Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
– Гвалт хмельной в станах московских полков. С чего бы это?
У воеводы был ясный ответ на подобный вопрос. Он, быстро одеваясь, одновременно распоряжался:
– Жолнеров поднять на рассвете. Покормить сытно, подбодрив еще чаркой-другой вина. Чтобы хмель на хмель пошел. К кострищам под котлами с водой и бочками со смолой приставить горожан. Силком заставить, если кто не изъявит доброй воли. Пушки изготовить для стрельбы дробью. Особенно в стрельнях подошвенного боя. Но щиты, их прикрывающие, не оттаскивать до самого последнего момента. Подпустить нападающих под самые стены, а уж тогда ударить в упор из всех стволов.
– Ты так уверенно говоришь, воевода, словно с тобой сам русский великий князь держал совет о начале боя.
– Посоветовался или нет, а исполнять мои приказы быстро и со всем старанием, -
Вот так развивались события. Пока мечебитцы в русском стане возбуждали себя хмельным бахвальством, предрекая себе легкую победу, жолнеры в полной тишине готовились отбивать нападение противника. Тайно готовились. Боясь малейшей неосторожности, малейшего шума.
Смоленск будто спал безмятежным сном, только на стенах торчали едва различимые силуэты жолнеров-наблюдателей. Эта видимая безмятежность еще более раззадоривала готовившихся к взятию города воинов.
– Приставим лестницы едва забрезжит рассвет и - на стену!
– Пойдет потеха! Раззудись плечо!
– Надо бы воеводам подсказать, чтобы барабаны да сопелки помалкивали. Исподтишка подступить - оно куда как ловчее будет.
– Иль воеводы имеют головы хуже твоей?
– Может, не хуже, но подсказка помехой не станет. Невдомек было мудрому ратнику, что они своим гвалтом давно уже разбудили город, который спешно готовится к встрече.
До самого предрассветья хлебали ратники хмельной мед, заедая сочным мясом и ожидая приказа, когда же он прозвучал, темной саранчовой волной с лестницами на плечах, особо не заботясь о щитах, двинулась рать к стенам Смоленска.
Шли молча, только изредка разрывал тишину пьяный упрек сбившему ногу товарищу, отчего лестница дергалась на плечах.
Вот и стена. Тихо-тихо. Подозрительно тихо. Кажется наступающим, что жолнеры-наблюдатели ничего подозрительного не заметили, не услышали и пьяных возгласов. Никого, однако, такая тишина не насторожила. Сгрудились ратники под стенами, начали поднимать лестницы. Еще немного, и они окажутся на стенах. Сбросить ротозеев-наблюдателей - это ведь раз плюнуть.
Ошалело громыхнул тугой воздух, разя дробью мечебитцев, уже ощущающих себя в городе. В упор бьют пушки подошвенного боя, а со стен пухают рушницы, частым дождем сыплются стрелы.
Говорят, пьяному море по колено. Вполне возможно, что это именно так, но когда ратники увидели, как снопами валятся их сотоварищи, не успевшие даже подставить к стене лестницы, хмель из их голов в один миг улетучился.
Не все отхлынули от стен в ужасе. Кто-то, прижавшись к матушке-земле, пополз от стены, но часть храбрецов и опытных ратников полезла по лестницам вверх, видя в том один из выходов. Это подхлестнуло струсивших, и они вернулись, прорываясь сквозь свинцовый секущий дождь, полезли муравьиными цепочками вверх. Когда же до зубастого верха оставалось всего ничего, на головы наступающих посыпались камни, полились кипяток и смола, хоть не совсем еще горячая, но оттого более липкая, сковывающая движения.
Наступление, как обычно говорят при неудаче, захлебнулось, осиротив изрядно русские полки. Думать о том, чтобы идти на город вторично, не имело смысла. Царь продержал Смоленск в осаде около месяца, дабы вылазками не мешал он срывать гнев на малых городах и селах. По царскому приказу дети боярские, выборные дворяне и каимовские татары предавали огню и мечу, предварительно ограбив до ниточки. Утолив мстительность свою, Василий Иванович повелел отойти от Смоленска.
– Не стоит уходить, государь, - посоветовал ему Глинский.
– Вспомни наш прежний разговор. Доверься мне. Рассуди сам: отступление твое ведь расценится как твоя слабость и невезение в ратных твоих делах. А это очень важно.
– Мы вернемся и к разговору, и к Смоленску. Рать я далеко не отведу. Пережду, однако, чем все закончится на Оке.
