Практика хатха-йоги: Ученик без «тела»
Шрифт:
VII. Буддо-йогические параллели
Совершенно отдельную тему представляет собой соотношение хатха-йоги и буддизма, которое просматривается в основном через тантрический подход к полному преображению физического тела. Так называемое «алмазное тело» в тантрическом тибетском буддизме ваджраяны представляет единственный аналог цели реализации хатха-йоги среди всех остальных индийских традиций, основанных на веданте, где тело при окончательном погружении в самадхи отбрасывается за ненадобностью. Однако установка на телесную реализацию присуща не всему буддизму, а лишь отдельным школам, поэтому в целом отношение буддизма к йоге довольно сложное. Достаточно
Буддийское прибежище я получила давным-давно в Катманду от Чокья Нима Ринпоче после ретрита в монастыре Копана, а хатха-йогой занялась много позже. Десять лет спустя я решила получить следующую буддийскую передачу и встретила в монастыре Карма Лекшей Линг украинского монаха, тогда завершавшего трехлетний ламский ретрит, а вскоре ставшего Ламой Хозёром. Первый год он провел в затворничестве в комнате, а последние восемь месяцев — в изоляции в пещере. Благодаря ему и учителю йоги Андрею Лаппе, проходившего трехмесячный ретрит, я получила передачу у ламы Фунцока и подробное объяснение сначала первой из четырех предварительных практик, а год спустя — и второй. Таким образом я приобщилась к школе карма-кагью в тантрическом тибетском буддизме ваджраяны, связанным с индуистским тантризмом, о чем шла речь на протяжении всей книги. Впоследствие мне довелось побывать во многих монастырях Ладакха, а также встретиться и побеседовать с ваджра-мастером в Китае, посетить действующие монастыри карма-кагью и других школ ваджраяны в Восточном Тибете. Это доселе незавершенное направление исследований, и к нему добавляется другой спектр опыта — випассана тхеравады, которая продолжает тему внимания к «текучести» тела.
Виньясы-простирания и пустота тела
Получению передачи у ламы Фунцока на четыре предварительных практики предшествовало общение с практикующими, которые ранее занимались йогой и даже преподавали. Однако меня уверяли в необходимости неукоснительного следования избранному пути, уповая на «чистоту непрерывной традиции». Тем не менее, среди «памяток» на стенах комнаты, в которой шла беседа, попадались весьма примечательные надписи вроде «Перед завтраком — наули», свидетельствовавшие о том, что знание йоги не предано забвению. Монах Хозёр не стал отрицать, что считает действенной любую практику, если она помогает для выработки нужного состояния. Андрей Лаппа чередовал буддийскую практику в ретритах с периодами преподавания йоги. Более того, как выяснилось, даже сам основатель линии карма-кагью был изначально индуистом и при создании школы не применул интегрировать в нее имевшиеся познания и опыт. Таким образом, мне вовсе не пришлось нарочито выискивать параллели между индуистской йогой и тибетским буддизмом, а оставалось констатировать получаемые сведения. Объяснения практик я получила после ппередачи от монаха Хозёра с дополнениями Андрея Лаппы, и они были заведомо подробнее, чем мне дали бы другие обитатели монастыря. Примечательно, что именно они назвали простирания йогическим термином «виньяса», поскольку технически они действительно очень похожи.
Общение с ламой Фунцоком было простым: он спросил лишь, есть ли у меня буддийское прибежище, и назначил время передачи на следующий день. По щедрости душевной он начитал мне передачу сразу на все четыре практики нёндро, хотя выполнение только первой из них нередко растягивается на годы. Простирания не относятся к тайным знаниям — обычно можно наблюдать монахов, простирающихся на досках возле ступы. Всего нужно выполнить сто одиннадцать тысяч простираний и начитать сто одиннадцать тысяч мантр на тибетском языке. В режиме ретрита эта практика занимает около трех месяцев, если простираться буквально с утра до вечера, не жалея тела. При мирской жизни период выполнения простираний не должен превышать трех лет. Мантра длинная, и ее произношение занимает больше времени, чем одно простирание, поэтому в конце добавляется дочитка мантр сидя в медитативной позе. Но условность всех подсчетов становится очевидной, если учесть, что нередко перед получением более высоких посвящений ламы заставляют повторить полностью все сто одиннадцать тысяч простираний. Как всегда, важно не количество, а качество.
