Позволь мне решить

– Значит, это действительно ты? – Тихо спросил Велегор. – Папа?..

– Я, - подтвердил Януш. – Только без бороды.

Велегор медленно обернулся к тяжело дышавшей, дрожащей от ненависти ведьме – и разжал пальцы.

Виверия проводила безумным взглядом упавший на землю из раскрытой ладони жертвенный кинжал, вскинула глаза на дрогнувшее алое марево небосвода. Уродливые тени беззвучно закричали, забились в отчаянной попытке остаться в человеческом мире – но красный огонь погас, и вместе с ним исчезли жуткие существа. Невидимый смерч прошёл по нестройным рядам растерянных колдунов, сбивая их с ног…

– Ты меня обманула.

Виверия шагнула вперёд, затем назад, глядя на сына. Велегор едва доставал ей до пояса, но в эту минуту внушал почти потусторонний ужас – взглянув на него, Януш увидел, как разгораются зелёным огнём чёрные глаза, как нарастает в его груди нечто жуткое, страшное, тёмное…

– Ты. Меня. Обманула.

Дрогнула земля, заходила под ногами, застонала… ужасный колдовской смерч вырвался из воронки, промчался по Нектарису, набирая силу… и тысячи слепящих искр метнулись к Велегору, наполняя его тело жутким, искажённым, режущим светом. Мальчик глубоко вдохнул, полной грудью, точно впитывая в себя нечто невидимое взгляду, и в его глазах ярко вспыхнуло зелёное пламя.

– Королева, мы бессильны! – закричал кто-то сверху, и Януш узнал голос Савина. – Он выпил нашу силу! Всю невидимую смерть! Мы не можем… неоткуда взять… не чувствую…

– Это же. Мой. Отец!

Виверия вскрикнула, когда просевшая под ногами земля посыпалась, затянув её в себя, точно в зыбучий песок. Ведьма рванулась вперёд, чтобы достать неподвижного Велегора, но руки лишь наткнулись на невидимую преграду. Те из колдунов, кто рискнул спуститься в воронку, замерли, не в силах ни преодолеть невидимый барьер, окруживший юного повелителя и его отца, ни развеять могущественное колдовство, в сотни раз превосходящее их собственное. Первые из колдунов упали – вначале на колени, затем плашмя на серую, дрожащую землю, один за другим, будто из них в самом деле вытягивали силы, и не только магические.

– Обманула, обманула!!!

Януш обернулся: за пределами невидимой преграды земля ходила ходуном, засыпая обугленные пласты смертоносного металла, стонала, раскрывая бездонную пасть расширявшихся трещин, принимала в себя то, что было на поверхности, сбивала с ног колдунов, которые пытались отползти как можно дальше от вобравшего в себя всю невидимую смерть Велегора…

– Сын, нет! Остановись, перестань! – выкрикнул лекарь, и сам не услышал своего голоса.

Велегор закричал. Долго и протяжно, жутким, нечеловеческим голосом, точно зло, что ютилось в нём со дня зачатия, лишь сейчас проявилось в полной мере, вырвалось наружу, набирая силу… несмотря на прерванный обряд, на непролитую жертвенную кровь…

Юный Велегор впитал в себя всю магию, без остатка, выпив её из обессиленных колдунов, даже не пытавшихся подняться с земли, выжав разрушительную силу из самой невидимой смерти…

Януш взглянул на Виверию – ведьма провалилась под землю уже по пояс и отчаянно билась, барахталась, пытаясь удержаться на поверхности, не дать тверди поглотить себя – и глаза их встретились. Она закричала, на миг прекращая борьбу, протянула к нему руки…

Лекарь инстинктивно протянул свои, чтобы помочь ей – но пальцы лишь наткнулись на невидимый щит, которым их оградил беснующийся Велегор. В тот же миг твердь ухнула, просела, и Виверия провалилась вниз, сквозь землю, так и не увидев того, кто стал воплощением её предсказаний…

Зато очнулся сам Велегор. Вздрогнул, как от удара, тряхнул головой, точно прогоняя наваждение, и вскрикнул, будто лишь теперь понимая, что произошло.

– Велегор! – позвал Януш, протягивая к нему руки. Алтарь, с которого он не мог слезть, ухнул вниз, провалившись наполовину, так что лекарь оказался практически на земле. – Велегор!

