Пояс жизни

Когда стихли беспорядочные возгласы, когда улеглось волнение и к ученым вернулась способность спокойно наблюдать, Виктор сказал:

— Мне кажется, что белое — это не только снег. Нельзя приблизить объектив к почве?

Прошло некоторое время, и на экране, увеличиваясь, словно под микроскопом, появился участок грунта. Теперь стало видно, что из-под тонкой снежной кисеи выступают резные голубовато-белые веточки, очень похожие на стебельки земных кустистых лишайников.

— Лишайники! — крикнул астроботаник Громов. — Почти копия нашего «оленьего моха»! Значит, как и на Земле, лишайники на Марсе селятся в самых суровых условиях.

… Звездоход продолжал свое путешествие по долине. Теперь в объектив телеаппарата все чаще попадали низкие, приземистые, очень плотные кустики, темнеющие среди нестаявшего снега. По-прежнему слышалось легкое похрустывание грунта под гусеницами…

— По-моему, мы вышли за пределы полярной зоны, — сказал астроклиматолог, накануне передававший сведения о погоде. — Здесь снег уже наверняка стаивает. Значит, мы достигли умеренной зоны.

— Логично, — согласился Батыгин. — Пожалуй, теперь нам стоит выбраться из этой долины наверх и посмотреть, что делается там.

Звездоход полез на склон. Карабкаться ему пришлось долго — лишь через час он выбрался на ровную поверхность. Теперь, куда бы ни поворачивался объектив телеаппарата, на экране виднелись только плоские, чуть всхолмленные пространства, заснеженные, без всяких признаков растительности. И не верилось, что совсем недавно звездоход был на дне глубокой узкой впадины.

— Ну, конечно! — сказал Батыгин. — Здесь нет растительности! У нас на Земле растительность дальше всего на север проникает по долинам рек. На Марсе мы пока не нашли рек, а вполне вероятно, и не найдем их, но марсианские долины — это и самые защищенные и самые влажные места. Посмотрите на карту, — попросил Батыгин рельефоведа Свирилина, — есть ли в этом районе «каналы»?

— Нет, — сразу же ответил Свирилин. — Я уже смотрел.

— Странно…

Включился микрофон.

— Максимальная дневная температура, отмеченная около часа дня по марсианскому времени, достигала четырех градусов тепла. Зафиксирована на дне долины. На долиноразделе…

— Долинораздел! Великолепно сказано! Это же не водораздел, потому что нет рек! — воскликнул рельефовед Свирилин, но на него зашикали, и он умолк.

… На долиноразделе, — продолжал дежурный астроклиматолог, — в три часа дня отмечена температура в один градус тепла. В долине ветра не было. На долиноразделе скорость ветра достигает восьми метров в секунду.

Долго все сидели молча, а на экране проплывала заснеженная равнина, такая же безжизненная, такая же бесконечная, как вчера.

Снова включился микрофон.

— Температура семь градусов мороза, — сообщил невидимый диктор.

— Близится вечер, — пояснил Батыгин. — Здесь уже должна быть ночь, короткая, но настоящая.

— А в Москве ночь уже давным-давно, — сказал кто-то, и все почувствовали, что очень устали и хотят спать и есть. Скорее даже только спать — прийти домой, лечь, вытянуться, закрыть уставшие глаза…

На экране показалось небо — на этот раз красноватое, с золотистыми бликами. Потом почти сразу стемнело.

— Все, — сказал Батыгин. — Это на Земле сумерки продолжаются долго, потому что атмосфера рассеивает солнечный свет. А на Марсе атмосфера очень разрежена, и сумерки там коротки.

Вспыхнул свет. Люди стали подниматься, устало разминая затекшие спины, ноги.

— Ничего, с завтрашнего дня будет полегче, — Батыгин улыбался, вглядываясь в утомленные, с покрасневшими глазами лица своих товарищей. — Завтра мы достигнем районов, где день и ночь чередуются нормально, как им и положено в умеренных широтах. А сутки на Марсе, к счастью, почти равны земным: всего на сорок минут длиннее. Зато сезоны года в два раза продолжительнее земных. Так что нам повезло, если бы наоборот… — Батыгин засмеялся. — С завтрашнего дня начнем отдыхать нормально. Завтра же нам предстоит сделать интересные наблюдения. Сейчас на Марсе начало лета, отступление снеговой границы наверняка продолжается, и мы узнаем, что это за штука — «эффект темной каймы». Помните?.. Вслед за отступающей снеговой границей по диску планеты движется темная кайма…

Выйдя из демонстрационного зала, Батыгин отправился на радиостанцию узнать, нет ли новых известий от Джефферса.

— Полет продолжается, — ответили ему. — Ничего нового Джефферс не сообщал.

«Продолжается… Сколько времени он будет продолжаться? — думал Батыгин. — Три-четыре дня или целую вечность? Если звездолет выйдет на орбиту Марса раньше, чем планета минует место встречи, то есть еще надежда не проскочить мимо; Джефферс сможет повернуть навстречу Марсу. Но если планета пройдет раньше, чем звездолет выйдет на орбиту, — тогда ее не догонишь… Жаль, что так низка скорость наших звездных кораблей. Вырваться из-под власти земного притяжения мы можем, но как нам далеко до подлинно космических скоростей!..»

7

Виктор провожал Светлану домой. Они шли под руку и, устав от необычных впечатлений, молчали. У входов в кинотеатры стояли толпы народа: демонстрировались последние выпуски киноизвестий, и все стремились увидеть Марс, эту загадочную планету…

— И все-таки я завидую Джефферсу и его жене, — сказала Светлана. — Они первыми ступят на Марс!

— Если ступят! — возразил Виктор.

— Знаешь, я почему-то совершенно убеждена, что мы напрасно беспокоимся. Все кончится благополучно.

— Я тоже почти уверен в этом. Но Батыгин волнуется. Уж я-то его знаю! — очень волнуется…

— Вот заснуть бы и проснуться через пять дней, когда они уже долетят!

Впереди Светлана заметила Крестовина и Надю. Они шли медленно, ни на кого не обращая внимания.

— Догоним? — предложила Светлана.

— Не надо! — Виктор удержал ее. — Вдвоем лучше… Знаешь, о чем я думаю?.. Ведь мы с тобой когда-нибудь сможем полететь так же, как и Джефферс…

— Что значит «так же»?

— Ну, как он… с женой.

— Непонятно, — сказала Светлана. — Что ты имеешь в виду?.. Какая еще жена?..

— Жена — это ты… а я… я…

— А ты — это муж? — безжалостно уточнила Светлана. — А мое условие не говорить на эти темы ты успел забыть?..

— Нет, — сказал Виктор. — А если я нарушу условие?

— Если нарушишь — пеняй на себя! — Светлана попыталась высвободить руку, но он не пустил. — Что же ты молчишь?

— Не хочу… пенять на себя!

Глаза Светланы смеялись, но Виктор этого не заметил…

На следующий день они снова сидели рядом на своих постоянных местах. Виктор думал, что Светлана будет сердиться за вчерашнее, но она, наоборот, была весела и разговорчива.

… Темный экран посветлел, и короткие мутно-сизые сумерки быстро сменились ясным синевато-фиолетовым марсианским днем. Звездоход двинулся в путь, в зале снова послышался характерный скрежет гусениц и хруст мерзлого грунта. Даже за короткую северную ночь поверхность Марса успела остыть до двадцати градусов мороза — наблюдатели узнали об этом от дежурного астроклиматолога.