Правда о деле Савольты
Шрифт:
— Пять дней? — прорычал комиссар Васкес. — Мне они показались пятью годами. Вот что, приятель, убирайся-ка отсюда подобру-поздорову и чтобы я больше тебя никогда не видел. Если ты еще хоть раз попадешься мне на глаза, я прикажу немедленно тебя арестовать, понятно? А теперь вон отсюда!
Немесио Кабра Гомес, охваченный мрачным предчувствием, покинул кабинет и спустился на нижний этаж. Внезапно мысли его были прерваны. Внизу царила суматоха: слышались возгласы, со всех сторон сбегались полицейские агенты. «Что-то произошло! — подумал он. — Надо поскорее сматываться». Но как только он попытался ускользнуть, один из полицейских схватил его за руку и оттащил
— Прочь с дороги, — приказал он.
— Что случилось? — спросил Немесио.
— Привезли опасных преступников, — ответил полицейский.
Немесио замер на месте, затаив дыхание. Из его угла хорошо просматривалась входная дверь и стоявшая перед ней металлическая тюремная карета без окошек. От нее в глубь здания выстроились двойной шеренгой вооруженные полицейские агенты, образуя нечто вроде живого коридора. Арестованных вытолкали из тюремной машины. Немесио обомлел. Он хотел скрыться, но полицейский крепко держал его. В наступившей тишине раздавалось лишь позвякивание наручников. Арестантов ввели в здание. Их было четверо. Самый молодой из них плакал. Хулиан потерял где-то берет, вокруг его глаза красовался фиолетовый синяк, а куртку на овечьем меху покрывали пятна крови. Он шел, держась за бок закованной в наручники рукой, едва стоя на ногах. Мужчина со шрамом выглядел спокойным, но глаза его, окаймленные черными кругами, ввалились.
— Что они сделали? — шепотом спросил Немесио полицейского.
— Кажется, убили Савольту.
— Но ведь Савольту убили в полночь под Новый год.
— Заткнись!
Немесио не посмел сказать, что в тот самый час находился вместе с этими людьми в фотоателье, куда Хулиан силой привел его. Страх оказаться замешанным в эту историю заставил его замолчать. Несмотря на все усилия Немесио остаться незамеченным, мужчина со шрамом увидел его и подтолкнул локтем Хулиана. Хулиан поднял глаза и посмотрел на Немесио.
— Ты предал нас, сукин сын! — выругался Хулиан в гневе, который, казалось, исходил из самых глубин его души.
Полицейский, сопровождавший Хулиана, ударил его прикладом мушкета, и Хулиан упал на пол.
— Убрать! — приказал человек в штатском.
Печальная процессия проходила мимо Немесио. Двое полицейских, подхватив Хулиана под руки, поволокли его за собой: за ним стелился кровавый след. Мужчина со шрамом, поравнявшись с Немесио, остановился и устремил на оборванца леденящий, презрительный взгляд.
— Зря мы тебя не прикончили тогда, Немесио. Но кто бы мог подумать, что ты способен на такое!
Жандармы подтолкнули его вперед. Немесио, на мгновенье остолбенев, вдруг вырвался из рук полицейского и бросился вверх по лестнице. На площадке он столкнулся с комиссаром Васкесом.
— Комиссар, эти люди не виноваты!.. Я могу подтвердить! Они не убивали Савольту!
Комиссар Васкес посмотрел на него, словно на таракана, заползшего к нему в постель.
— Ах, так ты еще здесь! — побагровел он от ярости.
— Вам придется выслушать меня, комиссар, хотите вы того или нет! Эти люди не виноваты, эти люди…
— Убрать его отсюда! — закричал комиссар, отталкивая Немесио и продолжая свой путь.
— Комиссар! — умолял Немесио, пока двое здоровенных полицейских волокли его к выходу. — Комиссар! Я был с ними, я был с ними, когда убили Савольту! Комиссар!!!
