Пожиратели призраков

– Блевота Эрин – не какой-то там религиозный опыт, и ты уж точно не шаман.

– Поэтому я и не хотел тебе говорить. Я знал, просто знал, что ты зацепишься за наивное представление о приходе.

– Но так и было…

– Если бы я хотел прихода, то купил бы грибов! – Тобиас не может убедить Амару, поэтому поворачивается ко мне. – Эрин, ты все чувствовала. Каково тебе было?

– Не знаю, – смотрю я на гриб. Зажав ножку, перекатываю ее между пальцами так, чтобы шляпка закручивалась спиралью. В мыслях только та тень в углу комнаты. Как она двинулась ко мне, потянулась ко мне. Я почти до него дотронулась. – Мы можем повторить?

– Что? – почти кричит Амара. – Ты совсем долбанулась?

– Я хочу попробовать снова.

– Тихо-тихо, – встревает Тобиас. – Притормози. Я не знаю, какие могут быть побочные эффекты…

– У меня есть неплохая теория, – заявляет Амара.

– Надо больше пить и хорошо отдохнуть перед новой дозой.

– Когда? – я не могу скрыть рвение, которое не до конца понимаю. Нужду.

– Завтра.

– Завтра? – я прямо вижу, как до Амары доходит, что это не конец. Не для Тобиаса и не для меня. Сегодня лишь суббота. У нас есть еще целый день. – Я пас.

– Ты видела его, – настаиваю я. Сайлас материализовался передо мной. Сайлас выбрал меня. Его привлек мой голос, не Тобиаса. Мои слова привели его в наш дом. Мои.

– Нет, не видела, – отнекивается Амара. Она точно не сдастся. Она боится.

– Мы так близко, – практически умоляет Тобиас.

– Я. Не. Стану. Это. Повторять.

Тобиас ждал не такого ответа. Он тянется к ней.

– Амара. Пожалуйста. Мы…

Амара отдергивает руку.

– Даже не трогай меня.

– Нам нельзя уходить, пока мы…

– Ты не можешь меня удерживать!

Кажется, тогда до всех нас дошло, что машина есть только у меня. Амара и Тобиас поворачиваются ко мне с одинаковой мольбой в глазах.

– Амара…

Амара отходит, явно закрываясь в себе.

– Я вызову такси.

– Ты знаешь, что мы видели, – говорит Тобиас настолько спокойно, насколько может.

Амара поворачивается ко мне.

– Пожалуйста, Амара, – прошу я.

Я понимаю, что она чувствует – я подвела ее, теперь я на стороне Тобиаса, а она совсем беззащитна в этом доме. Амара одна идет на кухню. Я слышу, как она давит всхлип, но дом позволяет ее страданиям эхом разлететься по пустым залам.

Тобиас поворачивается ко мне.

– Если она уйдет, мы нарушим…

– Я поговорю с ней. Господи, успокойся.

Амару стоит, прислонившись к тому, что могло бы быть раковиной.

– Амара?.. Ты в порядке?

Она смотрит сквозь оконную раму, а не на меня. Лучи послеполуденного солнца просачиваются сквозь брезент, придавая ее лицу серую бледность. Она выглядит измученной. Обессиленной.

– Так друзья не поступают. Это нездорово. Ты ведь это понимаешь?

Она права. Конечно. Никто из нас не признавал – по крайней мере, вслух, – что наша дружба стала однобокой с тех пор, как умер Сайлас. Квартет превратился в трио, и мы еще не научились с ним управляться. Но слышать, как Амара произносит это вслух, очень больно.

– И что теперь? – пытаюсь я обратить все в шутку. – Ты с нами расстаешься?

«Так и есть», – понимаю я. О боже, Амара нас бросает. Она бросает меня.

– Я делаю это только ради тебя. Не ради Тобиаса и уж точно не ради Сайласа. Сайлас мертв, – говорит она так небрежно, что я злюсь. – Его больше нет, и все это его не вернет.

– Я видела его, Амара. И ты тоже, так ведь?

– Нет.

Лгунья.

Сквозь прозрачный брезент я едва различаю огни Ричмонда на горизонте. Снаружи дома стрекочут сверчки с ровным механическим жужжанием, приглушенным пластиком.

Мы договорились держаться вместе на случай, если кому-то из нас – то есть мне – станет плохо. Амара явно хочет за мной приглядывать, хоть до конца вечера мы почти не говорили. Мы слишком часто держали друг друга за волосы, помогали пережить самые жуткие приходы. Даже сейчас между нами есть молчаливая солидарность. По крайней мере, я надеюсь.

Мы лежим в спальных мешках лицом к потолку. Лампа освещает стены, которые стали доской для спиритических сеансов.

А я – планшет. Интересно, смогу ли я переходить от буквы к букве и сложить имя Сайласа?

Амара, наконец, отваживается спросить:

– Кто-нибудь знает хорошие истории с привидениями?

– А Сайлас считается? – уточняю я.

– Пока нет, – бормочет Тобиас.

Амара поворачивается на бок.

– Что ж, тогда это хреновая ночевка.

– А ты слышала «Хорошую смерть»? – спрашивает Тобиас, и я сразу понимаю, что нас ждет длинная лекция. – Еще во времена Гражданской войны…

– Я хотела сдохнуть от страха, Тоби, – говорит Амара, зарываясь лицом в спальный мешок, – а не от скуки.

Но его уже не остановить, и плевать, хотим мы слушать или нет.

– Раньше люди умирали дома. Вся семья собиралась вокруг кровати, пока человек медленно покидал бренную оболочку. Все могли попрощаться. А потом началась Гражданская война. Солдаты умирали за много миль от дома, от своих семей. «Хорошей смерти» не стало. Все эти души были… потеряны.

Тобиас поднимает руки, словно дирижирует оркестром.

– А потом появились Мегги и Кейт Фокс. Им было всего четырнадцать и одиннадцать, но они уже умели связываться с потусторонним миром.

– Хер… – стонет Амара в спальный мешок, – …ня.

Сестры Фокс – одна из любимых историй Сайласа. Тобиас даже звучит, как он, если честно. Я почти слышу голос Сайласа. Сестры Фокс сообщали родителям солдат, что те погибли доблестной смертью, и сам Господь забрал их с этого света своими руками. Если этого хватало Мэри Тодд Линкольн, то этого хватало и всей Америке.

В гостиной воцаряется тишина. Тобиас усыпил и себя, и Амару своим уроком истории. Надо бы выключить фонарь, приберечь пропан на завтра, но я его оставляю и прислушиваюсь к его шипению. Сквозь спальный мешок чувствуется фанерный пол.