернемся к 8 часам вечера, то чтобы обедали без нас. Не думала я тогда, что уже никогда больше не вернусь в нашу квартиру.

96

Константин Иванович Глобачев, 1870 года рождения, из дворян, окончил Полоцкий кадетский корпус и 1-е Павловское училище, учился в Академии Генштаба, служил в лейб-гвардии Кексгольмском полку, в ОКЖ с 1903 года. Работал в Польше (Петроковское ГЖУ, город Белосток, руководил Лодзинским, а потом и Варшавским ОО), в 1912 году был назначен начальником Нижегородского ОО, в 1914 году — начальником Севастопольского ГЖУ, а с февраля 1915 годя — начальником Петроградского ОО. С апреля 1915 года генерал-майор. Арестовывался Временным правительством, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией, был освобожден, эмигрировал за границу, умер в 1941 году в Нью-Йорке, оставив после себя мемуары.

Отъехав немного, муж решил вернуться и вышел из автомобиля, а его помощник двинулся дальше, удерживая меня, чтобы я не последовала за мужем, но… я выскочила и присоединилась к нему. Отправились мы по направлению к дому, но перед мостом через Неву была уже поставлена застава, стояли солдаты с ружьями наперевес, и какой-то прапорщик запаса заявил, что никого не пропустит дальше».

Супруги вернулись на Морскую улицу, в отдел охраны, откуда К. И. Глобачев наконец-то мог связаться по телефону с Зимним дворцом, где собрались все власти. Всю ночь с 26 на 27 февраля в городе шла стрельба, и Глобачевы наблюдали, как восставшие пытались взять находившуюся рядом Центральную телефонную станцию. Среди жандармов были убитые и раненые, и Глобачев вызывал доктора для перевязок. «Не смыкая глаз ни на минуту… все мы ожидали исхода боя за станцию, как вдруг рано утром прибегает прислуга с воплем, что к нам идут вооруженные солдаты, — пишет С. Н. Глобачева. — Спустились мы по черной лестнице и вышли во двор, но… навстречу нам шли солдаты, они уже остановились перед нами, как вдруг началась ожесточенная стрельба из ружей и пулеметов — революционеры брали штурмом станцию. Солдаты опешили и на минуту растерялись, а мы, воспользовавшись этим моментом, выскочили на улицу и быстро пошли по ней, где пули так и свистели. Муж и его два помощника пошли вперед, а я, не имея больше сил… отстала и плелась сзади под непрерывным пулеметным огнем. Одно время он так усилился, что я не выдержала, остановилась и прижалась к стене, рядом со мной прислонился какой-то фельдфебель, и мы оба ждали каждую секунду быть убитыми». Когда стрельба поутихла, Глобачева кинулась догонять мужа, он тоже, обнаружив пропажу жены, вернулся назад. Было решено пробираться к вокзалу, а оттуда попытаться выехать в Царское Село, где генерал хотел доложить об обстановке в Петрограде. До вокзала добирались закоулками четыре часа, Глобачева плакала, переживая за оставшегося в городе сына. Пригородные поезда ходили. Оставив одного помощника в городе, Глобачевы с другим помощником приехали в Царское Село. Там было тихо и спокойно, «.. и только взгляд конного лейб-казака, стоявшего на проезжей дороге для охраны, выражал тревогу». Дворцового коменданта Гротена на месте не оказалось, и Глобачев разговаривал с начальником дворцовой полиции полковником Б. Герарди. Полковник заверил генерала, что Царское Село охраняет 5-тысячный гарнизон верных солдат, которые дадут отпор любым восставшим силам. Б. Герарди добавил, что только что был великий князь Михаил Александрович, который заверил царицу в полной безопасности и уговорил ее не выезжать к царю в Могилев. «Из разговоров… муж вынес впечатление, что они не уясняют себе сущность совершающихся событий и что все сводится, по их мнению, к дворцовому перевороту в пользу великого князя Михаила Александровича», — пишет Глобачева.

