Правители тьмы

Через пару дней Леудаст стал таким богатым, каким он никогда не был за все время своего рождения. Он не предполагал, что это продлится долго; когда он доберется до места, где сможет потратить деньги, полученные от пленных альгарвейских офицеров, он, вероятно, так и сделает. Но тяжелая сумка на поясе тоже была не самой худшей вещью в мире.

Один из его людей спросил: "Сержант, что нам делать с монетами, на которых изображен фальшивый король Раниеро?"

"Ну, Киун, на твоем месте я бы потерял грелзерскую медь", - ответил Леудаст. "Сама по себе она никогда ничего не будет стоить, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но серебро есть серебро, даже если на нем выбито остроносое лицо Раниеро. Кто-нибудь переплавит его для тебя и даст тебе столько, сколько оно стоит в металле, даже если не в монетах."

"А". Солдат кивнул. "Спасибо. В этом есть смысл".

На следующее утро рота Леудаста наткнулась на следы отряда мужчин, пытавшихся пробиться на восток. При покрытой снегом земле идти по следу было детской забавой. Вскоре его солдаты догнали убегающих альгарвейцев. Двое мужчин открыли огонь по рыжеволосым. Как только из окружающего их дыма поднялся пар, альгарвейцы подняли руки в знак капитуляции.

"Да, у вас есть мы", - сказал один из них на довольно хорошем ункерлантском, когда Леудаст и его люди подошли: лысый парень средних лет, одетый в полковничью форму. "Мы больше не можем бежать".

"Тебе лучше поверить в это, приятель". Леудаст склонил голову набок. "Ты забавно говоришь". Акцент офицера был не типичным альгарвейским акцентом, а чем-то другим, чем-то знакомым.

"Во время последней войны я был полковником полка фортвежцев на альгарвейской службе", - ответил рыжеволосый.

"Это оно, конечно же". Леудаст кивнул. Его собственная родная деревня, на севере, находилась не так далеко от границы с Фортвежией. Неудивительно, что он думал, что слышал этот акцент раньше - он слышал.

"Сержант..." Киун, парень, который спрашивал его о деньгах Грелцера, дернул его за рукав. "Сержант, силы небесные, сожри меня, если это не Раниеро собственной персоной".

"Что?" Леудаст встряхнулся, высвобождаясь. "Ты вышел из своего прелюбодеяния..." Но его голос затих. Он сделал пару шагов вбок, чтобы посмотреть на альгарвейца в профиль. Его губы изогнулись в беззвучном свисте. У пленника в форме полковника определенно был правильный крючковатый нос. "Вы Раниеро?"

Двое товарищей пленника воскликнули что-то по-альгарвейски. Но он покачал головой и выпрямился очень прямо. "Да, имею такую честь". Он поклонился. "И кому я представляюсь?"

Леудаст в оцепенении назвал свое собственное имя. Он махнул своей палкой. "Ты пойдешь со мной". Что бы они дали человеку, который только что захватил короля Грелза? Он не знал - он понятия не имел, - но ему не терпелось выяснить. Он также помахал паре своих людей, которые широко раскрытыми глазами смотрели на Раниеро. "Вы, мальчики, тоже пойдете с нами". Он не хотел, чтобы его пленника увели у него из-под носа. Он убедился, что включил Киуна - солдат тоже заслуживал награды.

Лейтенант, стоявший далеко позади строя, уставился на него. "Почему вы просто не отправили своего пленника в тыл, сержант?" он зарычал, имея в виду, почему ты думаешь, что заслуживаешь выйти из боя на некоторое время?

"Сэр, это не просто пленник", - ответил Леудаст. "Это Раниеро, который называет себя королем Грелза". Взгляд лейтенанта превратился в изумленный взгляд. У него не хватило присутствия духа попросить Леудаста сопровождать его.

Имя Раниеро было паролем, с помощью которого Леудаста перевезли из штаба дивизии в штаб армии, в обшарпанный дом первопроходца в деревне, который, похоже, много раз переходил из рук в руки. У солдата, который вышел из дома, были волосы цвета седины и большие звезды на петлицах на воротнике его мундира. Маршал Ратарь посмотрел на пленника, кивнул и сказал Леудасту: "Это Раниеро, все в порядке".

Леудаст отдал честь. "Есть, сэр", - сказал он.

Тогда Ратхар, казалось, забыл о нем. Он заговорил с Раниеро по-альгарвейски, и кузен короля Мезенцио ответил на том же языке. Но Ратхар был не из тех, кто надолго забывает своих людей. Похлопав Раньеро по спине, что выглядело как сочувственное похлопывание, он повернулся к Леудасту и спросил: "И чего вы ожидаете за то, что привели этого парня, а, сержант?"

"Сэр, все, что вам кажется правильным", - ответил Леудаст. "Я полагал, что вы были справедливы с тех пор, как мы некоторое время сражались бок о бок в пустыне Зувайзи". Он не ожидал, что маршал его вспомнит, но он хотел, чтобы Ратхар знал, что они встречались раньше. И он добавил: "Киун был тем, кто первым узнал его".

"Фунт золота и звание сержанта для него. И, лейтенант Леудаст, как вам пять фунтов золота в придачу к повышению?" Спросил Ратхар.

Леудаст ожидал золота, хотя для себя считал более вероятным один фунт, чем пять. Повышение было восхитительным сюрпризом. "Я?" - пискнул он. "Офицер?" Офицерское звание было прерогативой не столько голубокровных в армии Ункерланта, сколько в армии Альгарве - король Свеммель убил слишком много дворян, чтобы это было практично, - но и крестьянин обычно не мог к нему стремиться. "Офицер", - повторил Леудаст. Если я переживу войну, я добьюсь своего, головокружительно подумал он. Если.

***

Ванаи слышала, что наступило время, когда женщине действительно понравилось вынашивать ребенка. Во время первой трети своей беременности она ни за что бы в это не поверила. Когда ее не тошнило, она была истощена; иногда она испытывала и то, и другое одновременно. У нее все время болела грудь. Бывали дни, когда ей ничего не хотелось делать, кроме как лежать на спине без туники и с ведром рядом.

Хотя этот средний отрезок казался лучше. Она могла есть все, что угодно. Она могла чистить зубы, не задумываясь о том, потеряет ли то, что съела в прошлый раз. Она не чувствовала, что ей нужно приоткрывать веки маленькими палочками.

И ребенок, шевелящийся внутри нее, был чем-то, что она никогда не принимала как должное. Возможно, в каком-то смысле Эалстан был прав: независимо от того, насколько твердо она знала раньше, что ждет ребенка, его пинки и тычки делали это неоспоримо реальным, тем более что с каждой неделей они становились все сильнее и энергичнее.

И… "Как хорошо, что в наши дни я телберге в тунике в фортвежском стиле", - сказала она Эалстану однажды вечером за ужином. "Если бы я все еще носил брюки, мне пришлось бы купить новые, потому что я больше не смог бы влезть в те, что были на мне раньше".

Он кивнул. "Я заметил. Хотя с туникой это почти не заметно, даже пока".

"С туникой - нет", - сказала Ванаи. "Без нее..." Она пожала плечами. Ее тело почти не изменилось с тех пор, как она стала женщиной. Наблюдать, как это меняется, чувствовать, как это меняется почти изо дня в день, было, мягко говоря, обескураживающим.

Эалстан тоже пожал плечами. "Мне нравится, как ты выглядишь без своей туники, просто замечательно, поверь мне". <