Пожиратель

Протянув вино смущённой и от этого лишь ещё более прекрасной женщине, я не стал садиться на своё место. Приподняв чашку, произнёс тост, благо выдумывать его не требовалось — можно было пользоваться опытом прошлой жизни. И судя по тому, как я уверенно держался и действовал, можно сказать, на автомате, очень богатым опытом.

— За вас, Анна Леонидовна! — произнёс я с улыбкой. — И вашу потрясающую, неземную красоту!

— Спасибо, — поблагодарила она, прежде чем пригубить вино. — Неожиданно.

Чего она не ожидала, я так и не понял — видимо, такой прыти от меня. Но тут уж извините — я и так уже полчаса сдерживался.

Я обозначил глоток, смочив губы в красном полусухом и, поставив чашку на стол, опустился на свой стул. В этот самый момент о себе решили напомнить рёбра. Я как-то и позабыл о них, расслабился, а сейчас не удержался и чуть скривился — очень уж неожиданно и сильно прострелила боль.

— Что там у тебя? — спросила преподавательница, поставив своё вино на стол.

— Да так, ушибся на разминке, — отмахнулся я. — Ерунда.

Разумеется, мне никто не поверил.

— Давай показывай! — потребовала потомственная лекарка, поднимаясь из-за стола. — С твоей рукой я уже справилась, на то, чтобы залечить ушиб, меня ещё точно хватит. Я, знаешь ли, маг не слабый.

Что же, её слова звучали разумно. Да и потом, уж лучше так, чем самому как-то пытаться снять ушиб или ходить с ним, пока не заживёт. Это хорошо, сегодня спаррингов не было, а где гарантия, что их не будет завтра? И что я тогда скажу Верещагину? Что ночью с койки упал и ушибся?

И кроме того, отказ мог быть воспринят с обидой, а портить установившиеся отношения очень не хотелось.

Поднявшись на ноги, я разделся до пояса, и Васильева тут же покачала головой.

— Да уж, тут всё серьёзно, — вынесла она вердикт. — Такое точно нельзя оставлять просто так.

Зрелище действительно было эффектным: синяк вышел огромным, весь бок и спину покрывал кровоподтёк в половину туловища размером.

— Повернись спиной! — велела Васильева, и я послушался. — Что ж, пожалуй, начнём отсюда.

Вновь ее пальцы коснулись моей кожи. Я ощутил, как преподавательница вздрогнула, но контакт не разорвала. От кончиков её пальцев пошло тепло, но не как в прошлый раз, а сразу мощным потоком.

И теперь она гладила обширную травму, так что я в полной мере прочувствовал, как на меня влияет увеличение близости. Удержаться было невероятно трудно, но я держался. А тепло продолжало расходиться со спины по бокам, и дальше, дальше.

Вымывая мысли и рассудок, оставляя только одно желание.

Краем глаза я видел, как уменьшается кровоподтёк. Пару раз накрашенные ногти Васильевой мелькнули на моей груди, и в эти моменты приходилось задерживать дыхание от жгущего внутренности жара.

Обжигающее дыхание разгорячённой женщины я почувствовал на своей шее. А следом преподавательница коснулась моей спины грудью, совершая особо широкое движение. Её пальцы прошлись по животу, едва не задевая пряжку ремня.

Я мог с уверенностью сказать, что лечение уже закончилось, однако Васильева всё продолжала гладить меня то со спины, то с боков. Её дыхание участилось, стало тяжелее, и вместе с тем я чувствовал, как усиливается аромат её кожи.

И желания.

Не в силах больше терпеть, я резко обернулся, оставаясь при этом в горячих объятиях. Наши взгляды столкнулись.

Я увидел её распалённое страстью лицо, заметил приоткрытый рот и горящие глаза. Ногтями проводя по моей спине, преподавательница не отводила от меня взгляда. Она была просто не способна оторваться.

Я подхватил её под бёдра и, удерживая на весу, поцеловал со всем жаром, что скопился в моём теле. Женщина в моих руках поплыла, как воск. С её губ сорвался сладостный стон, её руки обхватили меня за шею, зарылись в волосы.

В мгновение ока я донёс её до дивана и медленно опустил на сидение. Отстранившись на секунду, я не прекращал смотреть на эту прекрасную женщину. А она смотрела на меня, не отводя взгляда. Её рука потянулась ко мне.

Покрывая поцелуями ее лицо, шею и грудь, я чувствовал каждым прикосновением, как бешено колотится сердце распалённой красавицы. Каждый раз, когда я прижимался к ней, ощущал, как возбуждение, и так достигшее своего апогея, рвётся наружу, смывая последние преграды.

Мои руки ласкали её прекрасное подтянутое тело, а она закусывала губы, чтобы не стонать в голос, но я всё равно слышал, насколько ей приятно.

— Боже, Игорь, — выдохнула она, когда я задрал её юбку.

Потом, сильно позже, оторвавшись от уставшей, но довольной женщины, я позволил себе внутренне улыбнуться.

Не только руки помнят.

Глава 10

Как же приятно просыпаться, когда у тебя ничего не болит!

Я будто заново состарился и опять помолодел. Настолько мощным оказался контраст между вчерашним пробуждением и сегодняшним. Сев на койке, я принялся одеваться.

В этот момент в казарму вошёл сержант, и по своему обыкновению, использовав заклинание голоса, рявкнул:

— Курсанты, подъём!

Народ зашевелился на койках, а я спокойно одевался. Орешкин на соседней кровати с трудом разлепил глаза и несколько секунд глядел на меня с сомнением.

— Да кто ты такой, вообще? — простонал он, тяжело садясь на своей койке и откидывая одеяло. — Как ты можешь улыбаться в такую рань?

Выражения лица я не сменил. Однако решил всё же дать ответ, который Гришку бы устроил.

— У меня есть младшая сестра, которая два года пыталась устроить мне раннюю побудку, — с ухмылкой произнёс я. — Так что пришлось приспосабливаться. А вот ты, сразу видно, рано вставать не привык.

— Да я дома хорошо, если к одиннадцати глаза открывал, — признался Орешкин.

Значит, в плане учёбы у него было либо всё куплено, что, учитывая богатство отца, совсем не удивляет. Либо Гриша был умником, который настолько хорош в учёбе, что мог себе позволить прогуливать занятия.

— Если не возьмёшь себя в руки, дальше будет только хуже, — покачал я головой, заканчивая надевать форму.