Сын перевёл взгляд на него, затем куда-то поверх его головы – и на детском лице отобразился ужас. Велегор бросился к Янушу на шею, крепко обхватил руками, зажмурился – и полыхнувшая вслед за этим яркая вспышка скрыла от лекаря и мёртвый город, и проваливавшихся под землю колдунов, и предрассветное небо Парадиса.

Слепящий свет погас внезапно – и таким же внезапным оказался неожиданный удар о землю. Переломанные кости отозвались дикой болью, но Януш удержал в объятиях Велегора, ещё крепче прижимая его к себе. Сын перенёс их на северо-западное побережье Стилоса – единственное место на ближайшем к материку острове, где доводилось бывать мальчику, и где сам лекарь не появлялся уже несколько лет. Они упали на песок; в нескольких шагах от них разбивались о берег буйные волны беспокойного океана. Даже отсюда Януш ощутил, как стонет и подрагивает под ними земля, как ревёт, поднимая гигантские волны, океан. Предрассветное небо то и дело разрывалось мелькавшими над Парадисом молниями; там разверзалась бездна, точно все силы мира рвали дальние Острова на части – но лекарь смотрел не на них, а на бесчувственное, безвольное, обмякшее тело сына, которое он по-прежнему крепко сжимал в объятиях.

Из носа и рта Велегора стекали две тонкие струйки крови, кожа мальчика в первых лучах восходящего солнца казалась серой, как мёртвая земля Нектариса – и лекарь едва ощутил пульс на худой детской руке.

– Велегор… - прошептал он, не слыша своего голоса: то, что творилось за их спинами, поглощало всякий звук. – Велегор, сынок…

И заплакал, склоняя голову на маленькую, худую грудь. Потому что узнал, почувствовал боль в его голове. Как при сотрясении, как при жестоком ударе… и невидимая смерть, которой вдоволь наглотался его мальчик на Парадисе, лишь усугубила начавшееся кровоизлияние, не позволяя крови свернуться, не оставляя ребёнку шансов на жизнь…

– О Единый…

…Понимание пришло сразу, вдруг. Януш оторвал голову от тяжело поднимавшейся груди Велегора, с безумной надеждой вгляделся в бледное лицо, перевёл взгляд на собственные руки. Он чувствовал! Чувствовал боль своего сына! Ощущал её отражение, знал, где болит, знал, почему… то, на что он не был способен долгих семь лет!..

– Во имя Единого, - заговорил, не пытаясь сдержать улыбку, лекарь. – Во имя Единого…

Провёл рукой по лицу Велегора, затем над распростёртым на песке телом, обхватил ладонями его голову, прижался лбом ко лбу, прикрыл глаза, читая молитву…

Может ли так быть, чтобы дар, столь справедливо отнятый у него однажды, так незаслуженно и так милосердно был дарован ему вновь?..

Любовь и всепрощение Единого не знают границ… кажется, так говаривал на своих службах господин Бажен…

– Паап?..

Януш вскинулся, вглядываясь в бледное, непонимающее лицо Велегора.

– Где мы? – скорее прочёл по губам, чем услышал лекарь.

– На Стилосе, – не сдержавшись, Януш вновь прижал к себе сына и услышал, как тот сдавленно пискнул ему в ухо. – Хвала Единому, ты жив!..

– А, да… я про это место подумал, когда… ох… дальше не помню… голова болит…

– Поспи, - прижимая сына к себе, шепнул ему на ухо Януш. – Поспи пока, сынок…

Они пролежали так долго – Велегор и в самом деле уснул, угревшись в руках отца, а Януш слушал далёкие раскаты грома и глухие удары землетрясения на Парадисе, когда солнце окончательно поднялось из-за горизонта, освещая своими лучами необычно ясное, голубое небо Стилоса. Лекарь осторожно, чтобы не беспокоить Велегора, осмотрел себя. Ноги оказались переломаны не в коленях, как он предполагал, а чуть ниже. Покойный ныне Трифон перемотал их жёсткими бинтами от бедра до лодыжек, но это ничуть не помогало повреждённым костям. Идти лекарь не мог, и уже продумывал варианты, как побыстрее добраться до города ползком, когда услышал шаги – к ним из зарослей северных лесов Стилоса приближался целый отряд.