Правосудие

– Хороший выстрел, — заметила Берта.

Через час они сидели у костра, выпотрошенный кабан висел, подвязанный за ноги к нижней ветке дерева, на длинных дубовых щепках поджаривались куски печени.

– С нас уже второй месяц не берут налог на мак, — сказала Таня.

– С чего бы это? — он усмехнулся, он ждал этого вопроса. — Я не жадный, ты же знаешь.

Таня вопросительно подняла брови. Он достал сигару.

– Теперь налог переведен на меня. Таня не очень удивилась.

– Так почему же ты его не берешь? Он прикурил сигару от уголька.

– Я изменяю форму оплаты.

– И ждешь, пока подрастут цыганские девственницы? — усмехнулась Таня.

– Если бы я хотел девственниц, мне пришлось бы отнимать их от материнской груди, — заметил он. — Ты можешь оставить себе и девственниц и процент. Но, — он выпустил клуб ароматного дыма, — я жду ответного жеста.

– Какого?

– Мне нужен контакт с Россией. Я хочу, чтобы вы доставили мой товар мне, по своему траффику.

– Какой товар?

– Средства связи.

– Их что, здесь нет?

– Таких — нет.

– Это секрет?

– Для тебя — нет. Это такая штука, с помощью которой можно влиять на навигационные приборы самолетов.

– Ого! — Таня тихо присвистнула. — Тебе понравилось смотреть, как падают самолеты?

– И всего, что имеет такие приборы, — продолжил он. — Например, ракет. Это средство связи не с самим прибором, а со спутником, который передает информацию на прибор.

– Ничего себе. Откуда у тебя такие деньги?

– У меня нет таких денег. Но в России есть люди, которые хотят, чтобы у меня была такая штука. Они хотят подарить ее мне, за умеренную плату, — он ухмыльнулся, — как я дарю тебе процент за умеренную услугу.

– Это не умеренная услуга, — возразила Таня. — Это вилы. Ты же понимаешь, что я сделаю для тебя все, но это не мешок мака, за такие дела сразу поставят к стенке.

– Твои люди рискуют головой меньше, чем за мешок мака,

– несколько раздраженно сказал он. — Просто за то, что живут, — и добавил вразумляюще. — И никакой МР не разберется, что это такое.

– Как эта штука выглядит?

– Как электрогенератор. Как два электрогенератора весом по полторы сотни кг.

– Их можно разобрать?

– Нет. Но они в японских корпусах и в ящиках с японскими лэйб- лами — быттехника.

– Хорошо, я попробую.

– Нет, Таня, пробовать нельзя. Если штука пропадет — то клянусь тебе Богом, чертом и своей головой, я приду в поселок и не оставлю в живых никого, ни младенца, ни кошки.

Таня помолчала.

– У меня нет выбора?

– Ты можешь отказаться.

– А у них есть выбор?

– Ты сделаешь выбор за них. И примешь на себя ответственность.

Таня сверкнула глазами, отбросив с лица седую прядь.

– Ты угрожаешь мне?

– Волос не упадет с твоей головы. Но ты отвечаешь их головами за свой выбор.

– Зачем тебе нужна эта вещь?

– А я не знаю! — он расхохотался. — Я только знаю, что это шанс не быть подопытной крысой, а самому ставить эксперименты.

– И этот шанс стоит жизни целого племени?

– Ничья жизнь ничего не стоит без такого шанса! — крикнул он. — Мы живем сегодня, чтобы умереть завтра, и все наши сегодня и завтра нанизаны, как на стержень, на этот шанс. Мы живем, мы боремся, мы грызем друг друга насмерть. Но стоит подняться в воздух одному бомбардировщику, - он вскочил на ноги и взмахнул рукой, — и от всей этой местности ничего не останется, даже червей в земле. И это сделает один-единственный выбля- док, просто щелкнув пальцами, — он снова сел, остывая. — Я согласен склонить голову перед Богом, но я не могу склонить голову перед выблядком.

– А ты уверен, что…

– Нет, не уверен, — ухмыльнулся он. — Я не уверен, что Бог — не вы- блядок. Такой же, каким я являюсь сейчас по отношению к тебе. Но если бы Бог не вбивал меня в землю ударами по башке — я бы не научился выпрямляться.

– Цыгане не нуждаются в чувстве собственного достоинства, — усмехнулась Таня. — Им достаточно золота.

– Не достаточно. Вынь из любого человека стержень, то, что он почитает за собственное достоинство — и человек рассыплется, как куча мусора. Что пользы тебе в богатствах земных, если жизнь свою потеряешь?

Таня посмотрела на него долгим и внимательным взглядом, потом кивнула.

– Хорошо. Я привезу тебе эту штуку. Я сама поеду. Он тихо рассмеялся.

– Ты старая лиса. Ты хочешь подсунуть мне свою голову в залог? Таня расхохоталась

– Но у меня же больше ничего нет, — она чисто цыганским жестом хлопнула себя между ног, — кроме моего достоинства!

Через несколько часов они сидели друг напротив друга в жарко протопленной бане. Таня несколько отяжелела в последние годы, в ее черных волосах появились длинные седые пряди, но это красило ее, и она все еще продолжала оставаться роскошной женщиной. Он подумал, что и в старости она будет очень красивой старухой.

– Почему ты не хочешь привезти эту вещь сам, — спросила Таня, - если она такая ценная?

– Потому, что она слишком ценная, чтобы рисковать по-дилетантски. Я хочу, чтобы она прошла проверенным, надежным каналом.

– Я так понимаю, что ее нельзя перемещать по транспортным линиям?

– Нельзя. На телеге, на горбу, полем, лесом — как угодно. Но она не должна проходить через точки, где может оказаться радиометрический контроль.

– Она что, радиоактивная?

– Не то, чтобы радиоактивная. Но там есть плутониевая батарея, и спать на ней не рекомендуется.

– Ты уже заплатил за эту дрянь?

– Нет. Ты заплатишь. Я дам тебе деньги и явку, все остальное — на тебе.

– Ты дашь деньги, я заплачу — кто-то умрет, — усмехнулась Таня.

– Так работает каждый гребаный пистолет и каждый гребаный бакс в этом мире, — сказал он.

– На том «боинге» был российский триколор, — заметила Таня.

– А не надо делать бизнес на чужой беде. Впрочем, они умудряются сделать бизнес и на своей собственной, каждая пуля, которую чеченцы всадили в башку русского солдата, сделана в России.