Пожиратели призраков
Шрифт:
…в Хоупвелл, где все было тихо. Где я могу остаться лишь со своими призраками.
– Сайлас, ты меня слышишь?
Полчаса, и все еще ничего. Что я сделала не так? Почему не могу выйти на контакт?
– Сайлас, я здесь. Где ты?
Ничего.
– Почему ты меня не слушаешь?
Ничего.
Может, он просто не слышит меня. Может, у нас слабая связь. А если тело начинает привыкать к фантомам? Вдруг теперь надо принимать больше? Удвоить дозу?
Я достаю из пакетика вторую таблетку и перекатываю между пальцами, наблюдая, как серый порошок рассыпается, словно песчинки в часах.
«Половину», – говорю
Я тяну слишком сильно. Колпачок резко срывается, и пепел рассыпается по тумбочке. Черт. Его нельзя выкидывать. У меня осталась только одна доза. Твою-то мать, что мне делать…
Видимо, придется через нос. Я опускаю голову на прикроватную тумбочку, прижимаю палец к левой ноздре и вдыхаю через правую. Вся носовая полость начинает гореть. Горло смачивается, а в черепе начинает стучать. На этот раз он услышит меня, я точно знаю. Нужно всего лишь направить энергию.
– Сайлас?
Надо обратиться к нему. Призвать его.
– Сайлас, пожалуйста… ты мне нужен.
Наша связь крепка. Тобиас говорил. Я нашла его. Вернула.
Так где же он, черт возьми?
– Это Эрин. Пожалуйста, Сайлас, приди ко мне, – мне надо повторять заклинания, которые произносил Тобиас? Я думала, хватило моего голоса. – Сайлас. Пожалуйста. Где ты?
Ничего. Я его не чувствую. Его здесь нет.
– Да пошел ты, Сайлас, – его совсем нет. – Придурок, – бормочу я и засыпаю.
Когда я с трудом открываю глаза, меня встречает утренняя серая дымка. Все будто в тумане, но на самом деле это лишь мое сознание. Я не могу ясно мыслить. Все тело высохло. Во рту настоящая тундра. Я зеваю, и кожа вокруг губ трескается, как хрупкая скорлупа. На часах уже десять. Господи. Я уже отключалась, но в этот раз мой череп будто пережил солнечное затмение. Я хочу просто лечь обратно, спрятать голову под подушку и прикидываться мертвой все ближайшее обозримое будущее.
Меня будит вибрация от нового сообщения. Я тянусь к телефону, но рука касается…
мягкого пластика
…и отдергиваюсь. Я сажусь настолько быстро, что сознание не успевает это обработать. Нужно подождать, пока спальня перестанет вращаться. Пусть стены сначала встанут ровно.
Это всего лишь пакетик на тумбочке.
Осталась одна таблетка.
Смс-ка от Таннера: «Мы встречаемся на выходных, убийца?» У меня не хватает сил написать что-то вразумительное. Таннеру придется подождать. Еще три голосовых сообщения от мамы. Я настолько улетела, что, видимо, не услышала вчера ее звонков. Или утром. Я слышу, как ее тон становится жестче с каждым сообщением:
Милая, все хорошо? Это на тебя не похоже… Позвони своей маме, ладно?
Не знаю, почему ты просто не можешь ответить… Мне, что, обидеться? Пообещай, что придешь завтра. Ты же понимаешь, как это важно для твоего отца…
Сегодня. В смысле, в понедельник. Семь вечера. Ровно. Не забудь. Ради отца, не ради меня.
Я не понимаю, почему эта вечеринка так важна для нее. Папе плевать. Мне даже в двенадцать лет было понятно, что моим родителям светит развод –
или должен светить. Они могли бы избавить семью от коллективных страданий и просто разойтись, но нет, они держались за брак с омерзительной преданностью.Амара не писала. Видимо, последние десять часов не подняли ей настроения. Я звоню ей, но телефон сразу переключается на голосовую почту. Наверное, еще спит. Видит бог, я тоже хочу.
Череп раскалывается, но мне ужасно надо встать и выпить воды. Когда я поднимаю голову, то замечаю надпись, которую нацарапала маркером несколько недель назад:
ЗДЕСЬ БЫЛА ЭРИН
Какого хрена? Что это за тупые шутки? Кто приписал сюда «была»?
Я облизываю большой палец и тру слово, чтобы проверить, смоется ли. Оно размазывается по стене, палец окрашивается черным.
Телефон снова вибрирует, на этот раз от звонка, и я пугаюсь. У меня не сохранен этот номер, но я все равно отвечаю.
– Э-э… алло? – неуверенно говорит женщина на другом конце. – Это Лорейн? Из агентства «МакМартин»? Звоню узнать, во сколько нам ждать вас.
Вот черт. Первый день работы. Я в дерьме. Можно соврать – сказать, что я заболела. Лорейн все поймет, так ведь? Разрешит прийти завтра. Мне нужен день, всего один, чтобы собраться с мыслями и вернуться в реальность.
– Я… кажется, я чем-то заболела?
– А. Понятно. Ну…
Оно ускользает. Мое будущее. Хренов пятилетний план. Возможность чего-то добиться. Все утекает сквозь пальцы, и я упущу шанс, если не сожму руку в кулак.
– А знаете, – слышу я свой голос, – ложная тревога.
– …Вы уверены?
– Да. Уверена. Отравилась. Ничего страшного. Мне уже лучше, – я сажусь и раздвигаю шторы. Квартиру заливает слишком много света. На окно даже больно смотреть.
Я моргаю и замечаю женщину, которая стоит посреди дороги прямо под моим окном. Она обернута в пластик. В прозрачный брезент.
– Отлично, – отвечает Лорейн. – Тогда… вы скоро приедете в офис?
– Конечно, – мой голос слабеет, пока я медленно подхожу к окну. Я не спускаю глаз с женщины в пластике так долго, как только могу – кто это кто это кто… – пока не дохожу до коридора и она, наконец, не исчезает из виду. Я почти убеждаю себя, что ее там больше нет. С глаз долой, из (моего) дебильного сердца вон. Я заставляю себя не думать о ней. Еще слишком рано, и у меня слишком сильное похмелье, чтобы здраво размышлять о том, кем она может быть.
Я иду на кухню. Мне померещилось, вот и все. Надо просто что-нибудь съесть. Очистить разум. Но в холодильнике пусто, если не считать тарелки с сыром, покрытым голубоватым налетом.
Я наливаю стакан воды и начинаю пить, но вкус слишком металлический.
Иду в гостиную к окну, которое выходит туда же, что и окно в спальне. Просто чтобы убедиться.
Женщина в пластике все еще там. Все еще пялится.
Какого. Хрена.
«Не зацикливайся», – сказала бы сейчас моя мама. Я годами наблюдала, как она так делала. Легко засунуть какую-то неприятную мысль в маленькую коробочку и убрать в дальний мысленный шкаф, чтобы не думать об этом. Надо всего лишь найти в себе место, убрать туда эти неприятные чувства и просто… запереть их. И выбросить ключ.