Качественное выполнение простираний состоит в точно таком же требовании сочетания сосредоточения и телесного движения, как и в хатха-йоге. Современные монахи обзаводятся рядом «пропсов» вроде скользящих подстилок, рукавиц, счетчиков, подушечек и т. п. Для себя я сразу отмела подобный стиль айенгар-простираний, решив ограничиваться традиционной доской в монастыре или же ковром для асан в комнате. Отсутствие пропсов делает движения более замедленными, ибо без подушки легко разбить колени, а без скользящей поверхности при опускании получается ощутимый удар ладонями и скоро начинают «вылетать позвонки». Однако замедленное выполнение устраняет излишнюю экзальтацию, что способствует сосредоточению и позволяет соразмерить повторение мантры с простираниями, отчего дочитка не требуется. Поскольку торопиться стать буддой — занятие опрометчивое, то тщательный подход дает много преимуществ. Сосредоточение в данном случае — не на теле, как в хатха-йоге, а на «древе» линии карма-кагью. Сначала мандалу нужно собрать вниманием, проследив по часовой стрелке за каждым элементом, а затем разобрать в обратном направлении. Андрей Лаппа сравнивал эту деятельность с работой анти-вирусной программы: воспроизведение структуры разрушает все ненужные изъяны в сознании, вот почему выполнение этой практики в режиме ретрита считается оптимальным.
Подключиться к буддийским потокам, на которых осуществляются простирания, мне удалось наилучшим образом на досках для простираний возле Бодхи в Катманду, отполированных коленями многих поколений буддийских монахов и праведных мирян. Скоро собирание и разбирание «древа» стало как бы нанизываться на разворачивание и сворачивание яркого света, самопроизвольно возникавшего и рассеивавшегося в представлении. Для подсчета простираний я пользовалась традиционными четками, смещая по одной бусинке на нити после каждого простирания, что позволяло обходиться без счета в уме. В четках 108
бусин, и нетрудно заметить, что одного круга в день достаточно, чтобы завершить практику за три года, а при трех кругах вполне хватает одного года. Три круга при замедленном и внимательном выполнении занимают час, поэтому практика прекрасно настраивает сознание и не приводит ни к каким ломкам, нередким в режиме ретрита. Так и Сурья-намаскар — основа для виньясы тоже повторяется 108 раз в «зимнем» варианте. Движения простираний имеют несколько вариантов, которые все же отличаются от йогической виньясы, но я не стану их приводить. Эффект очищения сознания накапливается при таком подходе постепенно, но он весьма устойчив.Год спустя я снова оказалась в Катманду — и снова встретилась с завершившим ретрит и официально признанным Ламой Хозёром. Проведя в пещере целых восемь месяцев, выполняя наиболее сложные завершающие медитативные практики, он выглядел уже значительно просветлевшим. Благодаря его помощи мне удалось получить объяснения остальных трех подготовительных практик, с особенно подробными объяснениями второй из них, к которой мне предстояло перейти в своем личном взаимодействии с буддизмом. Они стояли гораздо ближе к практикам истоков хатха-йоги, а именно, в самой общей форме их можно представить как мантру (ваджрасаттва), пуджу (подношение мандала) и шактипат (гуру-йога). Таким образом, достаточно очевидно, что четыре практики состоят в утончении воздействия на практикующего, начиная с физических движений, проходя через очищение речевых структур и личное выражение преданности, и доходя до непосредственного восприятия духовной силы сознания. В итоге, они действительно подготавливают к основной практике в данной школе буддизма — махамудре, которая в пределе тождественна шуньяте. Махамудра — это процесс осуществления пустоты, а шуньята — сама пустотность, осуществление которой и дает полную власть над телом. Четыре предварительных практики очищают протекание состояний в теле, поднотавливая его в качестве сосуда для Пустоты.
