Правильное решение
Шрифт:
– Я не дура, - обиженно насупилась девочка.
– И побольше многих знаю, чем вы на самом деле занимаетесь. Может, это и не так здорово, как в кино, но уж точно интереснее, чем распоряжаться каким-нибудь благотворительным фондом, как мама. И гораздо важнее! Я хочу настоящим делом заниматься, понимаете? Приносить пользу Империи, а не просто пользоваться тем, что она мне дает. Иначе чем я буду лучше глупых куриц, которые учатся со мной в одном классе?
Она выглядела очень забавно в этот момент: огромные глаза сверкают, щеки горят, вид такой одухотворенный, что хоть сейчас в пропагандисткий фильм о правильном воспитании молодежи...
– А может, ты прирожденный сенатор?
– спросил он полушутя-полувсерьез.
– Вот вырастешь и будешь продвигать правильные законопроекты, помогать императору делать Империю лучше... а папа твой - охранять тебя от политических противников, завидующих твоему влиянию, уму и красоте.
– Издеваетесь, - резюмировала Исанн, разочарованно вздохнув.
– Ладно, я поняла... можно еще чаю?
Судя по хитрому блеску в глазах и упрямо сжатым губам, девочка твердо решила, что будет работать в госбезопасности. Бертрам нашел это очень милым и забавным: чем бы дитя не тешилось... ничего, еще год-полтора подонимает отца этой глупостью, а потом перебесится. Так со всеми детьми бывает.
* * *
Арманд приехал за дочерью ближе к ночи. К этому времени Исанн уже спала, утомленная долгим, богатым на события и переживания днем. Бертрам постелил ей в одной из спален, клятвенно пообещав разбудить, как только приедет отец, а сам дожидался друга, ученика и начальника в гостиной. На кофейном столике высилась бутылка отборного кореллианского виски, пока еще плотно закрытая, - напиток стоил примерно пятую часть от месячного жалования старика и потому бережно хранился до особого случая. Такого, как становление Империи, например.
– Я уже думал, что ты собрался ночевать в офисе, - приветливо улыбнулся Бертрам, когда Арманд переступил порог.
– И бросить тебя с моей маленькой фурией? Я слишком дорожу твоим здоровьем.
Он тяжело опустился в кресло и с наслаждением запрокинул голову, разминая затекшие мышцы. Даже в неярком свете торшеров было видно, что выглядит директор не лучшим образом: он казался бледным и осунувшимся; куда-то исчезли его привычные моложавость и энергичность - сейчас Арманду можно было не просто дать все его пятьдесят с небольшим, но и прибавить по ошибке с полдесятка лет.
"Ударный труд еще никогда не шел никому на пользу".
– Не наговаривай на маленькую, - с напускной строгостью проворчал Бертрам, разливая виски по стаканам.
– У тебя прекрасная девочка, воспитанная, красивая и умная. Не пойму только, за что тебе досталась.
Он наполнил стаканы (скрюченные артритом руки дрожали, но Бертрам все же умудрился не пролить ни капли) и предложил один Арманду. Тот усмехнулся:
– И сам не знаю. Везение, Бертрам, чистое везение. Как она?
– Спит. Очень за тебя переживала. Проблем с ней не было... если не считать принудительный просмотр пропаганды. Исанн в восторге от Палпатина, и мне приходилось восторгаться вместе с ней.
Арманд хрипло рассмеялся, да как-то невесело. Кажется, у каждого, кто знал Палпатина достаточно близко, с годами вырабатывался иммунитет к его почти сверхъестественной харизме.
– Маленькая еще, впечатлительная... потом поумнеет.
– Что-то ты не очень рад триумфу.
– Отчего же? Рад... только сил никаких уже
не осталось. Хоть бы день не видеть все эти рожи.– За что боролся, Арманд. Лучше меня понимаешь, что покой тебе в этом году разве что сниться будет.
Они выпили молча - ни нужды, ни настроения для тостов не было. Некоторое время сидели в тишине: Арманд в ней отчаянно нуждался после прошедшего дня, а Бертрам хорошо это понимал. В который раз старик порадовался про себя, что ему в свое время хватило ума отказаться от директорского поста: страшно представить, сколько нервных клеток и лет жизни он себе сберег.
– Ну, рассказывай, - мягко потребовал он, когда Арманд лицом стал напоминать скорее живого человека, чем поднятого из могилы мертвеца.
– Какие новости из коридоров власти?
– За пять минут не расскажешь, - Арманд страдальчески поморщился и плеснул себе еще виски.
– В общем и целом - неплохо. Его величество спектаклем остался доволен, раздает титулы, ордена и полномочия всем, кто под руку подвернется. Проект реформы Убиктората, которую я у него уже год выбить пытаюсь, наконец подписал... вот только с оговоркой. С той самой.
Бертрам понимающе кивнул.
– Вандрон все-таки протолкнул свой проект политической полиции? Ну, это было ожидаемо. Много полномочий оттяпал?
Главный пропагандист Республики, а теперь и Империи, давно носился с идеей эдакого промежуточного звена между ведомством Арманда и обыкновенной полицией. Что не нравилось, естественно, ни Арманду, ни министру внутренних дел, но явно нравилось Палпатину, не желавшему сосредоточения слишком большой власти в руках главы ССБ. Проект Вандрона, чтоб этому жуку до конца жизни речевки своих активистов слушать, был обречен на успех.
– Достаточно. Стихийные бунты, уличные беспорядки, терроризм мелких и средних масштабов, надзор за морально-идеологической обстановкой в войсках - все это теперь его вотчина. Формально, его ИСБ стоит ниже нас и обязана оказывать всесторонее содействие по первому же требованию, но знаю я, как это на практике будет выглядеть. Палпатину явно кажется, что мне слишком хорошо жилось.
– Избаловался ты, вот что я тебе скажу. Одна дублирующая служба лучше, чем четыре. Забыл уже, как это было?
– Твоя правда. Ну, за перемены к лучшему.
– Давай за них.
После второго стакана виски сил у обоих мужчин заметно прибавилось. У Бертрама даже мелькнула шальная мысль, что он поторопился со своим решением, озвучить которое Арманду все время мешала то совесть, то дела, то неподходящий момент. Но тут же его руки задрожали так сильно, что старик чуть не расплескал остатки алкоголя себе на грудь.
Нет, все-таки не поторопился. Вернее, даже припозднился лет как минимум на десять.
– Арманд, - начал он через силу, - ты знаешь, как я ценю и уважаю тебя. Я искренне горжусь всем, чего ты добился. И, думаю, ты вполне в состоянии идти дальше без брюзжания древнего старика, который даже роспись свою на рапорте об отставке ровно поставить не может. Ты в этом убедишься, когда этот документ завтра ляжет тебе на стол.
Бертрам криво усмехнулся, но Арманд не ответил даже подобием улыбки.
– Значит, уходишь на покой?
– Да. И не только потому что устал. Скажу тебе откровенно, я не желаю видеть больше ни одной государственной тайны, за знание которой меня могут придушить в собственной постели. Хочу остаток жизни провести спокойно.