На какой-то даче Глобачевы сняли на ночь комнату, но спать не пришлось: где-то вдали ревела толпа, стреляли, а потом прибежал бледный и дрожащий сын хозяйки дачи и, сославшись на расположенный напротив полицейский участок, который, несомненно, должен был подвергнуться нападению толпы, попросил Глобачевых удалиться. Пришлось одеться и отправиться на квартиру одного из офицеров, подчиненного генерала Глобачева. Там тоже не спали, к полуночи все ждали прибытия из ставки Николая II. Хозяин квартиры ушел встречать царя, но в 5 часов утра позвонил и сообщил, что поезд с государем не прибудет, поскольку царь арестован.

Вернувшись с вокзала, офицер переоделся в штатское платье и вместе с женой и супругами Глобачевы-ми и помощником генерала ушел из дома. Скоро они распрощались и разошлись в разные стороны; Глобачевы с офицером пошли в сторону Павловска, где была дача матери этого офицера и где жил сторож. «Было чудное морозное утро, снег блестел и скрипел под ногами, дачи утопали в снегу, и все это, озаряемое солнцем, представляло дивную картину, не хотелось верить, что люди могут быть так зверски настроены и так безрассудно губить свою родину», — с горечью вспоминает Глобачева. На даче было решено, что С. Н. Глобачева одна поедет в Петроград, чтобы найти сына и узнать, как обстоят дела в городе, а генерал со своим помощником подождет ее на даче.

В Петрограде Глобачева нашла сына, забрала его от одних знакомых и, оставив у других, более надежных, отправилась в обратный путь к мужу, чтобы известить, что председатель Думы Родзянко отдал приказ о явке в Таврический дворец всех военных и гражданских чинов бывшей царской администрации. Устав от ходьбы по городу, Софья Николаевна совершенно выбилась из сил, транспорт не работал, кругом еще постреливали, на улицах лежали убитые, но она упорно шла вперед, не обращая внимания на предупреждения солдат о том, что впереди опасно.

К великому удивлению, на вокзале она встретила мужа и его помощника. Сидеть на даче в Павловске тоже стало опасно, и они решили отправиться на вокзал и ждать возвращения Софьи Николаевны. Известие о приказе Родзянко вселило в генерала и его помощника некоторую уверенность в том, что беспорядки в городе могут скоро закончиться. Все трое снова вернулись в Петроград, супруги Глобачевы застали своего сына в большом волнении, но живым и невредимым. Напившись чаю и слегка отдохнув, генерал со своим помощником пошел в Таврический дворец «сдаваться» новым властям…

Но вернемся в Петербург 1905 года.

Роль и задачи Петербургского охранного отделения определялись тем, что город с его более чем миллионным населением [97] был также самым крупным центром революционного движения России. Выше мы перечислили наиболее кровавые злодеяния эсеровских боевиков [98] . В марте 1905 года произошел случайный взрыв в петербургской гостинице «Бристоль», в результате которого погиб террорист-эсер Макс Швейцер, готовивший бомбу для великого князя Владимира Александровича, главнокомандующего гвардейскими войсками и Санкт-Петербургского военного округа. Самое примечательное при этом было то, что в группе Швейцера была арестована дочь якутского вице-губернатора Татьяна Леонтьева, воспитывавшаяся в институте благородных девиц и готовившаяся в самое ближайшее время войти в окружение царской семьи в качестве фрейлины императрицы. «Благородная девица», по свидетельству начальника Петербургского охранного отделения генерал-майора А. В. Герасимова, должна была на одном из придворных балов подойти к царю с букетом цветов и застрелить его из револьвера, замаскированного в букете [99] .

97

К 1916 году население Петрограда перевалило за три миллиона человек.

98

Согласно исследованиям американки русского происхождения А. Гейфман (Революционный террор в России 1894–1917. М, 1997), за упомянутый период жертвами революционных террористов стали 17 тысяч человек, из них более половины падает на годы первой русской революции. Власти не оставались в долгу: лишь за восемь месяцев по приговорам военно-полевых судов, введенных П. А. Столыпиным в августе 1906 года, было повешено 1100 человек.

