Поймать ускользающую. Неуловимая попаданка для Мастера

– Извините, но сейчас вы мне… голову дурите, - проговорила я как можно более миролюбиво, потому что откровенно опасалась этого человека. – Отпустите меня, пожалуйста. Сейчас вернётся моя наставница.

– Не вернётся, - отмахнулся он. – Я её отвлёк. Но вот не думал, что тебе память подправили. И ведь чувствовал же, что что-то не так. Не похожа ты на обычную содержанку. Но устал, надоело всё, расслабился.

– Я вас не понимаю, - осторожно напомнила о себе я.

Напомнила о себе это потому, что он казался совершенно безумным человеком, который сам с собой разговаривает, и никого вокруг не замечает. И, видимо, я оказалась не далека от истины.

Услышав меня, он вздрогнул, помотал головой, уставился сначала на мою руку, которую держал, потом перевёл взгляд на вторую, с браслетом, и вдруг улыбнулся.

– Точно! – обрадовался этот странный, похожий на статую тип. – Забрать тебя сейчас будет глупо. Останешься с ними. С браслетом ты у них пока в относительной безопасности. Вот только память бы тебе вернуть…

– Она вернётся сама, - зачем-то сообщила я.

На меня недоверчиво посмотрели, потом кивнули каким-то своим мыслям и заявили:

– Может и так. И вот на этот случай, если вернётся, ты меня позови.

И мне протянули кривой, оборванный клочок серой, какой-то замызганной тряпицы размером с ладонь. Принимать столь сомнительный подарок не было никакого желания. Как и продолжать общение с этим типом. Это же наверняка какой-то городской сумасшедший! Нашёл во мне жертву своих больных фантазий и вот теперь устраивает «заговоры».

??????????????????????????

– Бери, - пихнул он мне в руку тряпицу. – Как вспомнишь всё, сожги. И я за тобой приду.

Взяла, чтобы только отвязался.

– И запомни, всё не так, как кажется, - напоследок заявил этот странный человек.

После чего встал, покачал головой и медленно побрёл по краю площади, держась тёмных, не освещённых участков. Прислушавшись, уловила бормотание. Он продолжал разговаривать сам с собой. Причём его речь то срывалась на какую-то корявую, грубую, то становилась чистой и начинала изобиловать словами, не свойственными бандитам и бродягам.

Я и сама не заметала, как пошла за ним, прислушиваясь к бормотанию. Но, как ни старалась, связного смысла так и не уловила.

А потом меня догнала Кэр, пожурила за то, что я её не дождалась, и повела в сторону академии, на ходу рассказывая, что её отвлекло. Оказывается, это вовсе не человек кричал, а зачарованная птица.

– Опять стихийники что-то намудрили, - сетовала она. – Птица! Представляешь? А кричала как! Звала на помощь.

Я только кивала и улыбалась, а сама сжимала в кулаке клочок ткани. Почему не выбросила его, сама не знаю. Спрятала в карман и решила – пусть будет.

– К ужину переоденешься? – спросила Кэр, когда мы вошли в дом.

– А разве ещё не ночь? – удивилась я.

– Ты что, - улыбнулась она. – Только вечер. И Рассел обещал быть…

– Понятно, - кивнула я, стараясь не показать, как устала.

Я была бы рада, если бы этот день уже закончился поскорее.

– Так переоденешься? Я там тебе оставила такое платье… - со значением потянула профессор Дэнтли.

Мне кажется, или она намекает на то, что я должна принарядиться для Мастера? Хм, с чего бы? Хотя…

Тряхнула головой и молча отправилась в свою комнату, ругая себя. Во-первых, за то, что подумала плохо о Кэр. А во-вторых, за то, что действительно откуда-то появилось желание переодеться и вообще приготовиться к встрече с Мастером Стоуном.

Вот ещё! Не собираюсь я для него наряжаться!

Глава 7

Ужин…

Я всё-таки переоделась. Сама не знаю зачем, просто захотелось. Кэр, придя за мной, чтобы позвать к столу, окинула восхищённым взглядом и как-то коварненько захихикала, что было ей не свойственно. По крайней мере, я так думала.

– Ну, всё, - потирая руки, заявила профессор Дэнтли, - теперь-то он всё поймёт.

– Кто и что поймёт? – спросила я.

– Ай, не обращай внимания, - отмахнулась Кэр. – Идём, стол уже накрыли. Я проголодалась, а ты?

Неопределённо пожала плечами и последовала за как-то странно ведущей себя женщиной.

В небольшой, уютной столовой собралось всё «семейство» Дэнтли. Было шумно, как бывает только там, где много счастливых детей, и как-то уютно, по-домашнему. И не было Мастера Стоуна, чему я откровенно порадовалась. В его присутствии я чувствовала себя неуютно и скованно.

Сейчас же и аппетит проснулся, стоило только посмотреть на уставленный простой, но аппетитной, вкусно пахнущей едой стол.

– Руки все помыли? – строго вопросила у ребят Кэр.

Ответом ей были продемонстрированные ладошки.

– Тааак, - протянула профессор Дэнтли. – Живо мыть руки!

Все мальчишки понурили головы и поплелись выполнять распоряжение. А Кэр улыбнулась малышке Алаике и ласково произнесла:

– Моя умница.

– Да, я умница, - с серьёзным видом кивнула девочка. – А значит, мне уже можно учиться!

– Потерпи, немного, солнышко, - рассмеялась Кэр. – Ещё всего годик.

– А Сана вы в академию пустили, - надулась Алька.

– Он старше, - погладив девочку по щеке, с материнской нежностью улыбнулась профессор Дэнтли.

– Зато, я умница! – заявила девочка.

– И не поспоришь, - рассмеялась Кэр. – Садись за стол, умница ты моя. – И, повернувшись ко мне: - Эль, чего же ты замерла? Тоже садись.

Но, не успели мы рассесться, как, только что устроившаяся на высоком стуле, Алаика, звонко воскликнула «Дядя Расс» и, вскочив, побежала в сторону дверей. Кто там стоит не оставалось сомнений.

Я честно старалась, но не смогла удержаться и обернулась.

Мастер Рассел Стоун поймал подбежавшую к нему девочку, подкинул пару раз, от чего она радостно завизжала, и, держа на вытянутых руках, с улыбкой проговорил:

– А как вымахала-то!

– Вот, - обернувшись к Кэр, указала на мужчину Алаика, - даже дядя Расс сказал, что я уже большая.

А я смотрела на Мастера и не узнавала! Он совершенно преобразился. Ни угрюмости, ни нахмуренных бровей, и во взгляде столько нежности. Сейчас передо мной стоял совершенно другой человек, добрый, заботливый, тот самый, о котором с таким восхищением рассказывала профессор Дэнтли.

Но вот его взгляд перемещается на меня и моментальное преображение. Брови хмуро сдвигаются, образуя морщинку на лбу, из взгляда уходит радостный блеск, сменяясь тяжёлым недовольством, и весь он становится каким-то угрюмым, как предгрозовое небо.