Проведя лето в Ладакхе, где сохранились древнейшие монастыри тибетского буддизма, еще год спустя после последнего визита в Непал я оказалась уже в Китае. К превеликому удивлению без специальных усилий я обнаружила там живую преемственость школы карма-кагью. При посредничестве американки, владевшей китайским, мне довелось пообщаться с мастером ваджраяны в монастыре, который служил резиденцией главы данной школы во всем Китае. Если меня интересовали наставления в махамудре и объяснения последовательности практики, то ему, в свою очередь, было интересно узнать, что дает практика йоги. В ответ на прямой вопрос он ответил, что ничего не имеет против занятий йогой, и по его мнению, это просто вопрос достаточного количества времени на завершение нёндро и приближения постижения махамудры. Примечательно, что он лично втречался с Ламой Фунцоком, от которого я получила передачу на нёндро. После этой встречи я посетила еще несколько монастырей карма-кагью и других школ в Тибете, но это уже отдельная долгая история.
Хатха-йога в медитационных центрах
Среди западных практикующих хатха-йогу, посещающих Индию и близлежащие страны, принято периодически посещать буддийские медитационные центры (особенно випассаны), чтобы посвятить какой-то период исключительно медитации, временно прекратив выполнение асан, кроме Падмасаны. Обычай чередовать практику хатха-йоги с медитацией в буддийской традиции превратился в явление вполне обычное, а постепенно его заметили и принялись учитывать создатели центров, ориентируясь на западных учеников. Так, всего около десяти лет назад в буддийском центре «Тушита» в Дхармсале (Гималаи), где я проходила месячный медитационный ретрит, никто даже не упоминал об асанах, а сейчас побывавшие там свидетельствуют, что под занятия хатха-йогой выделены часы. Подобные смешанные программы широко распространены на Шри Ланке — в буддийской стране, где йога не является исконной составляющей традиционной духовной культуры. Шри-Ланка еще сохраняет классическую тхераваду, распространенную в странах Юго-Восточной Азии, особенно в Бирме и Таиланде, о чем речь пойдет ниже. Там традиция випассаны сохраняется в монастырях в столь чистом виде, что никакое смешение с хатха-йогой даже не упоминается, тогда как современные центры на Шри-Ланке оно стало неким весьма ощутимым «камнем преткновения».
«Ни в Индии, ни в Непале противоречия между йогой и буддизмом нет, тогда как на Шри Ланке оно есть!» — заверил меня дежурный менеджер при регистрации в офисе буддийского медитационного центра Ниламбе. Тем не менее, в программе центра значилась хатха-йога, причем дважды в день — утром и вечером, а занятия проводились в том же помещении, что и медитации. Хотя занятия йогой входят в официально утвержденный распорядок дня, в центре нет постоянного инструктора, а существует система смены «волонтеров». Поскольку среди западных «медитаторов» всегда находятся два-три опытных учителя хатха-йоги, им предлагают проводить занятия, сменяя друг друга, а если добровольцев на роль временного инструктора не находится, то это время отводится под самостоятельную практику. И все же практиковать можно только в указанное время и лишь в помещении, а все попытки выйти с ковриком на горный склон пресекаются на том основании, что это все же центр для медитации, а не йоги. Конечно, уровень обучения асанам при таком подходе невысок, но ведь и само обращение к йоге носит здесь по сути прикладной характер.
Практика асан вписывается в контекст непрерывной медитации, не нарушая образа жизни в целом. Центр Ниламбе расположен неподалеку от города Канди в горной местности среди чайных плантаций. Всего в рассыпанные по склону небольшие домики вмещается одновременно несколько десятков человек, и каждому предоставляется отдельная либо двухместная комната. Длинное приземистое строение с небольшими окошками только в одной из стен служит местом общего сбора как для медитации, так и для занятий йогой. В центре нет электричества, и в темное время суток пользуются свечами и фонариками, а также требуется сохранять полное молчание весь день. Подъем по звуку гонга, и в пять часов утра все бесшумно собираются в зале и сидят неподвижно первый час, а далее целый день групповые медитации чередуются с перерывами на еду и другие виды «медитации», которые включают в себя карма-йогу, уединенные размышления, чтение в библиотеке, созерцание заката, пение мантр, вечернюю беседу. Таким образом, сами занятия хатха-йогой по утрам и вечерам, «обрамленные» всевозможными медитациями, совершенно естественным образом воспринимаются как медитация на теле.