Пожиратели гашиша
Шрифт:
– Так хоть огонь загасить надо.
– Дождем зальет, - сказал я. Марина скорбно вздохнула. Никакой свободы деятельности для инициативной натуры!
– Эй!
– раздался сзади вопль. Мы обернулись. У своей палатки стоял Слава, призывно размахивая пузырем "Абсолюта".
– Идите к нам!
– Сейчас, - крикнул я и подтолкнул Маринку.
– Иди, я через минуту буду.
Ветер в последний раз взметнул Маринкины волосы и вдруг затих. В воздухе установилась странная неподвижность. Вокруг стало быстро темнеть.
Солнце в последний раз выглянуло в разрыв кучевого облака, абрис которого украсился
Я люблю оставаться наедине со стихией. Люблю грозу, люблю ураган. Меня возбуждает буйство природы, есть в нем какая-то сила, которую, кажется, обрети - и станешь властелином мира. Колоссальная неподконтрольная мощь, такая, что можно попытаться схватить и удержать в кулаке молнию!
Послышался тяжелый шум, и перед лесом показалась плотная стена дождя, надвигающаяся прямо на меня. Я увидел, как река зарябилась под ударами первых капель, потом словно закипела, а я бегом бросился в укрытие. Когда я ворвался в палатку, все засмеялись.
– Ну что, навоевался?
– спросил Слава. По брезенту ударил дождь. Присаживайся.
Я плюхнулся рядом с Маринкой, сидевшей спиной к выходу. Перед ней на газете была разложена закусь: ветчина, хлеб, яйца и прочая снедь. Я перегнулся и застегнул входной клапан.
– Эх-ма!
– алчно изрек Слава, с треском отвинчивая пробку.
– Ксюша, а стаканы где?
Ксения извлекла четыре пластиковых стаканчика. Слава наполнил их щедрой рукой, граммов по сто пятьдесят.
– Ну, - сказал он, - за "лося": чтобы елося, пилося и... хорошо спалося!
Я выдохнул и проглотил "Абсолют". Дождь поливал палатку словно из ведра, даже подвешенный за крюк электрический фонарь раскачивался из стороны в сторону. Внутри потеплело. "Мы славно поработали и славно отдохнем!"
– Ой!
– вскрикнула вдруг Ксения, поспешно отдергиваясь от стенки.
– Чего там?
– заинтересовался Слава, и я понял, что мои худшие опасения оправдались - новенькая палатка протекла по швам. Скоро по скату полился второй ручеек, затем третий, и я предложил: - Давайте перебираться ко мне. Собираем все необходимые шмотки, дамы запасаются провизией, Слава, берешь банку, я - фонарь, и делаем марш-бросок.
Марина поежилась - струйка попала ей на спину.
– Итак, все готово?
– спросил я, берясь за фонарный крюк. Дамы накрылись куртками, и можно было не опасаться за сохранность съестных припасов.
– Дернули!
На улице шел настоящий ливень! Я мгновенно промок до нитки, не успев сделать первый шаг.
Со скоростью курьерского поезда мы домчались до нашей палатки, благо они стояли почти рядом, и стали размещаться, стараясь не намочить сухие вещи. Я разделся до пояса и в таком виде воссел, скрестив ноги по-турецки. В своем жилище я чувствовал себя уверенно и комфортно - у меня швы не протекали. Наконец все расселись, и Слава неуверено огляделся:
– А стаканы-то забыли.
Все заскучали. Вылезать обратно под дождь никому не хотелось, и я улыбнулся: - Спокойно, у меня все есть.
Собираясь в поход, я взял все, что может понадобиться в поле, учитывая численность компании.
Пошарив в сумке, я достал набор подержанных серебряных стаканчиков, когда-то по случаю купленных или обмененных уже не помню на что.
–
О, здорово, - обрадовался Слава, - а чего ж мы из пластмассы пьем!– Я про них забыл, - сказал я.
Приняв по второй, мы обильно закусили. За тонкими брезентовыми стенками бушевали природные катаклизмы, но нам было на них наплевать. Незаметно от остальных я переодел носки, вытянув из сумки шерстяные, которые мама связала мне специально для походов. Они были очень толстые и пестрые - серые, рыжие - из шерсти колли и, по слухам, помогали от ревматизма.
– За ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и богаче! процитировал я, подняв свой стакан. Тост был встречен шумным одобрением, хотя веселей, казалось, было уж некуда.
Внезапно над нами загрохотало так, будто небесная артиллерия открыла огонь прямой наводкой.
Женщины вздрогнули.
– Где-то рядом дало, - заметил Слава.
– Молнии приближаются, - загробным голосом возвестил я.
– Они бьют все ближе и ближе...
Марина поежилась.
– Пожара не будет?
– спросила она.
– Говорят, деревья, в которые попадает молния, горят даже в проливной дождь.
– Глупости, - успокоил я.
– Горение - это самый обычный химический процесс, и протекает он одинаково, вне зависимости от источника, будь то молния или спичка.
– А в машину?
– заинтересовалась Ксения, - Она ведь железная, молнию не притянет?
– Если бы была заземлена, тогда да, - разъяснил я.
– Тогда бы это был прекрасный громоотвод. Но она слишком хорошо заизолирована.
– Краской, что ли?
– не поняла Ксения.
– Шинами. Они сделаны из резины, а резина превосходный диэлектрик.
– В самом деле, - вмешался Слава, оставшийся без внимания. Он обхватил Ксению за плечи и притянул к себе, - пошли-ка проверим. Разложим сиденья и прямо в "Волге" заизолируемся.
Предложение было неплохое, так как водка кончилась и веселье начало угасать. Чтобы поддержать это благое начинание, я вытащил из дальнего угла свою старую плащ-палатку и протянул компаньону: - На вот, не намокни.
О себе я не беспокоился. На всякий случай я прихватил из дома максимум вещей, и в запасе оставался прорезиненный плащ химзащиты.
– Спокойной вам ночи, - сказала Ксения.
– Счастливо оставаться!
– махнул рукой Слава.
– И вам того же, - отозвался я.
Когда они вышли, я с облегчением потер ладонями онемевшее лицо. В самом деле, пора спать, завтра еще работать. Пока Маринка убирала остатки застолья, я выкинул на улицу, где шумел ураган, пустую бутылку и газетный комок с огрызками и застегнул клапан. Расстелили спальники и улеглись поверх них. Я погасил фонарь.
– Спокойной ночи, дорогая, - сказал я, устраиваясь на своем лежбище.
– Спокойной ночи, - разочарованно отозвалась Марина.
Что поделать, если при избытке Бахуса Венера дремлет. Для меня такая зависимость была железной, поэтому при общении с женщинами я стараюсь не употреблять спиртного вовсе. Не знаю, как Слава, а я в этой поездке нацелился всего лишь крепко повкалывать. Поэтому незачем перегружать организм. Заснул я очень быстро, и мне никто не мешал.
Наутро дождик не прекратился, хотя и поутих, превратившись в мелкую морось. Она висела в воздухе и проникала в самые мелкие щели, увлажняя все вокруг.