Правдиво и честно
Шрифт:
– О могучий!
– я задрожал, поскольку в присутствии Цирика воздух всегда становился холодным как лёд.
– Ты наблюдал?
Единственный не удостоил меня ответом.
– Руха — одна из любимчиков Мистры. Если я трону её хоть пальцем, начнётся война богов — и ты прекрасно об этом знаешь. Так почему продолжаешь просить?
– У каждого смертного есть мечты, о Могучий.
– Я уже сделал тебя моим серафимом. Чего ещё тебе желать?
Я вздрогнул от его резкого тона.
– Ничего, Высочайший. Я прошу лишь служить вам, - и тут проклятое заклинание Мистры заставило новые слова возникнуть
– Хотя я не могу понять, почему мне нельзя служить вам с достойной трапезой в животе и пригоршней золотых бисенти в кошельке.
Глаза Единственного стали горячими, как чёрное пламя.
– Я прощаю тебя, но лишь потому, что ты не властен над своим языком.
– Благодарю вас, Могучий.
Я склонил голову, принимая милосердие Единственного, ведь серафиму прежде остальных не следует беспокоить своего бога такими мелкими просьбами.
– Я больше не позволю этой идее очернить мои мысли.
В это мгновение из ниоткуда появился хозяин и поставил перед Единственным кружку сладко пахнущего эля и блюдо с жареным фазаном. Я был изумлён, поскольку единственным мясом, которое мне здесь подавали, были черви в моей каше.
Единственный посмотрел на хозяина, стоящего у стола, как любопытный ребёнок.
– Ты ожидаешь от меня платы?
– Никогда!
– мужчина устремил на меня взгляд своих скаредных глаз.
– Я запишу трапезу на счёт Малика.
Я был слишком потрясён, чтобы возражать, поскольку много лет не обонял такого вкусного аромата — а в последние дни поглощал только кашу. Но нельзя было приступать к трапезе прежде своего бога; я держал руки на коленях и ждал его приглашения.
Цирик разорвал фазана на две части и начал поглощать свою половину, хрустя косточками. Я устремил взгляд на оставшееся и несколько раз причмокнул, но Единственный ничего не заметил.
– Представление, которое ты устроил в издательстве, стало для меня проблемой, Малик.
Между голыми зубами Единственного и по его костистому подбородку потёк сок фазана.
– Мудрецы Огмы начали записывать собственную версию моего суда. Они тебя опередят, если не опубликуешь свою книгу в ближайшее время.
– Простите моё невежество, о Могучий, ведь я обладаю предусмотрительностью осла и разумом овода, но какая вам разница? Никто не поверит их лжи, прочитав моё великолепное изложение.
Единственный закатил свои чёрные солнца в глазницах.
– Правда работает не так, Малик.
– Разве?
– для меня это было откровением, поскольку сияние правды Единственного всегда ослепляло меня.
– Но ведь факты есть факты!
Цирик покачал головой.
– Допустим, ты идёшь вдоль ручья и находишь алмаз размером с кулак. Что он для тебя означает?
– Целое богатство, конечно же.
– Но если алмаз найдёт маленький мальчик, он может выбросить его в реку. Для него это просто камень.
И тут Цирик начал поглощать вторую половину фазана. Я позволил стону сорваться с губ. Но в своей бесконечной милости Единственный проигнорировал это оплошность и продолжил есть.
– Тот, кто говорит первым и как можно громче, и определяет, что правда, - сказал Цирик, продолжая жевать, чтобы я увидел напрасную трату всей этой пищи, сгнивающей у него во рту.
– Ты должен опубликовать
Я не стал предлагать Единственному использовать магию для публикации книги, потому что он едва не начал войну богов, когда много лет назад попытался сделать нечто подобное с Циринишадом.
– Сколько у меня времени?
– спросил я.
– Мало. Они будут готовы через пять дней.
– Пять дней! Мне потребуется пять дней только чтобы восстановить утраченное!
– Правда принадлежит быстрым, Малик, - Единственный указал на меня обгоревшим кончиком крыла — всем, что осталось от пышного фазана.
– Ты быстр?
– Был бы быстрее, не сделай ведьма со мной вот это, - я поднял перевязанную руку.
Единственный взглянул на мою рану.
– Просишь об исцелении?
– Никогда, о Могучий!
Я спрятал руку под столом — было бы глубочайшим оскорблением попросить самого Цирика заняться грязной исцеляющей магией.
– Но я должен переписать всё, что было потеряно, а рана это усложняет — как и мой голод.
– Только если ты позволяешь, Малик. Мы оба это знаем.
Цирик говорил о втором даре серафима — способности терпеть любую боль и всё равно выполнять волю Единственного.
– Мне всё равно нужно время, чтобы переписать потерянные страницы, - сказал я.
– Коварство ведьмы стоило мне тридцати пяти листов.
– Ты уверен?
– Я знаю, чего не хватает в моей собственной книге.
– Да я не про книгу, глупец!
– ладонь Единственного хлестнула меня так быстро, что я не увидел движения, только почувствовал удар. Голова загудела.
– Про ведьму! Откуда ей было знать, что ты отправишься в «Спокойную гавань»?
Я сразу же понял, о чём говорит Единственный.
– Эта мерзавка! Она настроила против нас каждое издательство в городе!
– Ты уверен, что она наткнулась на тебя не случайно?
– спросил Цирик.
– Может, она здесь по другому делу?
Я покачал головой, поскольку теперь Единственный притворялся глупцом.
– Как можно объяснить реакцию Боудена Бонифация, если она наткнулась на меня случайно? Любой мудрец, прочитавший мою книгу, будет сражён наповал правдивостью и великолепием.
Глаза Единственного недоверчиво сверкнули, поэтому я добавил:
– И если моё умение рассказчика не восхитит любого читателя, значит его приведёт в трепет величие изложенного.
Жар вернулся глазам Единственного.
– Понимаю, о чём ты.
– Руха — причина всех наших бед, - сказал я.
– Она настроила против меня каждое издательство в Глубоководье. Пока она жива, я никогда не смогу опубликовать «Испытание Цирика Безумного».
Я не сказал Единственному, как следует ему поступить — ведь он был богом и должен был понять сам. Он замолчал, осушил кружку эля и дочиста вылизал её своим длинным чёрным языком, не оставив мне ни капли, затем обернулся и швырнул кружку в сторону стойки.
– Ещё!
Кружка угодила единственной служанке в голову, и не успела бедная девушка рухнуть на пол, как хозяин уже стоял рядом с Единственным со свежей выпивкой — которую наверняка тоже собирался записать на мой счёт. Никто ничего не сказал по поводу смерти девушки, ведь только глупец станет обвинять в убийстве Владыку Убийств.