Право на месть
Шрифт:
Здесь ничего такого нет. Отличается лишь размер внутренней и наружной раны при втором и третьем ударе. В выводах судмедэксперта эта информация зафиксирована, так как свидетельствует о движении в момент нанесения ран. Похоже парень согнулся, возможно пытался отстранится. При первом ударе он был неподвижен.
О чем это говорит? Не ждал удара? Доверял человеку? Подпустил его близко?
«Ножевое ранение один привело к кровоизлиянию… Характер ран соответствует оружию с одним режущим краем шириной… Длина оружия не менее…»
Значит его убили прямо здесь, в студии.
Ага! Вот и подчерк Дока на информативной записке. Интересно, что Роуз Финниганн сама сделала всё, чтобы его найти. Гадалки, экстрасенсы, тарологи, — она испробовала всё, прежде чем ей подсказали еще один способ связаться с убитым.
У некоторых людей слишком много денег и слишком много свободного времени при столь деятельной натуре! И нашла ведь! Обратилась к Доку даже раньше, чем получила разрешение на утилизацию. «Настаивала на своем присутствии во время операции», — я рассмеялся про себя. Док тщательно блюдет секреты своей чудо-машины. Как и ее местоположение. В гости точно никого не приглашает.
На миг в воспоминания ворвалась тонкая фигурка на его руках и вкрадчивый голос: «Уходи, Ван». Стиснул зубы. Прогнал мысли прочь.
Хватит. И так весь полученный гонорар просадил в «Оазисе» и борделе, путешествуя между ними в сонамбулическом алкогольном бреду. В один из приступов взял ножницы и остриг волосы девицы неровными перьями. Прочитал в ее глазах страх, развернул и больше не поворачивал, чтобы не видеть лица. Совсем ты с ума сошел, Ван.
014 Глава вторая
Ван Хэвен
— Очень, очень талантливый юноша! Очень! — По мере того, как пустела бутылка, восторги Роуз Финниганн становились все эмоциональнее. Я кивал в такт ее словам и косился на мальчишку. Говорит так, словно его нет рядом.
Поскольку никаких следов преступления не осталось, следовало хотя бы изучить полотна. Прежде всего я осмотрел надпись на картинах — две витые буквы «Д». Я не великий знаток искусств, но здесь могли быть какие-то зацепки. Почему-то не верилось, что рука художника, нарисовавшая все это, принадлежала юноше с фотокарточки. Краски яркие, завораживающие. Цвета насыщенные.
Вот осень — цветастая, пылающая багрянцем жженой охры и шафрана. Порывистый ветер треплет ветки на тонких деревьях. Срывает с них листья, словно раздевает возлюбленную в порыве страсти.
— Эту картину он нарисовал для меня. — Произносит женщина с гордостью. Верю. Вся неудержимость и распущенность ее характера выплеснулась на холст пламенем.
На незаконченном натюрморте цвета, наоборот, прохладные, отстраненно-сдержанные. Лимон и полынь.
— А эту? — Подхожу к мольберту.
— Это моя. — Голос за спиной хрипловатый, будто простуженный.
Оборачиваюсь. В дверях еще одна блондинка в темных очках, скрывающих половину лица. Темно-сиреневое платье подчеркивает силуэт идеальной фигуры. Ее красота холодная, неподвижная и отточенная как у статуй в музее. Аромат фрезии напротив, переливается в воздухе, становясь
то пронзительно зеленым, то удушливо-сладким, то каким-то соленым.— Кого только не заносит попутным ветром. — Ревнивый возглас срывается с губ Роуз Финниганн, однако она не прогоняет незнакомку прочь. Не успеваю задать вопрос, хотя по удивленному виду, должно быть, и так все понятно.
— Лилия Деверо. — Представляется блондинка и подходит ближе, цокая каблуками. — Я поклонница таланта ДиДи.
«Еще одна», — хочется добавить, но я молчу. Среди дам Центра, похоже, популярны цветочные имена. Неужели настоящие?
Лилия снимает очки и окидывает нас взглядом, как рентгеном прожигает. У нее красивое, но отстраненное лицо. Светло-серые пустые глаза. Да, верю. Эту картину художник писал для нее. В голове уже две зарубки, две потенциальные подозреваемые.
Удивительно, но женщины делают вид, что друг друга не существует. Полный игнор. Кажется, женской драки не будет? Словно давным-давно между ними уже произошла безобразная ссора и теперь они сознательно игнорируют друг друга, держаться подальше. Студия большая — разбежались по дальним углам, нахохлились, распушили перья. Одна глушит вино бокалами. Другая встала у окна, поглядывая поочередно на нас, но уходить не спешит.
Пожимаю плечами и возвращаюсь к осмотру полотен. Одна из картин не просто натянута на холст, но еще и бережно упакована в подарочную бумагу без надписей. Осторожно вскрываю шелестящую упаковку и смотрю на очередную работу Данте Доу.
Не ожидал. Завис, наслаждаясь лаконичным сюжетом. На первый взгляд незамысловатая композиция: столики летнего кафе, накрытые полосатой скатертью. Рыжий кот спит на одном из них.
От картины веяло уютом. Мягкие оттенки сотворили волшебство присутствия. Солнечные зайчики как живые скользили по поверхности столов. Кот, будто настоящий, жмурился под их теплыми лучами.
— Кому ДиДи посвятил эту картину?
Забота. Нежность. Ласка. Тепло. Рыжее солнце. Рыжий кот. Корзинка с золотистыми круассанами из пекарни. Что-то подобное я чувствовал в первый день, когда гулял по городу с Рут…
— Не знаю. — Первой отзывается Роуз. Она все делает первой. Очень энергичная дамочка.
— Без понятия. — Хрипловатый голос Лилии. Пока я рассматривал картину, упустил момент, когда к ней подошел мальчишка и спокойным, привычным жестом провел по напряженной спине. Что-то тихо сказал, и неожиданно гостья расплакалась. Тихо, едва слышно, лишь плечи подрагивали. Роуз фыркнула, но вмешиваться не стала.
Я еще раз посмотрел на присутствующих. Интересные у них отношения. Кажется, «дорогому ДиДи» было позволено все.
Эрих Сумире
Он вернулся от соседа, которому сегодня передал двойную порцию вкусняшек для питомца. Закрыл дверь, проверил замки. Разулся, протер губкой обувь и поставил на сушилку — носок к носку. Снял перчатки, тщательно вымыл руки, мурлыкая про себя какую-то мелодию, выкинул их с полотенцем в утилизатор и внимательно осмотрел отражение в зеркале. Но нет, никаких волос, ничего лишнего. Внешность его: абсолютно бесцветная с лысым черепом за день не претерпела никаких изменений. Все также, напевая под нос, аккуратно вытер и сложил инструменты в чемоданчик.