Правосудие

– Что ты умеешь делать, — спросил он, — кроме взрывного дела? Здесь надо еще и работать, — он усмехнулся. — Ради хлеба насущного.

– Да все могу. У моих родителей свой дом был, сад, огород, корову держали. Да и служил я в этих местах, — Бум повел рукой в сторону леса.

– Здесь же было полно ракетных точек когда-то. А на точке — свое подсобное хозяйство, свиньи, утки и все такое. Ну и охотились, конечно.

– Стреляешь?

– Хорошо стреляю. И оружие наладить могу, любое.

– Ладно. Остаешься с испытательным сроком. Все, что ты сказал, я проверю. Я тебе не командир, ты мне не подчиненный. Но если ты не выполнишь мое указание — дам кусок сала, и спасайся сам, как знаешь. А если не выполнишь приказ в бою — пристрелю на месте. Понял?

– Понял.

– Теперь иди к Григорию, он тебя определит в какую-нибудь группу. Вечером того же дня у сияющего огнями казино «Вепрь» остановился «Мерседес». Из него вышел лысый джентльмен в смокинге, небрежно махнув пластиковой карточкой перед носом двух военных полицейских, прошел через неоновый портал и, миновав игорный зал, опустился за столик в ресторане, подальше от эстрады.

Через несколько минут напротив него сел человек среднего возраста, средней внешности, с аккуратно подстриженными английскими усами, в скромном твидовом пиджаке и чудовищно дорогих штиблетах крокодиловой кожи зеленого цвета.

– Мне нужны две «стрелы», — произнес лысый джентльмен, извлекая из нагрудного кармана сигару.

– Это сложно, но выполнимо, — визави щелкнул золотой зажигалкой, поднося огонь.

– Насколько сложно?

– Какой срок?

– Вчера, — лысый джентльмен выпустил клуб ароматного дыма. Визави поиграл зажигалкой.

– Это сложно на 25 тысяч долларов.

– За обе?

– За штуку.

– Дорого.

– Все дорожает.

– Ладно, — лысый извлек из внутреннего кармана плотный конверт и пустил его по зеркальной поверхности стола. Визави поймал конверт и ухмыльнулся, быстро пересчитав деньги.

– Вы знали цену.

– Если бы я не знал цен, то не играл бы в эти игры, — джентльмен встал.

Средний человек поднялся вслед за ним, опуская конверт в карман вместе с зажигалкой.

– Вам доставить?

– Сам заберу.

Глава 30

– Они совсем оборзели! — седовласый мужчина в железных очках разздраженно раздавил в пепельнице окурок. — Они уже внаглую делят наше имущество!

В бункере собралось семь человек, табачный дым плавал в конусе света, падающем на круглый стол из-под жестяного колпака висячей лампы, углы тонули во мраке.

Обсуждался вопрос о прибытии польской делегации для участия в торгах, устроенных местным правительством под эгидой оккупационных властей. Продавался, на этот раз, металлургический завод и было известно, что поляки уже дали солидную взятку.

– Замочить бы этих поляков, — задумчиво сказал худой и длинноволосый молодой человек с кокаиновыми глазами.

– Как? — спросил толстый и бритоголовый молодой человек. — Их же возят туда-сюда американцы.

– Их русские возят, — возразил мужчина средних лет в потрепанной ковбойке и с трубкой в руке. — Американцы охраняют аэродром. А прилетают поляки на российском «Боинге».

– Да какая разница, на чем они прилетают, — раздраженно вступил верзила в форме сил самообороны. — На аэродром не пробиться, с аэродрома их повезут под охраной в «Викторию», а там — крепость.

– Если поляки наложат лапу на завод, — ухмыльнулся седовласый, в очках, человеку с трубкой, — они угробят твою шахту, они захотят покупать уголь сами у себя.

– А если угробить поляков, то другим станет неповадно, — сказал бородач в черной тюбетейке. — Тем более, что сюда прибывают хозяева, а не менеджеры.

– Тем более, что в конце концов, — воспрянул молодой человек с кокаиновыми глазами. — Вон проклятых оккупантов!

Повисла скептическая тишина.

– Я могу снять проблему, — почти незаинтересованно сказал лысый джантельмен.

– Как?! — очень заинтересовался седовласый.

– Это мое дело.

– Ну-у, — протянул человек с трубкой, — если за это дело возьмется человек со стороны…

– Он же не просто так возьмется, — ухмыльнулся бородач.

– Конечно, конечно, — покивал человек с трубкой.

– Что вам для этого надо? — вмешался седовласый.

– Тип машины, бортовой номер, время и место вылета, время и место прибытия.

– Это все? — спросил седовласый.

– Нет, не все. Но и этого — очень немало. Вы можете дать мне такие сведения?

– Сможем, — сказал человек в форме.

– Что еще? — спросил человек с трубкой. Лысый ястреб ухмыльнулся.

– Пятьсот тысяч евро. Пятьдесят — вперед.

– Вы что? — седовласый нахмурился. — Мы боремся за свободу родины.

– Да брось ты! — махнул трубкой человек с трубкой. — Сумма немаленькая, надо посоветоваться, — он обвел взглядом присутствующих.

– Зачем вам столько денег? — удивился толстый молодой человек.

– У меня большая семья, — лысый ястреб оскалился, — и большие траты. Если цена вас не устраивает — всегда можно поискать кого-то другого.

– Никто не говорил, что цена не устраивает! — повысил голос человек с трубкой. — Но решение должны принимать все, и в тратах должны участвовать все. Я «за», — он твердо посмотрел на толстого молодого человека. Тот покряхтел и кивнул:

– Ну, если поровну — я согласен.

За ним, по очереди, наклонили головы все. Седовласый — тоже.

– Но имейте ввиду… — начал было он, подняв голову.

– Да он и сам все знает, — ухмыльнулся бородач.

Выйдя из бункера, лысый ястреб сел в машину и поехал через центр — так было намного безопасней, чем красться по окраинам. В центре он мог опасаться только иностранных оккупантов, от которых хранил надежный аусвайс, а на окраинах его не охранил бы ни Бог, ни черт от родного брата.

Он ехал по главной улице города, поглядывая на его неоновую похоть, и размышлял о том, что еще лет десять назад с удовольствием поразмышлял бы о том, что хорошо бы уронить «боинг» или два «боинга» на головы этих свиней. Но сейчас он был уже очень далек от такого ребячества. Теперь-то он знал, что ликующих нет, что улыбка и гримаса боли — одно и то же, и что лучший способ наказать любого урода — это позволить ему домучиться до конца. Он разучился ненавидеть, его уже не поражала собственная мизантропия, и даже тошноты не было. Со времен Авраама и Иакова не было пророка, который не обличал бы людей и человечество. Со времен Будды, Пифагора и Лао-Цзы не было мудреца, который не смеялся бы над человечеством и не презирал его. Такое количество умников само по себе было — маленьким человечеством, и кто он был такой, чтобы испытывать тошноту или считать себя мизантропом?