– Там, думаю, все обойдется ладно. Князь Андрей Иванович наверняка все Верхнеокские и Заокские княжества на уши поставил. Встретит царевичей доброй зуботычиной.
– Дай-то Бог. И все же погодим до его победного донесения, тогда и поведем речь о новом походе на Смоленск.
У князя Андрея Старицкого действительно обстоятельства складывались куда как удачно. Смотр Окской
рати он провел, не нарушив обычая, в Коломне, лишь опередив время на пару недель. Тут же, пока полки шли к своим летним станам, поспешил в Воротынск, Белев, Козельск, Новосиль, чтобы убедиться, готовы ли дружины этих княжеств к встрече крымцев и ногайцев. К его удовольствию, все у порубежных князей устроено было ладно: на опасные места выставлены сторожи [117] , Поле лазутится [118] непрерывно - крымцы не появятся неожиданно.[117] Сторожи - изба, где жила охрана, караульщики; сама охрана.
[118] Лазутить - разведывать, шпионить.
Похвалив князей, он со своей малой дружиной направился в Рязань, туда, по вести тайного посланца, царевичи намерены нанести главный удар.
Князь Старицкий собирался, посоветовавшись с Хабаром-Симским, выделить ему для усиления обороны города тысячи две-три ратников из Сторожевого полка, однако воевода предложил совершенно иное:
– Ты, князь, не растопыривай пальцы. Чтобы город отстоять, у меня достаточно сил, пушек и рушниц тоже изрядно, а огнезапаса с излишком. Месяц с гаком могу отбиваться. Но, рассчитываю, ты пораньше подойдешь и ударишь в спину царевичам, отрезав их от Поля. Мой совет - нынешней весной поставь иначе полки: в Серпухове и Коломне посади всего один полк - Большой; в Кашире оставь весь полк Правой руки, а Левой руки, Сторожевой и Передовой - переправь через Оку. В Зарайске, чтобы заступить обратный путь на переправах через Сосну, - полк; в Луховицах - еще один, а Передовой полк, позвав еще татар из Касимова, выдвинь в Пронск. Только всех строго предупреди, пусть не выказывают себя, когда крымские тумены пойдут на Рязань. Действовать тебе, князь, нужно единым ударом. Когда царевичи возьмут мою крепость в осаду.
– Совет стоящий. Поеду лично погляжу места для станов и пути подхода к Рязани для единого удара.
– Если не против, могу тебя сопроводить. Пару недель в запасе у нас с тобой есть. У меня же в крепости все изготовлено для обороны.
Неделю они провели в поездке, и вот когда, побывав уже в Пронске и в Зарайске, подъезжали к Луховицам, их перехватил гонец от князя Ивана Воротынского [119] , сообщивший, что лазутчики увидели в Поле тумен крымцев, идет он по Калмиусскому тракту.
[119] Воротынский Иван Михайлович (?-1535) - удельный служилый князь в Великом княжестве Литовском, в 1487 г. перешел к Ивану III. Активно участвовал в русско-литовских войнах 1-й трети XVI в. и военных действиях против Крымского ханства. В 1521-1525 гг. был в опале. В 1534 г. закован в кандалы, умер в заточении.
«Получается, не на Рязань. Странно! Что? Тайная весть ошибочна?» - спросил сам себя Андрей Старицкий и обратился к Хабару-Симскому:
– Придется менять все.
– Погодим, - сказал воевода и приказал гонцу: - Побудь пока в княжеской дружине. Мы покумекаем что к чему.
Отпустив гонца, принялись раскладывать все по полочкам: в поход выступят два царевича, и за те злотые, какие отсыпал им король, одним туменом они не отделаются, а если не оправдают надежд Сигизмунда, он им денег не даст. А такого царевичи допустить не могут. Каждому из них нужны деньги. После смерти отца они вцепятся друг другу в глотки, добиваясь ханского стола, и в этой борьбе не обойтись без сторонников, а сторонникам нужно платить.
– Мое мнение, князь Андрей Иванович, твердое, - подвел итог долгих рассуждений Хабар-Симский, - царевичи пойдут на Рязань. Тот тумен, что на Калмиусском шляхте - для обмана. Он и высказался, считаю, специально, чтобы тронулись русские полки в верховье Оки или даже на Угру. А когда там наша рать завязнет в мелких стычках, основные силы нацелятся на Рязань.
– А если поход все же нацелен на Верхнеокские земли? Прорвутся тумены через княжеские дружины к Москве, тогда как? Там войска - кот наплакал.