Прах

— Обе мои дочери сегодня гостят здесь, в поместье. В прошлую нашу встречу вы, Артём, помнится, сожалели, что не получается повидаться с вашей суженой. Если хотите, можете пообщаться сейчас. Думаю, Вероника не будет против.

— Да, всё верно, — подтвердил я, — последние недели только на расстоянии общаемся, да и то редко. Но если Вероника здесь, не упущу возможность увидеться.

Ростислав покровительственно улыбнулся и вызвал экран смарта.

— Дочь, ты дома? — спросил он. — Тут у нас гостит Артём Востряков, выйди-ка из своей комнаты, пообщайся… Хорошо, я передам, — закончив вызов, Ростислав обратился ко мне. — Вероника сейчас подойдёт в гостиную на втором этаже. Вы же в курсе, где она? Это где мы прошлый раз разговаривали.

Таким образом, князь избавился от моего присутствия за столом, а мне внезапно выпал шанс встретиться со своей суженой после целого месяца разлуки.

Пришлось подождать. Я сидел на диване в гостиной и разглядывал портреты на стенах. С картин смотрели люди в одежде разных эпох: некоторые подревнее, другие посовременнее. Одно лицо оказалось до боли знакомым: портрет Василия Борецкого тоже висел тут вместе с остальными предками. Даже на картине он был грозен, хмурил свои тяжёлые брови, недовольно взирая на мир вокруг — единственное, что ему теперь оставалось.

Вскоре прибежала Вероника. Она была одета в домашние брюки свободного покроя и в футболку с ярким принтом с цветами. Сейчас Вероника была без макияжа, но это не сильно портило её облик.

— Неужели вы соблаговолили заглянуть? — Вероника встала напротив, уперев руки в бока.

— Выдалась возможность. Твой отец пригласил нас с братом на ужин.

— А я-то думала, соскучился, сам приехал.

— Да я даже не знал, что ты тут, — улыбнулся я. — Ладно, хватит паясничать, иди сюда.

Я поднялся, и мы крепко обнялись.

— Тебя отпустили, наконец? — я уселся обратно на диван.

— Да это всё из-за стрельбы в городе, — недовольно произнесла Вероника, плюхнувшись рядом. — Мама позвонила, сказала, чтобы я забрала брата и ехала сюда. Там, типа, опасно. Она даже с директором договорилась, чтобы меня отпустили. Вообще не понимаю, что происходит. В новостях прочитала, что Дуплова арестовали. Отец ничего не говорит. Может, ты объяснишь хотя бы?

— Если честно, тоже понятия не имею.

— Да ладно! Почему врёте все? Я не маленькая уже вообще-то. В конце концов, кто тебе помог деда зарезать?

— Я правда не знаю. Меня самого хотели арестовать.

— Тебя? За что? — и на лице и в голосе девушки было неподдельное изумление.

— Без понятия. Кое-как отбился.

— Твою мать… — Вероника поджала губы, задумавшись. — Это из-за убийства деда?

— Вряд ли УВР есть до этого дело, но может быть всякое.

— А если и меня притянут? Я же помогала тебе.

— Твой отец намерен сопротивляться. Вряд ли он меня сдаст, а тебя — и подавно. Так что успокойся. К тому же, кажется, тут дело в чём-то ещё.

Вероника повернула ко мне своё недовольное личико:

— Почему ты так считаешь? Тебя в чём обвинили? Они хоть что-то сказали?

— Когда? Когда мы перестреливались? Говорю же: не знаю ничего. Сколько можно повторять.

— Вот блин, — Вероника развалилась на диване, сунув руки в карманы штанов, и хмурилась. Новости её явно обеспокоили. — Не нравится мне это. Но если отец тебя выдаст этим уродам, я его прибью, — она покосилась на меня, а потом обхватила моё плечо обеими руками. — Никому тебя не отдам.

Я усмехнулся и провёл рукой по её пышным волосам:

— Нормально всё будет, — пробормотал я дежурную фразу.

— Ладно, посмотрим. Так ты у нас надолго? Чем займёмся? — переключилась Вероника на другую тему.

— Без понятия, — ответил я сразу на два вопроса. — Чем хочешь.

— Давай кино посмотрим? Ты не был в нашем кинотеатре? Он в новом доме, могу показать. Или можно в бильярд сыграть. Я сейчас учусь. Ты умеешь?

— Так, немного.

— Ну тогда пошли, чего сидеть?

Бильярдная тоже находилась в новом особняке. Ремонтные работы после нашей с Василием драки ещё шли, и главный фасад был облеплен строительными лесами, но кинотеатр и бильярдная располагалась в другой части дома.

Сгущались сумерки, и пожухлая желтизна осеннего сада медленно погружалась во мрак. Только что включились фонари, они подсвечивали дорожки и отцветшие клумбы. Среди едва колышущихся ветвей берёз серели мутные воды встревоженного ветром озера.

Вероника держала руки в карманах своей бежевой курточки, которую даже не застегнула, голову девушки закрывал капюшон.

— Тоска смертная, — произнесла Вероника, оглядываясь на шеренгу берёз, за которой мутнело озеро. — И холодрыга. Паршивая погода сегодня.

— Тебе здесь не нравится? — спросил я. — А как по мне, у вас тут очень спокойно и приятно.

— Не люблю осень. Как-то, знаешь, тоскливо. Как будто всё хорошее заканчивается. Тебя запирают в стены лицея, а теперь академии, и заставляют зубрить эти долбаные учебники. И так всю зиму. А тут — как на кладбище. Тихо, словно все умерли.

— А мне так не кажется. Мне тут нравится. Похоже, ты не любишь тихие места.

— Мне нравится веселье.

— Значит, ты не захочешь жить в загородном особняке?

— Не хочу. В городе хочу. А ещё хочу видеться почаще. Мы же почти женаты. Всего-то осталось отучиться четыре года в сраной академии. Эх.

— Там тебе тоже не нравится?

— Издеваешься? Там вообще жопа. На первом курсе почти никуда не отпускают. У нас куратор — что настоятельница в монастыре. Такая вся из себя правильная. Институт благородных девиц, блин. Даже в лицее было свободнее. Вот третьей группе повезло: их кураторша повеселее, а у нас — злобная мымра. Постоянно гоняет всех тренироваться. Типа, у нас группа слабая. Ничего себе, слабая! У меня седьмой ранг уже. Некоторые к восемнадцати даже восьмого не получают вообще-то.

— Да, ты рассказывала, — мне вспомнились наши разговоры по телефону в последние недели. Вероника только и делала, что жаловалась на академию.

— Ещё и в воскресенье запрягают. Если так каждые выходные будет, я сбегу. Поэтому как бы тут ни было хреново, всё лучше, чем там. Надеюсь, эта кутерьма продлится подольше, чтобы не возвращаться.

Мы вошли через ту же дверь, через которую попали в дом в ночь убийства князя Василия, но теперь повернули в другую сторону, и пройдя по коридору, оказались в просторном тёмном помещении с белым полотном экрана и тремя рядами мягких кресел.