Пожиратели призраков

– Это, что, вся еда?

Я решаю подняться на второй этаж.

– Да, подружка…

– Осторожнее наверху, – предупреждает Тобиас.

Я продолжаю воображать, как однажды сюда въедет какая-то семья. Построит здесь свою жизнь. Это может быть моя семья? Как бы я здесь жила?

Я продумываю все до мелочей, как мы все сюда переезжаем. Это детская, это хозяйская, это для гостей.

Второй этаж даже больше похож на скелет, чем первый. В спальнях прибит гипсокартон, а другие стены и вовсе представляют собой деревянный каркас. Ничего не отшлифовано. Швы между листами заклеены скотчем.

Я вижу каракули жирным карандашом по углам – отметки, где надо было резать. Там цифры – размеры – с примечаниями: Хозяйская. Гостевая. Ванная. Словно секретные послания, оставленные для будущих искателей.

Убедившись, что никто не видит – кто это может быть? – я достаю маркер и нахожу уголок на незаконченном шкафу, чтобы оставить и свою пометку:

ЗДЕСЬ ЭРИН

Открой пошире, – шепчет Сайлас мне на ухо.

Я оборачиваюсь и вижу лишь толстые листы розово-желтой изоляции, заполняющие внутренние полости, как сахарная вата. Я знаю, что ее не надо трогать – кожа потом будет чесаться часами, – но меня так и подмывает отщипнуть, прожевать и проглотить. Внезапно я снова на ярмарке с Сайласом. До этого мы разделили таблетку кислоты, а теперь поражаемся спирали огоньков, тянущихся за аттракционами. И едим сахарную вату. Сайлас дергает за розовый пучок и протягивает мне: «Скажи а-а-а». Я делаю, что говорят, и Сайлас кладет вату мне на язык. Волокнистые нити растворяются во рту. Расплавленный сахар стекает по горлу, когда я глотаю, и мой разум расширяется. Глаза не отрываются от Сайласа, когда сахарный взрыв пронизывает все мое существо. Моя очередь. Я отрываю пучок и жду, когда он высунет язык, но вместо того, чтобы положить вату в рот, я размазываю ее по носу. «Фу!» – жалуется он. Я громко смеюсь, вспоминая тот момент, и сама удивляюсь, когда слышу этот звук, эхом разносящийся по пустому дому.

– Эрин! – долетает голос Тобиаса до лестницы. – Мы готовы!

– Иду!

Когда я собираюсь уходить, за спиной что-то сдвигается.

Я поворачиваюсь и вижу прозрачный пластиковый брезент, накинутый на открытую оконную раму и колышущийся на ветру. Лист полиэтилена расправляется и сжимается, почти дыша, такое серое полупрозрачное легкое. Когда я возвращаюсь в коридор быстрее, чем нужно, то слышу, как брезент у меня за плечом сжимается, вздымается от сквозняка и туго натягивается.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох…

…выдох

Сеанс

Сумеречное солнце проникает сквозь брезент, закрывающий оконные рамы, его цвета тускнеют до сине-фиолетового. Тобиас зажигает походный фонарь, и мы садимся на пол, скрестив ноги. Он ставит лампу в центр нашего треугольника. Открытые балки отбрасывают тени. Наши конечности болтаются по потолку, как пауки.

Все это попахивает ночевкой, будто мы дети, собравшиеся рассказывать друг другу страшилки. Следующая история: легкий, как перышко, жесткий, как доска.

– А что, если у нас есть способ связаться с Сайласом? – Тобиас снова размахивает тетрадкой Сайласа, держа от нас ее секреты – от меня. С каких это пор он стал наследником его литературных трудов?

– Откуда у тебя эта тетрадь? – спрашивает Амара.

– Сайлас попросил сделать это ради него. Он хотел, чтобы мы тут собрались. Вместе. Тут все написано.

Может, я просто завидую, что Сайлас доверился Тобиасу, а не мне. Может, я еще держусь за надежду, что в тетрадке написано что-то обо мне.

Я тянусь вперед.

– Можно посмотреть?

Тобиас отстраняется.

– Сайлас писал очень четко. Он хотел, чтобы я руководил всем.

– Чем? – уточняет Амара.

– Ладно. Послушайте, – сейчас или никогда, Тобиас… – Религиозные движения полностью основаны на вере в то, что живые и мертвые могут общаться.

– Сайлас вывел свой хипстерский спиритуализм? – фыркает Амара. – Хипстеритуализм? Круто.

– Но призраки не обитают в домах. Они преследуют людей.

– Но разве это не просто воспоминание о Сайласе? – Амара с готовностью врывается в фантасмагорические дебаты. – Это не призрак. Воспоминания и духи – не одно и то же.

Тобиас показывает на меня, будто я улика номер один.

– Тебе не кажется, что Сайлас сейчас с тобой?

Брезент на окнах дышит, прогибаясь прямо над моим плечом.

– Кажется.

– Ты чувствуешь себя с ним связанной?

Мы в моей квартире. В моей кровати. Я не помню, какая это эпоха отношений – может, первая эра, а может, и десятая. Сайлас устроился за мной, обвив руки вокруг груди и положив подбородок мне на плечо. Мы играем в ту же игру, что и всегда – обсуждаем наше совместное будущее.

«Если я умру первой, – говорю я, – ты должен встретить кого-то другого. Я хочу, чтобы ты жил дальше. Снова влюбился».

Сайлас фыркает.

«Если я умру первым, – говорит он, – уж поверь, я и тогда тебя достану».

– Да, – говорю я. В словах Тобиаса есть очевидная логика. Настоящие призраки могут покидать жилища; травма запечатлевается на живых. Это ко мне привязан Сайлас, а не к какому-то дому.

– Отсюда мы и начнем, – говорит Тобиас. – Нужна личная связь, чтобы его приманить.

– Приманить, – повторяю я. – Но как?

Тобиас поднимает белые таблетки.

– Это раскроет наши души.

– Что это за херня? – спрашивает Амара.

– Призрак.

– Никогда о таком не слышала.

– Ну еще бы. Это одновременно новая и старая штука.

– Tres chic, – она поворачивается ко мне с внезапным подозрением. – Стоп. Ты знала об этом?

– Не совсем, – частично вру я.

– Сначала вы должны были сюда приехать, чтобы я все объяснил. Шаманы верят, что можно открыть портал к более высоким уровням сознания, принимая аяхуаску, это что-то вроде…

– Ты хочешь накидаться? – прерывает Амара.

– Это не наркотик. Мы увидим духов. Призрак приблизит нас к умершим. Мы сможем с ними поговорить.

– Так… прости, – не хочет сдаваться Амара, – это что-то типа сеанса? Ты припер нас сюда, чтобы мы устроили сеанс? Серьезно?