Правда

— Послушайте, у меня целая телега креветок, и, если я задержусь здесь еще хоть немного, они отправятся домой своим ходом, — простонал возница. — Чего он не прыгает-то?

— Размышляет. В конце концов, это для него серьезный шаг.

Человек на карнизе, услышав шорох, резко повернул голову. К нему, стараясь не смотреть вниз, бочком подбирался Вильям.

— Доброе утро. Ты решил попробовать меня отговорить?

— Я… я… — Вильям отчаянно пытался глядеть прямо. Снизу карниз казался куда более широким. Он уже очень жалел о затеянном. — Что ты, мне такое даже в голову не приходило…

— Я всегда открыт для подобных бесед.

— Да, конечно, понимаю… Э-э, а не мог бы ты сообщить свое имя и адрес? — попросил Вильям.

Как оказалось, здесь наверху дул довольно противный ветер, предательские порывы которого скользили вдоль крыш и стен зданий. Страницы блокнота трепетали, как крылья бабочки.

— Но зачем?

— Э… Видишь ли, после того как человек падает с такой высоты — а земля внизу очень твердая, — он, как правило, не склонен отвечать на вопросы, — пояснил Вильям, стараясь не дышать. — А я собираюсь отпечатать об этом на бумаге. Вот и решил, что правильнее будет сообщить, кто ты и что.

— На какой-такой бумаге?

Вильям достал из кармана экземпляр «Правды» и молча передал терзаемый ветром листок.

Мужчина сел на карниз и углубился в чтение. Ноги его болтались над улицей, а губы безмолвно шевелились.

— Тут, типа, рассказывается всякая всячина? — спросил он спустя какое-то время. — Это как глашатаи, только на бумаге?

— Именно. Итак, как тебя звали?

— Что значит «звали»?

— Ну, понимаешь… ведь ты наверняка… — пробормотал Вильям. Он махнул рукой в пустоту и едва не потерял равновесие. — Если ты…

— Артур Тогось.

— И где ты жил, Артур?

— В Болтунном переулке.

— А твоя работа? Ну, чем ты занимался?

— Опять ты обо мне в прошедшем времени! Знаешь, стражники куда вежливее. Они меня даже чаем угощают.

В голове Вильяма прозвенел некий предупредительный колокольчик.

— То есть… ты частенько прыгаешь?

— Не совсем прыгаю… Скорее предпочитаю недопрыгивать.

— Это как?

— Ну, типа, останавливаюсь в самый последний миг. Я ведь не из этих, не из прыгунов. Чтобы прыгнуть, большого ума не требуется. Это неквалифицированный труд. Я больше специализируюсь на «спасите-помогите», если ты меня понимаешь.

Вильям попытался покрепче уцепиться за гладкую стену.

— И в какой именно помощи ты нуждаешься?

— Ну, допустим, двадцатка меня бы вполне спасла.

— Иначе ты прыгнешь?

— Недопрыгну, то есть не совсем прыгну. Не до конца. Прыжок как таковой я не совершу. Но буду и дальше угрожать, что вот-вот прыгну. Улавливаешь?

Сейчас здание казалось Вильяму гораздо выше, чем когда он поднимался по лестнице. А зеваки внизу выглядели совсем маленькими. Лиц почти и не различишь. Он увидел там Старикашку Рона с его чесоточным песиком и остальными нищими — эти люди обладали сверхъестественной способностью появляться там, где начиналось импровизированное уличное представление. А вот плакат Генри-Гроба с надписью «За Иду Убить Гатов». А еще — вереницы телег, которые парализовали половину города. Вильям вдруг почувствовал, что колени начинают подгибаться… Артур схватил его за руку.

— Эй, здесь мой участок! Поищи себе другое место.

— Ты упомянул про неквалифицированный труд, — сказал Вильям, пытаясь сосредоточиться на записях и не обращать внимания на завывающий ветер. — Так чем именно ты зарабатывал на жизнь, господин Тогось?

— Верхолазными работами.

— Артур Тогось, слезай сию же минуту!

Артур посмотрел вниз.

— О боги, жену притащили… — вздохнул он.

— Констебль Пустомент утверждает… — малюсенькое розовое лицо госпожи Тогось склонилось чуть вбок, выслушивая слова стоящего рядом стражника, — что ты наносишь вред ком-вверческому благополучию города, старый дурак!

— С ней не больно-то поспоришь, — сообщил Артур и застенчиво посмотрел на Вильяма.

— Вот спрячу твои штаны, старый козел, посмотрим, как без них ты из дому выходить будешь! Немедленно спускайся, не то всыплю тебе по первое число!

— Три счастливых года в браке, — радостно сообщил Артур, махая рукой далекой фигурке супруги. — Остальные тридцать два тоже были не так уж и плохи, но готовить капусту она совсем не умеет.

— Правда? — спросил Вильям и, будто бы во сне, упал вперед.

Очнулся он на земле, как и ожидал, но все еще в трехмерном состоянии, чего не ожидал совсем. «Я живой!» — вдруг осознал Вильям. Одним из оснований для такого вывода послужило лицо склонившегося над ним капрала Шноббса из Городской Стражи. Вильям считал, что прожил сравнительно праведную жизнь, а значит, никак не заслуживал того, чтобы, умерев, увидеть перед собой существо с лицом капрала Шноббса. Шнобби был худшим, что когда-либо постигало стражнический мундир. Если не считать чаячьего помета.

— А, ты в порядке, — несколько разочарованно произнес Шноббс.

— Чувствую… слабость, — пробормотал Вильям.

— Если хочешь, могу сделать тебе искусственное дыхание. Рот в рот, — с готовностью предложил Шноббс.

Все мышцы Вильяма непроизвольно сократились и вздернули тело в вертикальное положение так резко, что на мгновение его ноги оторвались от земли.

— Мне уже гораздо лучше! — заорал он.

— Нас обучили этому дыханию, а попробовать на практике так ни разу и не довелось…

— Я совершенно здоров! — завопил Вильям.

— …Но я практиковался на руке и всякой всячине…

— Никогда не чувствовал себя лучше!

— Старина Артур Тогось частенько выкидывает подобные фокусы, — продолжал Шнобби. — Сшибает деньжат себе на курево. Он так ловко спустил тебя вниз, что все даже захлопали. Надо же, старик, а как скачет по водосточным трубам…

— Он что, правда?.. — Вильям ощутил какую-то странную пустоту внутри.

— А когда тебя стошнило, так ва-аще. С высоты четырех этажей. Прям Краепад. Очень впечатляюще. Жаль, никто не догадался сделать иконографию…

— Мне пора! — закричал Вильям.

«Должно быть, я схожу с ума, — думал он, торопливо шагая к Тусклой улице. — И зачем я туда полез? Это ведь совсем не мое дело.

Впрочем, если подумать… Похоже, что теперь мое».

— Ну, чо теперь? — спросил господин Тюльпан и рыгнул.

Господин Кноп приобрел карту города и в данный момент внимательно ее изучал.

— Мы с тобой не какие-нибудь старомодные бакланы, господин Тюльпан. Мы — мыслящие люди. Мы учимся. И учимся быстро.