Пожитки. Роман-дневник

Тактильные контакты исключались по определению. Знаки любви в виде ударов по голове вожделенного объекта монолитным портфелем существовали, похоже, только в кино. Моя личная тактильность проявлялась много раньше переезда в Город. Наличествовало кромешное детство; двор, заселенный старшими девочками – каждый раз одними и теми же; я – постоянно безумный. Мы частенько сидели рядышком в углу двора, на ветхом облезлом теннисном столе. Девочки лузгали семечки, подскорлупные чешуйки семечек усеивали их юбки, я же исполнял незнамо кем вмененную обязанность эти юбки отряхивать.

О, небеса!

Советские линялые девочки без перьев. Рядышком на столе. Ножки болтаются. Мертворожденный лепет. Буксующее умиление. Семечные чешуйки летят. Младенец без нимба их стряхивает. Рядом улыбаются бабушки. Лето. Детство. Раннее – очень – детство. Бабушки-чешуйки. Внеполовая идиллия. Вас, случайно, не тошнит?

А есть еще более раннее. Словно бы через неделю после изгнания из Эдема. Мы ходили в гости к крохотной прелестнице с длинными белокурыми волосами. То есть не прямо к ней, конечно, а… Ну, то есть… Она, кажется, ждала всегда и, не стесняясь, брала меня за руку. Как небесная жена небесного мужа. Прямо и откровенно брала, после чего мы шли в ее комнату. Там садились на диван. Она принималась гребнем аккуратно, нежно расчесывать мои волосы. Как небесная жена небесного мужа… Я сидел безропотно. Бог знает, что происходило тогда на самом деле… Ведь это Он… Он все выдумал и попустил.

* * *

Каждый порядочный продовольственный магазин в то время вывешивал для всеобщего обозрения план-схему раздела говяжьей или свиной туши. Своего рода аналог констатации «не попробую, так посмотрю». Ныне повсеместно разбросанные по прилавкам сочно-красные куски плоти не нуждаются в структурировании. На ценниках и так написано: рулька это или не рулька. Необходимость в рассуждениях и бесплодном сравнительном анализе отпала. Видимо, рассуждать легче о том, что по какой-либо принципиальной причине сейчас малодостижимо – будь то коммунизм, мясо или девичья задница.

Среди приличных людей младшего школьного возраста шли оживленные дискуссии на тему – что главнее. Причем буквально в такой постановке вопроса: что главнее – низ или верх. За неимением возможности убедиться воочию ограничивались доступными частями тела. Смотрели, например, на ноги, которые благодаря усиливающейся минимизации юбок с годами становились все более открытыми для голодных глаз. Лидирующее половое развитие девочек позволяло им отвечать взглядами не просто широкосочувствующими, но и напрямую оценивающими. Девочки опережали события – порой значительно. Любой роман становился достоянием пересудов. Когда разница в возрасте, измеряемая одним годом, кажется разницей поколений, влюбленная пара, где ей двенадцать, а ему пятнадцать, производит фурор автоматически. Такие пары были. Они порождали самые грандиозные слухи, толкования и предположения. Хотя, надо сказать, в летописи городских происшествий мог оказаться лишь один случай стопроцентной материализации всеобщих половых чаяний. Девятиклассница (не из последних, кстати, по успеваемости) взяла в рот на дискотеке. Ее революционный порыв, опередивший свое время как минимум на полтора десятилетия, шокировал местность от края и до края. Однако из Города возмутительница спокойствия не бежала, живет в нем до сих пор, а хулители ее, пользуясь тем, что читающих мысли среди нас нет, быстро исчерпали прокурорский энтузиазм и успокоились.

Кто бы мог объяснить тогда – что есть нормальная влюбленность, подлинная любовь, грамотное половое сношение?! Да и кто бы понял?!

О сношениях вообще только говорили. Любовь могли показать символически – написать чернилами через крупный трафарет «ЛИКА», «ПЕТЯ» и ходить так по улицам. «ЛИКА» – на левой брючине, «ПЕТЯ» – на правой. Влюбленность же понимали следующим образом. Если окружающие знают о том, как вы прогуливаетесь иногда, взявшись за руки, – то , значит, влюбленность. Если еще не открылось, как вечерами вы сидите по подъездам, принимая собственное мычание за оживленный разговор, – и то , значит, влюбленность.

Робкое бормотание разума заглушалось голосом плоти. Всезнание, как научную дисциплину, постигали иногда откровенно шарлатанскими методами. Доходило до свального онанизма. Хотя наиболее ответственные моменты предпочитали переживать, конечно, в одиночестве. Каждый накладывал на себя руки, ведомый личной интуицией. Пожалуй, лишь результат – первый результат! – у многих схож по ощущениям.

