Пояс жизни

— Никаких признаков жизни! — вздохнул кто-то в зале. — Никаких!

Батыгин узнал голос Светланы и улыбнулся.

— А в Антарктиде много бы вы обнаружили признаков жизни?.. Потерпите, вот спустимся южнее…

Снова стало очень тихо, слышалось только легкое потрескивание аппаратов, автоматически переносивших марсианские пейзажи с экрана на кинопленку.

С негромким щелканьем включился микрофон, и голос астроклиматолога, дежурившего у приемных аппаратов, произнес:

— Получены первые сведения о погоде. Температура два градуса тепла, ветра нет, штиль…

Микрофон выключился.

— А недавно был сильный ветер, — сказал Виктор. — Видите заструги?.. Ветер дул с северо-востока.

Сделав полный оборот, звездоход остановился.

— Начинайте путешествие на юг, — распорядился Батыгин.

Снова на экране медленно поплыли заснеженные пространства. Это продолжалось час, два, три, пять, шесть часов. У наблюдателей затекли спины, до рези устали глаза, но никто не покидал зал, каждый боялся пропустить тот момент, когда на экране покажется что-нибудь неожиданное, живое…

Но, сколько ни вглядывались астрогеографы, на мертвой поверхности планеты не удавалось обнаружить никаких признаков жизни.

Изображение на экране рывком сдвинулось вверх, и сине-фиолетовая полоска неба исчезла.

— Звездоход пошел под уклон, — пояснил Лютовников.

Да, звездоход действительно шел под уклон. Это продолжалось около получаса, а потом он принял горизонтальное положение, но небо так и не появилось на экране.

— Наверное, загораживает противоположный склон! — неожиданно громко сказал Свирилин, геоморфолог, ставший специалистом по рельефоведению — науке о формах поверхности планет. Свирилин тотчас умолк и смущенно потер рукою подбородок.

— Что же вы?.. Продолжайте, — подбодрил Батыгин. — Вам, как говорится, и карты в руки.

— Мне ка-а-жется, — сказал Свирилин, и лоб его страдальчески наморщился, — что звездоход спустился на дно большой тектонической долины. Да, да! — осмелел он. — На склонах видны выходы коренных пород.

На далеком противоположном склоне, наконец появившемся на экране, действительно виднелось что-то, очень напоминающее сильно растрескавшиеся красноватые скалы.

— Ни кустика, ни травинки! — опять вздохнула Светлана.

Включился микрофон.

— Температура опустилась до нуля, — сообщил невидимый астроклиматолог. — Ветра по-прежнему нет. Штиль.

— Наступает ночь, — пояснил Батыгин. — Ночь, конечно, относительная, потому что в это время года в околополюсном районе северного полушария стоит полярный день.

Кто-то в зале не сдержал тяжелого вздоха:

— Н-да, и уйти — не уйдешь, и высидеть — не высидишь. У нас тоже ночь?

— Двенадцатый час. И, пожалуй, нам всем пора отправляться по домам, — сказал Батыгин. — Будет еще много таких напряженных дней, и, надо полагать, самое интересное — впереди. Аппаратура переснимет пейзажи, и потом мы просмотрим кадры…

Свет в зале не зажигали, но все стали понемногу расходиться.

— Я останусь, — сказала Светлана. — А ты? — она тронула за руку сидевшего рядом Виктора.

— И я останусь.

Виктор посмотрел на те места, где сидели Денни Уилкинс и Надя.

— Крестовин ушел. И Надя с ним.

Светлана быстро, предупреждая дальнейшие разговоры, приложила теплую ладонь к губам Виктора. Это было так неожиданно и так хорошо, что Виктор забыл и о Марсе и о марсианских пейзажах. Светлана тотчас убрала руку, но губы еще долго сохраняли это удивительное ощущение — нежное, теплое, и он никак не мог заставить себя сосредоточиться…

6

Придя в институт, Батыгин первым делом спросил, имеются ли вести от Джефферса. Ему ответили, что ничего нового нет.

Батыгин молча прошел в демонстрационный зал. Там еще почти никого не было. Лютовников и Костик стояли у аппарата, но астротелевизор не работал.

— Временно прекратили прием передач и остановили звездоход, — объяснил Лютовников. — Можно настраиваться на прием?

В зал вошла большая группа сотрудников института и среди них Безликов. Сейчас он был настолько увлечен наблюдениями за Марсом, что забыл о философии, хотя его портфель и пополнился новыми справочными изданиями. Безликов сел в первом ряду, солидно положив ногу на ногу.

— Начинайте, — попросил Батыгин, обращаясь к Лютовникову.

Экран еще оставался темным, но в зале послышались странные звуки, напоминающие скрип полозьев по снегу и хруст мерзлого грунта под гусеницами трактора.

— Что за шум? — недовольно спросил кто-то.

— Как что за шум? — обиделся Лютовников. — Нам удалось добиться неплохой слышимости. Вчера вы не обратили внимания, — но мы же не слышали Марса! А это — скрипит снег под гусеницами…

За ночь звездоход прошел большое расстояние, и местность изменилась: снегу стало меньше, и теперь он казался синеватым, крупнозернистым, как на Земле перед таянием; толщина снежного покрова не превышала двух-трех сантиметров.

Включился микрофон, и дежурный астроклиматолог объявил:

— Ночью в районе астролаборатории зафиксирована температура в один градус мороза. Скорость ветра до десяти метров в секунду.

Звездоход снова спускался, и прямо в объектив бежал почти свободный от снега красно-бурый склон. На этот раз звездоход пробыл на дне тектонической долины, как определили ее Безликов и Свирилин, значительно дольше — она оказалась шире первой.

— А не проехать ли нам по дну долины? — спросил Батыгин.

— Она вытянута с северо-востока на юго-запад, — возразил дежурный техник. — Мы уклонимся от заданного курса.

— Ничего, — сказал Батыгин. — Может быть, она повернет на юг…

И долина действительно повернула на юг… Теперь, после того как все привыкли к сменяющимся на экране марсианским пейзажам, и астрогеографы и астроботаники с нетерпением ждали окончательного разрешения вековой загадки — имеется ли на Марсе жизнь и какая… Все книги, все бесчисленные статьи, посвященные марсианской растительности, даже фотографии, — не казались сейчас убедительными… Только своим глазам соглашались верить исследователи.

На дне долины и на пологих участках склонов еще лежал снег, но не он теперь интересовал наблюдателей: какие-то странные низко стелющиеся прутики торчали из грунта… Все пытались получше разглядеть их, и никто не осмеливался первым высказать о них свое мнение…

— Неужели растительность? — прошептал астроботаник Громов.

— Ну конечно! — восторженно прозвенел голос Светланы. — Наконец-то!

Они выглядели жалкими и торчали далеко один от другого, эти прутики, но впервые глаза людей видели жизнь, возникшую и существующую в ином мире, на другой планете! Это уже потом вспомнили об арктических пустынях, уже потом доказывали, что даже там растительность богаче. А в первые мгновения все тянулись к тонким прутикам, как к чему-то родному, близкому, встреченному после долгих ожиданий в космическом далеке…