Пояс для Эмилии
Шрифт:
Много лет, как она перешла в иную страту, но откровения всё так же правдивы. Не меняются люди со временем, совершают одни и те же ошибки.
Ольга не сомневалась, что Дарья отыщет своего коллегу. Пойди всё по плану, он бы искусно играл роль и не беспокоился о разоблачении. Но от Соловьёвой актёр узнает о подозрениях и придумает, как обелить себя. От любого женщина могла ждать предательства, но только не от него. Что посулили? Чего не хватило тому, у кого есть всё? Когда человек, прежде клявшийся в любви, стал перебежчиком?
Гулко зазвучали шаги, словно оранжерея опустела.
— Почему? —
Молчание. Гнетущее, точно Солнцев боялся сказать слово. Знал, Ольга раскусит ложь. Раскусит и не простит.
— Я знаю, ты причастен к убийству моей дочери. Не вынуждай применять силу. Пожалуйста, — шёпотом добавила Белая Леди.
— Этого не должно было случиться, — безжизненно проговорил мужчина, остановившись около мандаринового дерева.
— «Этого» чего?
— Он дал слово не трогать её. Пообещал узнать, что нужно, стереть память и отпустить. Невредимой.
— И ты наивно поверил? Не лги мне! — в крови Белой Леди вскипела ярость, — никчёмное оправдание, сшитое белыми нитками! Глеб мог спросить что-либо у меня, а не принимать облик сына и выманивать наследницу! Что могла знать непосвящённая Леди? В доме нет никого, кто бы знал меньше неё! Что его заинтересовало? Ты даже не спросил!
Молчание убедило Ольгу в правдивости рассуждений.
— Ты захотел поверить Маслакову. Цитрин в браслете рассеивает любую иллюзию, и ты видел, кто на самом деле встретил Милу! Но закрыл глаза и покорно отдал в руки обиженному на весь мир человеку! Почему?
— Я в долгу перед Глебом, — Аркадий взъерошил короткостриженые пряди. — Помнишь аварию, в которой ему раздробило руку?
Она кивнула.
— Мы возвращались со дня рождения Толи, — он закрыл глаза, — Глеб забыл права, и я сел за руль. Маслаков не видел, что я выпил на празднике, и согласился. А я… пал жертвой собственной самоуверенности. Ни секунды не сомневался, что доберёмся без проблем, — горькая усмешка исказила лицо Солнцева, — полил дождь, и машину занесло. Друг успел повернуть руль, не то мы бы врезались в фуру. Ударились в ограждение. Глеб кисть сломал, а я не получил ни одной царапинки.
— Дальше.
— На следующий день мне предстояло первое серьёзное дело в суде, но авария могла поставить крест на репутации. Кому нужен адвокат, который вёл машину нетрезвым и чудом не угробил себя и друга? Я прекрасно знал, какие статьи грозили.
— Не сомневаюсь, — Ольга презрительно поджала губы.
— На допросе Глеб взял вину на себя, — Аркадий оторвал лист с деревца, — я не поверил ушам, когда он заявил, что был за рулём. Глеба продержали два дня и отпустили. Его отец занимал видный пост в партии и легко отмазал сына от неприятностей. Звонок нужным людям, и в милиции всё забыли.
— Как благородно, — съязвила Белая Леди, — зачем?
— Знал, что меня посадят, а ему ничего не будет. После заседания, которое я выиграл, Глеб взял с меня слово: помочь, если ему что-нибудь понадобится, — мужчина глубоко дышал, будто слова причиняли боль, — несколько дней назад Маслаков позвонил и напомнил про обещание. Я должен быть сделать так, чтобы он и Эмилия остались наедине на час-полтора. После девушка должна была
вернуться. Я ничего не знал о кинжале. Это правда.Наследница Лукерьи смотрела в серо-голубые глаза любовника, но не верила. Гладко стелет, да жёстко спать.
— Ты обязан был предупредить меня! Про долг и просьбу! Вместе бы придумали, как поступить, но ты предпочёл обман, — женщина до крови прикусила губу, — или… есть ещё что-то, да? Зависть? Страх? Презрение? Миланя говорила, будто ты смотришь на неё и мечтаешь избавиться. Зря, я не поверила. Договаривай.
Пробуждая силу кристаллов, Белосельская подняла руку, но Солнцев опередил:
— Она мешает нашему счастью.
Ольга стиснула подушку. Из-под разорванной ткани полетел пух.
— Что?
— Когда Мила рядом, я вспоминаю твоего мужа. Формально вы так и не развелись и… однажды он придёт за ней. И за тобой. Толя ещё тот собственник, это я знаю. Ты уйдёшь к нему, а что будет со мной? Уже не молод, полжизни провёл на работе, семьёй так и не обзавёлся, — он медленно шагал к Ольге, — ты всецело думаешь о Миле, а я много лет хочу собственных детей. Пока наследница в доме, ты не согласишься. Да, я попросил Глеба внушить твоей дочери мысль вернуться к отцу и сестре. Но не больше!
— Решил одним выстрелом убить двух зайцев, — помертвевшим голосом произнесла Белая Леди, — знаешь, что я увидела в заповеднике?
— Нет.
— Эмилию в луже крови и с дырой в груди. Я вернула её, но, возможно, сама скоро уйду. Цена за камень очень высока.
Отрешённость в глазах Аркадия сменилась радостью.
— Она жива…
— Ты предал меня. Остальное не имеет значения.
Найдя в себе силы, Ольга поднялась с дивана. Резким жестом сломила цветочную кисть с бордовой фиалки и оборвала бутоны. Едва раздавленные лепестки касались пола, латыри в браслете Солнцева осыпались мерцающей пылью.
Два камня не тронуло заклятие разрушения.
— До вечера ты должен покинуть дом. Иди куда угодно, хоть к Глебу или Игорю, или к другим приятелям…
— Оля!
— …память я сохраню, но на большее не рассчитывай. Человек ты не бедный, так что прожить сумеешь.
— Я действовал из лучших побуждений.
— Ты думал только о себе.
Ольга коснулась авантюрина в поясе.
Поднялся ветер. Студёные вихри закружились над Белой Леди, словно ожидающие приказа ручные псы. Небрежный щелчок пальцами, и они, хрипя, сорвались с места, оттеснили Солнцева к лестнице. Потоки затвердевали, складывались в кирпичи, и в дверном проёме росла стена. Барьер обжигал, точно камни едва вынули из печи.
— Уходи.
— Могу я надеяться на прощение? — он крепко сжал лист и не почувствовал, как ногти распороли кожу, — когда-нибудь.
— Нет. И… последнее. Толя не придёт. Супруг никогда меня не любил, да и я давным-давно охладела, — она смахнула слезу, но продолжила, — Мила не его дочь, и он недавно узнал. Я не могу иметь двух детей от одного мужчины.
Аркадий побледнел, точно полотно.
— Да, Аркаша. Всё так, как ты подумал. И до конца жизни ты будешь мучиться от осознания, что хладнокровно отдал на расправу собственную дочь. Твоя ложь оказалась намного губительнее моей.