Право на пиво

— Хулиганы! — возмутилась сверху моя жена и захлопнула дверь.

Мы выбежали из подъезда, и Глотов призвал меня к ответу:

— Ты чего, Серега? Совсем сдрейфил? — Он слегка потрепал меня за плечо. — Пойдем. Надо Зинке сдаваться. Надо! Нет другого выхода. Уж доверься — все беру на себя.

— Плохо мне, Паш. Дует чего-то. Изнутри дует. — Я почувствовал, как странные процессы в чужеродном теле пошли быстрее. В животе зашипело, надулись щеки, ноги и все шесть пальцев на руках.

— И вправду, ты опух чего-то, — Павел настороженно оглядел меня. — Очень опух.

— Держи, Пашка! — Внезапно я ощутил, что земная гравитация больше не действует на мое чужеродное тело. — Ой, держи! — заорал я, взлетая воздушным шариком над растерявшимся Глотовым.

Он среагировал слишком поздно. В прыжке схватил меня за брючину, сдергивая еле державшиеся брюки. Я дважды перевернулся, выронил букет гвоздик и продолжил полет, которым теперь управлял ветер. Меня понесло на пятиэтажку, откуда мы только что выскочили. На всех языках вселенной сердце в груди бешено выстукивало: «SOS». В желудке трещало и хрустело, будто полчище мышей разбиралось там с вагоном чипсов. На девятой или десятой секунде полета я стукнулся головой о водосточную трубу. От удара потерял шапку и снова стрельнул ушами. Меня снова развернуло. Теперь я поднимался вертикально. Брюки черным шлейфом болтались ниже ботинок, ночной морозец ледяными зубами ел голые ноги и привыкший к теплу зад.

На уровне третьего этажа я понял, что лечу точно к своей родной лоджии, стекло в которой сейчас было сдвинуто, и там виделись два тусклых огонька сигарет. Пожалуй, это был шанс, единственный шанс, хоть как-то зацепиться за некогда близкий мне мир. Высунув из рукава трехпалую клешню, я попытался схватиться за прутья ограждения — они предательски выскользнули. Но, к счастью, пришли на помощь бельевые веревки, натянутые вдоль нашей лоджии, на миг я запутался в них и успел схватиться за окостеневший на морозе Зинкин халат. Крепко держась за хрустящую ткань, я всплыл к отодвинутому стеклу, откуда сладко несло табачным дымом и теплом. Тут же увидел свою двоюродную сестру с тещей, стоявших ко мне вполоборота.

— Лидия Петровна! — негромко позвал я. — Стекло еще чуточку отодвиньте. — В этот момент одна из прищепок на Зинкином халате отскочила, и я поднялся выше, так, что зубы мои встретились с бетонным углом пятого этажа, а голые ноги со всем остальным оказались ровно против изумленного лица Лидии Петровны.

Она взвизгнула совершенно дурным голосом и запричитала что-то из Библии.

— Это я, зятек! Умоляю! Замерз слишком, — крикнул я, стараясь втиснуть обнаженную часть тела на лоджию.

— Зин! Это свои! Свои пришли! — заорал снизу Пашка.

— Зинка! — раздался похожий на сирену голос двоюродной сестры. — Скорее сюда! К тебе тут педерасты зеленые лезут! Ах ты гадина! Гадина такая! — Она схватила что-то тяжелое и принялась молотить меня по ногам и другим частям тела, приговаривая: — Маньяк! Извращенец балконный!

— Дорогие мои, сжальтесь! — стонал я, все еще пытаясь пробиться к заветному теплу домашнего очага, но чья-то злая сила толкнула меня прочь, и я полетел, поднимаясь выше над пятиэтажкой, в сторону стадиона и парка.

Более получаса Пашка преданно бежал за мной, удивляя редких прохожих возгласами:

— Серега, не улетай! Держись! Держись, друг!

Некоторые принимали его за полоумного, другие поднимали взгляды к ночному небу и восхищенно восклицали:

— О! Смотрите! Смотрите! Чебурашка без штанов летит!

Возле парка гравитация снова начала обретать надо мной желанную власть, и я полетел ниже, цепляясь ремнем за верхушки деревьев. Потом, потяжелев от инея, насыпавшегося в брюки, опустился еще метров на пять. Вскоре Павел изловчился поймать меня за штанину и поволок к новостройкам нашего микрорайона — я слишком замерз, чтобы осилить обратный путь домой.

В одном из подъездов Глотов, устроившись возле батареи отопления, постарался привести меня в более сносный вид и, пока я грелся, вскрыл бутылку пива.

— Не могу я больше, — оправдался он, понимая опасения, завихрившиеся в моей голове. — Сил уже нет, и нервы сдают.

— Ты только «поехали» не говори. — Я теснее прижался к батарее, глядя, как волшебный напиток пенится под запотевшим стеклом.

— Не скажу… сейчас. — Он со вкусом отпил и вытер губы. — Но, придет время, очень даже скажу. Нужно только к этому времени подготовиться. Ведь должны же мы вернуть украденное — твой настоящий облик!

— Да, Паш… — Я взял бутылку из его рук неловкой клешней и тоже глотнул из горлышка. — Только я не представляю, как это сделать. Где искать Крюбрама? И возможно ли теперь что-то изменить вообще?

— А пойдем ко мне, — предложил Глотов. — У меня можно поэкспериментировать с Дверью и лучше подготовиться к нашей вылазке.

— Не, друг. Нужно сначала вернуться к Зинке. Хоть она и стерва, но поймет все и в беде не оставит. Нужно… тем более у нее сегодня день рожденья.

Отгремели, рассыпались разноцветными искрами и растаяли фейерверки — старый Новый год народ все же праздновал. И была кому-то радость, кому-то исполнение желаний, а кому-то холод, печаль и угрюмые мысли.

В скверном настроении мы одолели путь от новостроек до центральных кварталов микрорайона. Был уже первый час ночи, когда Глотов завел меня, дрожащего словно в приступе эпилепсии, в подъезд, растер заботливо шарфом лицо и руки, и мы поднялись на четвертый этаж.

Звонок у двери моей квартиры снова нажал Пашка. Слушая приближающиеся шаги, я спрятался за его спиной.

Зинка дверь открыла не сразу: посмотрела в глазок, повозилась с неисправным замком, потом выглянула и сказала:

— Чего тебе Глотов? Время знаешь сколько или совсем глаза залил?

— Зин, ты это… только не серчай, — Павел, переминаясь с ноги на ногу, улыбнулся со всей возможной дружелюбностью. — Не серчай и не бойся. Хорошо? Я тут твоего привел. — Он поймал меня за воротник и вытащил на всеобщее обозрение.

— Моего?! — Она застыла, открыв рот и хлопая накрашенными ресницами. — Ты рехнулся вконец! Я по Африке не гуляла даже во сне!

— Да твой это! Твой! — продолжил убеждать Пашка. — Ты на внешность не смотри. Душа-то родная. Вот забирай, пожалуйста. А лучше нас двоих — на кухню чайком горячим отпаивать.

— Глотов! Ты с ума сошел! — Зинка в сердцах топнула ногой. — Не надо мне негритят! Да еще таких уродов! У него что скарлатина? Чего он в зеленке? Чего он таращится на меня, как идиот?!

— Ну что там у вас? — раздался из-за ее спины до жути знакомый голос, через мгновенье я увидел самого себя в махровом халате и с очень странной, ехидной улыбкой на лице.

— Сережа… — только и смог выговорить Глотов.

Пакет с пивом едва не выскользнул из его рук. Я почувствовал, как мой друг теряет равновесие.