99

После нескольких месяцев заключения в Петропавловской крепости у Леонтьевой произошло психическое расстройство и по ходатайству семьи ее освободили и поместили в швейцарскую лечебницу. Там она быстро «поправилась» и связалась с боевой эсеровской организацией с просьбой допустить ее к «благородному» делу, Б. Савинков посоветовал ей сначала подлечиться, но Леонтьева нашла для себя другую группу и вскоре застрелила парижского рантье Ш. Мюллера, приняв его за министра внутренних дел России П. Н. Дурново. Швейцарским либеральным судом в 1907 году приговорена к, тюремному заключению на четыре года и в связи с душевной болезнью переведена в психиатрическую больницу, где вскоре умерла.

После ухода со сцены народовольцев Россия уверенно лидировала в мире по распространению терроризма. Так что криминальный и террористический беспредел постсоветской России имеет исторические корни в деятельности эсеровских, а впоследствии и эсдековских боевиков. «Эксы» — ограбление банков с целью финансирования революции — стали обычной практикой революционных партий николаевской России.

На впечатлительного Николая II упомянутые события действовали самым угнетающим образом. После убийства петербургского градоначальника Лауница царь пошел на беспрецедентный шаг и после доклада об этом Столыпина изъявил желание дать личную аудиенцию А. В. Герасимову, начальнику столичного охранного отделения. Для этого неординарного события полковнику пришлось срочно пошить новый офицерский мундир. Герасимов в своих мемуарах об этом писал: «Но в придворных кругах эта аудиенция у царя вызвала озлобление против меня. По традиции только особы высших четырех классов (по рангу) имели право личного доклада царю. Я же по чину полковника принадлежал лишь к пятому классу».

Царь пошел на большую жертву!

А. В. Герасимов оставил воспоминания об этой беседе с царем: «Я доложил ему, с мельчайшими подробностями, о революционных организациях, об их боевых группах и о террористических покушениях последнего периода… Государь… хотел знать, почему нельзя было помешать осуществлению покушения (на Лауница. — Б. Г., Б. К.) и, вообще, какие существуют помехи на пути действенной борьбы с террором… На прощание Государь спросил меня: „Итак, что же вы думаете? Мы ли победим или революция?“ Я заявил, что глубоко убежден в победе государства. Впоследствии я должен был часто задумываться над печальным вопросом царя и над своим ответом, к сожалению, опровергнутым всей дальнейшей историей».

А. И. Спиридович, один из умных деятелей политического розыска, который хорошо изучил революционную среду изнутри, со всей очевидностью видел тщетность попыток режима противостоять новой волне революционного движения при помощи старых репрессивных методов. Он одним из первых понял опасность распространения в России марксизма и внедрения его в рабочую среду и с сочувствием относился к деятельности своего начальника по московской охранке С. В. Зубатова, взявшего на себя несвойственный охранке труд попытаться направить недовольство пролетариата в русло легальной экономической борьбы против капиталистов за свои права и требования. Активная работа Зубатова сначала в Москве, а потом и в Петербурге и других крупных городах России неожиданно стала приносить солидные результаты, и если бы не ожесточенное сопротивление бюрократического аппарата и предпринимателей, а также интриги и зависть в Департаменте полиции, то так называемая зубатовщина пустила бы в рабочем движении глубокие корни и деятельность в нем «ниспровергателей самодержавия» была бы если не обречена на провал, то, по крайней мере, в значительной степени ограничена. Но Зубатова ошельмовали и уволили из полиции вообще, и дело его заглохло на полпути. Умным людям на Руси всегда было трудно пробить дорогу своим новаторским проектам, зато у государственного руля всегда находилось место всякого рода авантюристам, проходимцам и пустобрехам.

И развитие событий пошло по сценарию, навязанному правительству бундовцами, эсдеками, эсерами, анархистами, максималистами и другими борцами за народное счастье.

А. В. Герасимов, мастер своего дела, умный и тонкий полицейский офицер, имел на связи в качестве агента известного эсеровского деятеля Азефа. Последний оказался в поле его зрения совершенно случайно, что тоже отнюдь не с положительной стороны характеризует работу охранки и, в частности, бывшего заведующего загранагентурой небезызвестного Рачковского, ставшего в июле 1905 года заведующим Политической частью Департамента полиции и на несколько месяцев оставившего Азефа без связи, без инструкций и денег. Приехавшего в Петербург Азефа случайно зафиксировал агент наружного наблюдения, знавший этого объекта еще по работе в Москве.