Никаких тогда еще отработанных жестов и стонов, изгибов и выверенной работы определенных мышц. Нет! Нет! Только ошеломление! Одна только кульминация физиологии! Редчайший случай успешного следования заповеди «познай самое себя»!

Сперва готовность к неудаче (сколько их было!). Потом нечто странное – жар по жилам, горячие волны краской бьют в щеки. Уже не ты толкаешь природу – она движет твоей рукой. Движет правильно, все быстрей и быстрей. Ощущения нарастают. Момент приближается. Мыслей нет. Одни только нервные окончания. Все, что закладывалось еще до рождения. Весь смысл. Все прежде дремавшее. Складывается в единый таран. Он готов пробиться. Ни малейшего шанса для сомнений. О!.. Неужели оно?! Так ведь… О! Вот как!! О-о-о!.. Слишком остро. Руке невозможно продолжать… Все заканчивается само по себе… слишком ударно… неужели так всегда?.. сильно… слишком много… мокро… жжется… освободился… о-охх!..

* * *

Здравствуйте! Мы говорим о запретном. И неизбежном.

Именно как неизбежное зло… скорее, нелепость… Да. Нелепость.

Именно как неизбежную нелепость, я воспринимаю мальчиков, наверняка не успевших еще пережить первый оргазм, но утомившихся уже курить сигареты – одну за другой. Мы тоже уставали курить. Порой я возвращался с коловращением в кишках от количества потребленного за один раз никотина. Другое дело, что в молодости действительно не знаешь, да и не хочешь знать, а в возрасте более авторитетном не можешь объяснить. Слушать не станут. Остается уныло наблюдать за следующими поколениями, быть свидетелями того же самого дерьма, которого когда-то вволю нахлебался лично. Приходится с горечью убеждаться в том, что каждому возрасту – свое дерьмо. А бывают еще такие какашки, без которых и возраст – не возраст. Попробуйте объяснить это родителям. Легче доказать детям бесполезность взросления посредством табака.

Удивляет другое. Нынешние дети настолько же модернизированы, насколько апатичны современные мне взрослые. Кажется, сегодня можно курить на людях в любом возрасте, а докуривать – прямо у подъезда собственного дома. После чего совершенно спокойно заходить в квартиру и вопить насквозь воняющей пастью, как и мы когда-то вопили:

– Ма-а! А пожрать есть че?!

Мы, прежде чем исторгнуть подобный вопль, часами бродили в окрестных лесах, жуя молодые еловые лапы. Тщательно соотносили объем выкуренного с количеством съеденного. То и дело дышали друг другу в нос:

– Пахнет?

– Пахнет.

– Черт… – досада была неподдельной, – сильно?

– Не-е… не очень.

– Ладно.

В ход шла очередная порция елок.

– А сейчас?

– Сейчас не пахнет.

– Точно?

– Ну… пока до дома дойдешь, вообще не будет.

– Клево.

Я бы назвал это уважительным отношением к процессу. Когда процесс отвечал взаимностью.

А нынче курево другое. Вонючее. Авторитета марок не чувствуется. Можно ли воскресить прежний восторг, сопровождавший сбор различных «бычков», ценность которых обуславливалась единственным атрибутом – длиной. А целые сигареты – так это вообще! Как-то мы с другом за раз выкурили целую пачку целых . Дело было на окраине вавилонов, в яблоневом саду(!). Сейчас там вздымаются паскудные многоэтажки.

Надо сказать, что рассматриваемая нами тема подвергалась всевозможному табуированию со стороны как отдельных лиц, так и стереотипов, принятых в обществе. Вот забавный случай из детства.

Очередная пьянка-гулянка у взрослых. Дети – с извечным любопытством и относительной невменяемостью – тут же. Над столом висит амбреобразный коктейль, состоящий из спиртного перегара, одеколона, духов, сигаретного дыма и свежего пота. Все – советское! Устав следить за призрачной смысловой нитью в разговоре присутствующих, под взрыв нелепого, грохочущего ржания (идет чей-то самодеятельный конферанс) выхожу на кухню и застаю одну из участниц шабаша – даму лет сорока, преподавательской внешности, типа всю из себя знатную – с зажженной сигаретой. Разночтения исключены настолько, что дама подпрыгивает, судорожно прячет руку с сигаретой за спиной и от переизбытка чувств почти полностью утрачивает накопленный хмель. Кажется, она даже покраснела.