Правитель Аляски

— Надобно насчёт условного сигнала договориться, — вслух размышлял Баранов, холодно глядя на нервное и бледное лицо Лещинского. — Когда бумагу подписывать завершите, тогда знак дашь, да погромче, чтоб люди за дверью услышали.

— Какой же знак, господин правитель? — сдавленным голосом спросил Лещинский.

Баранов понимал его состояние: трусит, ещё не знает, пощадит его правитель или нет, зачтётся ли ему проявление личной преданности, ждёт гарантий.

— Песни русские знаешь, петь-то хоть что-нибудь умеешь, про того же Ермака? Как раз на злобу дня будет.

— Знаю, — угодливо ответил Лещинский, — вот хоть «Покорение Сибири».

— Её и запоёшь, и погромче, пьяненького изобрази.

— Только вы, господин правитель, скажите, чтоб меня не трогали.

— Не трусь. Всё сделаешь, как надо, никто тебя не тронет. Прощён будешь за верность. Верных людей в обиду на даю.

— Благодарствую, молиться буду, чтоб всё благополучно кончилось.

— И выпей штоф перед сходкой для успокоения души. Дрожишь как осиновый лист. Подозрения на себя навлечь можешь. А сейчас ступай с этим. — Баранов подал Лещинскому записку на склад с предписанием, чтоб отпустили водку.

Чуть позже состоялся у него разговор с Огородниковым.

— Люди готовы?

— Всё готово, господин правитель.

— Сколько?

— Со мной дюжина.

— Далеко идти не придётся. На квартире Лещинского сегодня вечером собираются. Чтоб у дома этого никто раньше времени не маячил, лишь одного тайного наблюдателя поставь — смотреть, как подходят. В дом вломимся, как только Лещинский сигнал даст, песню запоёт. Несколько человек на дворе оставишь на случай, если через окна побегут.

— Да вам-то, Александр Андреевич, зачем с нами? У них оружие может быть. Они в отчаянии и огонь откроют. Не дай Бог, пострадаете.

— Ты, Матвей, не пужай меня, не впервой, предохранюсь. Я в глаза этих негодяев хочу посмотреть, когда поймут они, что песенка их спета. Накажи кой-кому, чтоб железа прихватили сковать мятежников. Около семи зайдёшь за мной. Вместе пойдём.

Весь этот день Баранов испытывал странное возбуждение, подобное тому, какое случилось с ним пять лет назад накануне штурма крепости колошей. Им владела всё растущая ярость на людей, которые посмели покуситься на самое для него святое — благополучие компании, жизнь детей.

Ужин приказал подать несколько ранее обычного, в шесть. Дети и Анна, прежде чем приступить к трапезе, вслед за отцом семейства перекрестились. Анна, одетая в расшитый сарафан, о чём-то будто догадывалась, обеспокоенно посмотрела на него.

— Что с вами, здоровы?

— Здоров, — коротко ответил Баранов. — Как ты, Катенька как?

— Сопельки у неё, но сегодня лучше. Видите, даже порозовела.

— Баранов перевёл взгляд на младшую дочь. Какая она худенькая, грустная, румянца на лице не заметил. А Иришка весела, глазами так и зыркает. Старшая дочь, с точёным носиком, нежным овалом лица, этим её изливающим радость взглядом, обещала стать красавицей.

— Что за люди у нас в доме? — спросила Анна. — С оружием. Спросила, почему здесь, говорят — правитель велел. А мне ничего вы не говорили. — В голосе Анны звучала обида: не считается с ней властный супруг.

— Так надо. Скоро уйдут.

После ужина Баранов удалился к себе, надел под низ кольчугу, сунул за ремень пистолет. Когда появился Огородников, он был полностью готов.

Дом, где жили Лещинский с Березовским, стоял недалеко от дома Баранова. Остановились, не доходя немного, на улице. Подошёл один из людей Огородникова.

— Ну что там, Иван? — спросил начальник стражи.

— Кажись, все в сборе. Восемь человек насчитал.

— В дозоре есть у них кто?

— Не замечено. Из окна могут наблюдать.

— Сторожите окна, но не высовывайтесь. Мы, как сигнал будет, в дверь пойдём.

Сигнал прозвучал минут через тридцать после начала сходки. Лещинский развесёлым голосом запел:

Вопрошает тут его царь-государь: Гой ты еси, Ермак Тимофеев сын! Где ты бывал, сколь по воле гулял? И напрасных душ губил?»

В дверь кинулись сразу четверо во главе с Огородниковым, всей своей массой сорвали её с петель. Баранов появился в комнате за спиной штурмовавших. Наплавков вскинул пистолет. Его выбил Огородников быстрым ударом сабли. Попов исступлённо рвал бумагу, но его уже схватили, как и Наплавкова, стали обряжать в кандалы.

— Что?! — яростно кричал Баранов. — Не вышло бунт учинить, семя барановское извести? На поверку слабо оказалось? Кто ещё с вами, какое ещё отребье сговорили?

Наплавков, сжав губы, молчал. Глаза его сверкали ненавистью.

— Увести их, — приказал Баранов. — Самосуда не чинить. Охотская власть с ними разберётся.

Происшествие с арестом заговорщиков взбудоражило всё население крепости, грянуло для многих как гром среди ясного неба.

Баранов сам допрашивал схваченных бунтовщиков. Наплавков с Поповым держались стойко, дерзили, не хотели выдавать сообщников, которых имели в ещё не вернувшейся промысловой партии.

Несмотря на захват главарей, Баранов всё же беспокоился за безопасность близких. Чтобы исключить всякий риск, он решил отправить семью на Кадьяк, поручив воспитание детей отцу Герману.

Сентябрь 1809 года

В начале месяца возвратилась «Нева».

Среди прочих поручений Баранов ставил перед лейтенантом Гагемейстером задачу попытаться отыскать острова, будто бы виденные одним из мореплавателей между Сандвичевыми и Японией, но главное — провести обстоятельную разведку Сандвичевых островов, закупить по возможности продукты, попробовать договориться о торговле, прощупать почву насчёт будущего основания там поселения компании. Из бесед с приходившими в Ново-Архангельск американскими шкиперами и торговцами Баранов знал, что все они давно используют Сандвичевы острова как своего рода перевалочную базу на пути к северо-западным берегам Америки и Кантону.

Вояж Гагемейстера можно было считать успешным лишь частично. Настойчивые поиски неизвестных островов ничего не дали. Из продуктов Гагемейстеру не удалось привезти почти ничего, он закупил лишь соль да сандаловое дерево. По словам командира «Невы», вся торговля на островах сосредоточена в руках короля Камеамеа. Договориться с ним о продаже продуктов питания по приемлемым ценам капитан «Невы» не смог. Но разведка ситуации на островах принесла весьма обнадёживающие результаты.

Они беседовали с глазу на глаз в доме Баранова, сидя в глубоких кожаных креслах. Слуга-алеут принёс и поставил на невысокий столик вино и лёгкую закуску.