Поймать солнце

Мэтти ухмыляется.

— Но, если говорить серьезно, Элла-Белла, помни об этом. Любовь превыше всего. Ты горюешь, потому что любовь случилась. Ты истекаешь кровью, потому что любовь вонзила в тебя свои мерзкие, но прекрасные когти. Ты плачешь, потому что любовь переполнила тебя, и теперь ей некуда деваться. — За столом воцаряется тишина, когда он смотрит мне в глаза, и его улыбка смягчается. — Любовь всегда причиняет боль, дорогая. Это цена, которую мы платим за то, чтобы испытать ее. Иногда эта боль незначительна, а иногда настолько велика, что способна свернуть горы. В любом случае, это больно. Ты должна воспринимать это как жестокий дар. Ничто хорошее в жизни не дается бесплатно. Всегда есть жертвы и тяжелые удары. И даже если мы никогда полностью не оправимся от этих ударов, мы можем ценить любовь, пока она была еще сладкой и незапятнанной. В конце концов, она была первой. Она — проводник для каждой грубой, страстной, уродливой душевной боли, которую мы испытываем в этой жизни.

Я даже не замечаю, что под столом мы с Бринн держимся за руки, наши пальцы переплетены, а ладони крепко сжаты. Я смотрю на нее и вижу, что она плачет. Тихие слезы текут по ее лицу.

И понимаю… что я тоже плачу.

Я киваю и выдавливаю из себя вымученную улыбку, шмыгая носом, мои губы дрожат.

Я вспоминаю летний день на качелях. Облака похожие на сахарную вату. Забавную гусеницу, ожидающую превращения в великолепную бабочку. Солнечный свет, ласкающий меня, как теплое объятие.

И в центре всего этого — мальчик.

Мальчик с ямочками на щеках, с нежностью в безоблачных голубых глазах и оранжевым цветком в руке.

«Он яркий, как солнце. А солнце яркое, как ты».

Да.

Первая любовь.

Юная, нежная, прекрасная любовь.

Жизнь продолжается и бросает холод в лицо, но это никогда не погасит тепло той первой искры.

В глазах Пита блестят слезы, когда он обнимает Мэтти за плечи и прижимает его к себе.

— Ты не можешь вернуться назад, дорогая, — говорит он мне. — Ты не можешь ничего изменить. Прошлое не вернешь. Если веришь, что это возможно, то никогда не двинешься вперед.

— Так что, — добавляет Мэтти, — остается только одно.

— И что же? — спрашиваю я, вытирая слезы на щеках.

Он тянется через стол, берет мою руку в свою и сжимает.

— Исцелиться.

ГЛАВА 39

МАКС

Болезнь диффузных телец Леви.

Диагноз отца был поставлен в самый тяжелый месяц моей жизни.

— У вашего отца так называемая «деменция с тельцами Леви», или сокращенно ДТЛ, — говорит мне молодой врач, светлые волосы которого контрастируют с его мрачными словами.

Я хмурю брови, когда меня охватывает беспокойство.

— Что это значит?

Доктор Шей откидывается на спинку стула напротив меня и смотрит на меня с сочувствием.

— Это разновидность прогрессирующего слабоумия. Название происходит от наличия аномальных белковых отложений в мозге, известных как «тельца Леви». Они воздействуют на химические вещества в мозге, что приводит к проблемам с мышлением, поведением и настроением. — Он делает паузу, чтобы дать информации впитаться. — Это отличается от болезни Альцгеймера, хотя симптомы могут совпадать. Ваш отец может испытывать зрительные галлюцинации, яркие кошмары, моменты повышенной бдительности и сонливости, а также двигательные симптомы, схожие с болезнью Паркинсона.

Ночные кошмары. Трясущиеся руки. Галлюцинации. Частая дремота. Потеря памяти.

Все это проносится сквозь меня, как циклон.

Тест за тестом не давали результатов, и я начал думать, что с отцом все будет в порядке. Возможно, я преувеличил его симптомы. Возможно, он становился старше, и с возрастом у него началась потеря памяти. Возможно, травма, вызванная потерей жены, в сочетании с его травмой, просто давали о себе знать. Возможно, у него просто были ночные кошмары, как у некоторых людей.

Проведя рукой по лицу, сжимаю челюсть и закрываю глаза.

— Как это исправить? — спрашиваю я, желая исчезнуть, раствориться. Я хочу, чтобы жесткий офисный стул превратился в зыбучий песок и поглотил меня. — Есть какое-то лекарство?

Вздохнув, доктор Шей наклоняет голову.

— К сожалению, лекарства не существует, мистер Мэннинг. Существующие методы лечения могут помочь справиться с некоторыми симптомами, но они не могут остановить прогрессирование болезни. Наша главная цель — обеспечить вашему отцу максимально возможное качество жизни, учитывая обстоятельства. Мы вместе разработаем комплексный план ухода с учетом его потребностей.

Он протягивает мне брошюру.

Я смотрю на нее так, словно это карта чужой страны, которую я не хочу посещать.

Лекарства нет.

Нет денег на лечение.

Мне повезло, что наш государственный медицинский план до сих пор покрывал его визиты в больницу и анализы, но я знаю, что он не покроет долгосрочный уход.

Есть только я.

Ни матери, ни брата, ни будущего.

Вернувшись домой, я провожаю отца в его спальню и помогаю ему лечь на кровать. Я сообщаю ему новости, точно так же, как четыре недели назад мне пришлось сообщить ему новости о Маккее.

Отец смотрит на меня остекленевшими глазами, его руки дрожат на коленях.

— Ты хороший сын, Максвелл, — говорит он мне. — Я… очень горжусь тобой.

Я не уверен, понял ли он все то, что я ему только что сказал, но думаю, это не имеет значения.

И в каком-то смысле я завидую своему отцу. Завидую ему, потому что однажды…

Он не вспомнит ничего из этого.

Я обнимаю его, не позволяя себе плакать. Отказываюсь сломаться, потому что я — единственная стабильность, которая у него осталась. Я должен быть сильным… у меня нет другого выбора.

— Думаю, мне нужно вздремнуть, — говорит он, кивая, глядя в окно. — Разбуди меня перед игрой твоего брата, ладно? Я хочу быть там.

Я отстраняюсь.

— Конечно, папа. Я разбужу тебя через час.

— Отлично, сынок. — Он забирается под одеяло и подтягивает ноги к груди. — Спасибо.

Я смотрю на него некоторое время, прежде чем выйти на улицу и рухнуть на крыльцо.

На прошлой неделе занятия в школе закончились, и я окончил ее с отличными оценками.

И это абсолютно ничего не значит, потому что я уже все потерял.

В поле моего зрения появляются два черных ботинка, я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Шеви. Он стоит рядом со мной с двумя банками пива в руках, его золотистые волосы развеваются на летнем ветерке.

— Привет, — говорю я.

Он садится рядом со мной на крыльцо и протягивает мне пиво.

Я качаю головой.

Когда он вместо этого предлагает мне сигарету, я ненадолго замираю, прежде чем выхватить одну из пачки.

— Спасибо. — Я подношу свернутую бумагу к губам и наблюдаю, как он поджигает другой конец, прикрывая пламя ладонью. — Кстати, я серьезно, — добавляю я. — Спасибо… за все.