Кортабаньес и Леппринсе уединились в библиотеке. Леппринсе с мрачным видом нервно шагал по комнате, бурно жестикулируя. Кортабаньес, отяжелевший после обильной пищи, внимательно слушал, лениво развалясь
в кресле, оттопырив нижнюю губу и полуприкрыв веки. Когда француз кончил говорить, адвокат протер кулаками глаза и, слегка помедлив, спросил:— Знает ли он больше того, что говорит, или говорит больше того, что знает?
Леппринсе остановился посредине комнаты и в упор посмотрел на адвоката.
— Сейчас не время каламбурить. Так или иначе, он очень опасен.
— Если у него нет никаких доказательств, он не опасен. Я говорил тебе, он стар и одинок. И вряд ли решится на какую-нибудь авантюру. Какой ему в этом прок? Если же он основывается лишь на подозрениях, ему лучше помалкивать. Сегодня он лез в бутылку, а завтра успокоится и все увидит в другом свете. Зачем ему нарываться на скандал? Мы уговорим его уйти на покой, и он согласится с приятной возможностью стричь купоны.
— А если это не просто подозрения?
Кортабаньес вырвал несколько редких волосков, в беспорядке торчавших у него на затылке.
— Что он может знать?
Леппринсе снова зашагал по библиотеке. Спокойствие адвоката вселяло в него уверенность, но раздражало.
— Какого черта ты спрашиваешь об этом у меня? Думаешь, он нам скажет? — и вдруг, застыв на месте, раскрыл рот, устремив взгляд куда-то в пространство, поднял руку и проговорил: — Постой-ка… Постой-ка… Помнишь о письме Пахарито де Сото?
— Да. Ты думаешь, оно у Пере Парельса?
— Вполне возможно. Должно же оно быть у кого-то.
— Нет. Маловероятно. Прошло слишком много времени с тех пор. Зачем было Перо Парельсу молчать три года, а теперь?.. Может быть, от того, что пошатнулись наши коммерческие дела, — тут же ответил он сам себе со свойственной ему привычкой. — Но это только гипотеза. И она малоправдоподобна. Прежде всего — и мы с тобой уже тысячу раз говорили об этом — я не убежден, что такое письмо вообще существует. Какой-то сумасшедший сообщил об этом Васкесу… Ну и что?..
— Васкес поверил ему.
— Да, но Васкес сейчас далеко отсюда.
Леппринсе ничего не ответил. Некоторое время оба хранили молчание.
— Что ты намерен делать? — спросил наконец Кортабаньес.
— Еще не решил.
— Я бы посоветовал тебе…
— Знаю: сохранять спокойствие.
— А главное, никаких…
В зале по соседству началось всеобщее смятение. Оркестр прекратил играть, послышались звуки корнетов и фырканье лошадей в саду.
— Они уже здесь, — сказал Леппринсе. — Присоединимся к гостям, а потом продолжим наш разговор.
— Послушай, — остановил адвокат Леппринсе, когда тот уже достиг двери.
— Что?
— Так ли тебе необходимо, чтобы Макс повсюду ходил за тобой по пятам?
Леппринсе улыбнулся, распахнул двери библиотеки и направился к гостям. Камердинер потребовал внимания, дождался полной тишины и громогласно и торжественно возвестил:
— Его величество король!
Мы поужинали в столовой при отеле, а потом прошлись по залам. В одном из них оркестр играл вальс, но поскольку отдыхающие приехали на курорт лечиться, а не развлекаться, танцующих пар было очень мало и танцевали они плохо. В другом — у горящего камина беседовали чопорные дамы, увенчанные немыслимыми прическами и утопающие в многочисленных фалдах платьев. Третий зал был игорный. Когда мы вернулись в свои апартаменты, неловкость нашего положения стала еще очевиднее. Мы слонялись по нашей маленькой гостиной точно неприкаянные. Наконец, Мария Кораль прервала молчание самой обыденной фразой, вполне логичной в подобной ситуации: