Правитель Аляски
Шрифт:
— Примерно так, — согласно кивнул Никифоров.
Его, как и других промышленников, уже не удивляло, что доктор Шеффер предпочитает считать себя русским.
На «Ильмене» пошёл попутно в Ханалеи Фёдор Лещинский с поручением от доктора произвести инспекцию состояния дел в долине Шеффера и доставить оттуда мел и глину для строительных нужд в Ваимеа.
Лещинский вернулся первым на большой туземной лодке и обстоятельно доложил, что происходит в долине.
— Поначалу-то, Егор Николаевич, — подобострастно глядя на доктора, говорил Лещинский, — показалось мне, что всё там ладно, путём идёт: виноградники поднимаются, плоды на деревьях созревают, люди веселы и всем довольны, трудятся на благо компании и на полях, и на холмах, где крепости велели строить. А мистер Джордж Янг, который вами Петру Кичерову в помощь был послан, ходит хмурый и говорит мне, что не нравятся ему местные канаки, что-то они
Не прерывавший рассказ Лещинского доктор Шеффер и после какое-то время сокрушённо молчал. Кто же посмел, в тупом оцепенении думал он, нарушить мир и согласие в благословенной долине Шеффера? Сами ли канаки отважились на это, или кто-то тайно вдохновил их выступить против русских? Ответов на эти вопросы пока не было.
Вслух же он бесцветным голосом сказал:
— Спасибо, Фёдор Болеславович, за чёткий доклад. Ответ ваш вождю Платову считаю правильным. Нам кровь канаков проливать опасно, и лучше это пьяное недоразумение мирным путём уладить.
Отпустив Лещинского, доктор Шеффер подумал, что за усердие и верность компании вождя Платова стоит вновь наградить ценным подарком.
Рассказы вернувшихся в самый канун Нового года с острова Льхуа на бриге «Ильмень» Джорджа Янга и Степана Никифорова ещё более усугубили угрюмое настроение, в каком пребывал в последние дни доктор Шеффер. И Янг, и Никифоров были возмущены поведением капитана Водсворта.
— Я был вынужден вернуться на «Ильмене», — рассказывал Шефферу Джордж Янг, — когда увидел, что отходящий из гавани Ханалеи бриг ведёт себя как-то странно. Они напоролись на мель, и мне пришлось с помощью туземных лодок буксировать бриг с мели. Если бы задул ветер, бриг могло ударить кормой о соседний риф. Капитан Водсворт был пьян и не мог управлять кораблём. Мне ничего не оставалось, как взять командование «Ильменем» на себя, чтобы благополучно привести его в Ваимеа. В капитанской каюте я не обнаружил никаких инструментов, необходимых для вождения корабля. Просто чудо, что Водсворт не разбил его раньше.
— Но как раз накануне отплытия на остров Льхуа, — вскипел доктор Шеффер, — Водсворт пришёл ко мне и попросил выдать со склада и секстант, и компас, и хронометры. На вопрос, куда делись прежние инструменты, божился, что кто-то у него украл. А теперь нет и этого. Хорошенькие дела!
— Такие, как Водсворт, — махнул рукой Янг, — могут пропить последнюю рубашку, не то что инструменты.
Пришедший после Янга со своим докладом Степан Никифоров добавил новые краски к портрету капитана Уильяма Водсворта:
— Я разговорился с одним из матросов «Ильменя», американцем, как, мол, жизнь на корабле, не обижает ли капитан, нравится ли им на Кауаи. Матрос спросил, нет ли у меня выпить, и я угостил его. Мы выпивали в моей каюте. Водсворт в это время сменился с вахты и спал. И американец рассказал мне, что Водсворт считает короля Каумуалии дураком за то, что тот доверился русским, и будто бы капитан сам говорил королю об этом. Русские, утверждал Водсворт, обманывают короля. По словам Водсворта, как
только русские построят свои крепости, они убьют Каумуалии и всех канаков, и Водсворт открыто говорил об этом некоторым вождям в Ваимеа. Вот матрос у меня и допытывался, неужели это правда. И ещё капитан говорил американским матросам корабля, что, ежели его соотечественники на Оаху помогут королю Камеамеа изгнать отсюда доктора Шеффера, он будет с ними заодно и отомстит за все унижения, какие испытал — извините, ваше благородие, за точную передачу его слов — от этого индюка доктора Шеффера. А ежели в ближайшее время ничего здесь не произойдёт, то пора, ребята, говорил Водсворт своим матросам, давать отсюда деру вместе с бригом. Вот такие пакостные слухи распространяет он о нас. И с чего бы сочинять этому матросу? Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. На следующий день мой собутыльник, встретившись со мной на палубе, попросил опохмелиться и всё допытывался, не сказал ли он вчера спьяну чего лишнего. А я ему, Егор Николаевич, ответил, что ничего такого лишнего он не говорил.— Та-ак, — зловеще протянул доктор Шеффер. — Спасибо, вы хорошо выполнили моё поручение. Я всегда подозревал, что Водсворту верить нельзя. Ваш рассказ подтверждает самые худшие мои опасения.
После ухода Никифорова доктор Шеффер сделал несколько задумчивых шагов по комнате. Потом подошёл к бюро, вытащил из ящика пистолет и, зарядив, сунул за пояс. Действовать надо было быстро, решительно.
Сначала он отправился в дом короля. Каумуалии, извещённый стражником о прибытии визитёра, пригласил его к себе, но доктор предложил пройтись, чтобы их разговору никто не мешал. Он кратко пересказал Каумуалии доклад Степана Никифорова.
— Я прошу вас, ваше величество, ответьте на мой вопрос прямо: слышали вы когда-либо от капитана Водсворта что-либо подобное, — я имею в виду его слова о том, что вы напрасно связались с русскими, — или же мне считать всё это клеветой?
Каумуалии с неохотой сказал:
— Я слышал от капитана Водсворта такие слова, но ответил ему, что верю доктору. Водсворт может что угодно думать о вас, доктор, но для меня всё это не имеет никакого значения.
— Благодарю вас, ваше величество, и ещё раз заверяю: вы никогда не раскаетесь в том, что подписали союз с русскими. Что же касается этого изменника, то я поступлю с ним так, как он того заслуживает.
От короля доктор отправился на факторию, где, как ему сообщили, должен был отдыхать капитан.
— Где Водсворт? — резко спросил Шеффер двоих куривших во дворе фактории промышленников.
— Почивает, ваше благородие.
— Возьмите ружья и идите со мной. Бросьте цигарки — и бегом! — подстегнул их доктор Шеффер.
Водсворт, лежавший на койке одетым, громко храпел.
— Капитан Водсворт! — доктор Шеффер с силой потряс его за плечо.
Тот лишь что-то промычал в ответ. По всем признакам Водсворт был мертвецки пьян, и стоявшие на столе две пустые бутылки из-под рома убедительно свидетельствовали об этом.
Оставив с ним вооружённую стражу, доктор Шеффер отыскал Лещинского и объявил свою волю:
— Приказываю вам арестовать за клевету против компании и русских изменника Водсворта и с помощью двух охранников, находящихся в его комнате, доставить на «Кадьяк». Передайте Джорджу Янгу мой приказ содержать Водсворта в одной из кают как пленника, под стражей. Не допускать его общения с кем-либо, не обращать внимания на его нытье и жалобы, но кормить по офицерской норме. Вы хорошо поняли меня?
— Слушаюсь арестовать капитана Водсворта и доставить на «Кадьяк», — чуть испуганно ответил Лещинский.
— Исполняйте приказ! — доктор Шеффер круто развернулся и, сжимая рукоять пистолета, зашагал к своему дому.
Наступление тысяча восемьсот семнадцатого года доктор Шеффер решил отметить коллективно, в узком кругу своих ближайших сподвижников. Следовало рассеять в умах сомнения в правильности избранного пути, которые могли зародиться в связи с инцидентом, случившимся в долине Шеффера, и арестом капитана Водсворта, и укрепить в людях веру в будущее.
Отдельный дом, где проживал доктор Шеффер, обслуживали две средних лет сандвичанки, но, поскольку планировалось засидеться за полночь, доктор Шеффер отпустил их в семьи, а накрывать на стол попросил двух алеутов.
На торжество были приглашены пятеро: Тимофей Тараканов, Фёдор Лещинский, Степан Никифоров, заведующий компанейским складом Филипп Осипов и промышленник с «Кадьяка» Алексей Однорядкин.
В половине двенадцатого почти все гости, кроме Тимофея Тараканова, были в сборе. Расселись вокруг освещённого свечами стола, довольно поглядывая на обильные закуски, бутылки с вином, водкой, ромом.
— Где ж Тимофей Осипович? — недовольно спросил доктор Шеффер. — Пора бы проводить старый год.