Праздники Православной Церкви

Чудеса исцелений происходят и в наши дни, и они бесчисленны. Но чудесных действий святой воды удостаиваются лишь те, кто приемлет ее с живой верой в обетования Божии и силу молитвы Святой Церкви, – те, кто имеет чистое и искреннее желание изменения жизни, покаяния, спасения. Бог не творит чудес там, где хотят видеть их только из любопытства, без искреннего намерения воспользоваться ими к своему спасению. Род лукавый и прелюбодейный, – говорил Спаситель о своих неверующих современниках, – ищет знамения; и знамение не дастся ему (Мф. 12, 39). Чтобы святая вода принесла нам пользу, будем заботиться о чистоте души, о высоком достоинстве наших помыслов и поступков.

Действительно ли вода всю неделю является крещенской?

Крещенская вода является таковой с момента своего освящения и год, и два, и более, пока не иссякнут ее запасы дома. Взятая в храме в любой день, она никогда не теряет своей святости.

Бабушка привезла мне крещенскую воду, которую ей дала знакомая, но она отдает затхлостью, и я боюсь ее пить. Что делать в таком случае?

В силу разных обстоятельств, хотя и весьма редко, бывает так, что вода приходит в состояние, не допускающее внутреннее употребление. В таком случае ее следует вылить в какое-то непопираемое место, – скажем, в проточную реку или в лесу под дерево, – и сосуд, в котором она хранилась, больше не пускать в бытовое употребление.

Почему святая вода может испортиться?

Такое случается. Воду надо набирать в чистые емкости, в которых вода не должна портиться.

Поэтому, если мы раньше в этих бутылках хранили что-то, если они не очень чистые, не нужно в них набирать святую воду. Помню, летом одна женщина стала наливать святую воду в бутылку из-под пива…

Часто прихожане любят делать замечания: например, одному нашему священнику стали объяснять, что освящал он воду неправильно – до дна бака не достал… Из-за этого, мол, вода не освятится… Что же, батюшка водолазом должен быть? Или что крест не серебряный… Не надо до дна доставать, и крест может быть деревянный. Не нужно делать из святой воды культ, но и относиться нужно благочестиво! У одного моего знакомого священника, году в 1988-м, была бутылочка с водой, которая хранилась у него с 1953-го или 1954 года…

Нужно относиться к воде благочестиво и аккуратно и самому вести благочестивую жизнь.

Можно ли употреблять некрещеным святую воду, освященное на мощах святых масло и просфоры?

С одной стороны, можно, потому что ну какой же может быть вред человеку от того, что он попьет святой воды, или помажется маслицем, или употребит просфору? Но только нужно задумываться, с какой стороны это может быть ему полезно.

Если это некоторое приближение человека к ограде церковной, если он, еще не решаясь креститься, скажем быв в прошлом воинствующим атеистом, теперь, по молитвам своей жены, матери, дочери или кого-нибудь еще из близких, уже не отвергает хотя бы этих внешних как бы знаков церковности, то это добро; и педагогически это будет подводить его к более существенному в нашей вере – к поклонению Богу в духе и истине.

А если же таковые действия воспринимаются как своеобразного рода магия, как некое “церковное лекарство”, но при этом человек вовсе не стремится к тому, чтобы воцерковиться, чтобы стать православным христианином, только успокаивает себя, что вот я нечто такое совершаю и это послужит каким-то оберегом, то такого рода сознание провоцировать не нужно.

Вот, исходя из этих двух возможностей, вы решайте применительно к вашей конкретной ситуации, нужно или не нужно предлагать кому-либо из ваших близких святынечки церковные».

Иордань

В наше время в России все шире возрождается обычай создания и украшения иордани – водосвятной крещенской проруби.

В одном из замечательных рассказов А.П. Чехова ярко описывается такое оригинальное «художество».

Художество

Хмурое зимнее утро.

На гладкой и блестящей поверхности речки Быстрянки, кое-где посыпанной снегом, стоят два мужика: куцый Сережка и церковный сторож Матвей. Сережка, малый лет тридцати, коротконогий, оборванный, весь облезлый, сердито глядит на лед. Из его поношенного полушубка, словно на линяющем псе, отвисают клочья шерсти. В руках он держит циркуль, сделанный из двух длинных спиц. Матвей, благообразный старик, в новом тулупе и валенках, глядит кроткими голубыми глазами наверх, где на высоком, отлогом берегу живописно ютится село. В руках у него тяжелый лом.

– Что ж, это мы до вечера так будем стоять сложа руки? – прерывает молчание Сережка, вскидывая свои сердитые глаза на Матвея. – Ты стоять сюда пришел, старый шут, или работать?..

Сережка рвет из рук вспотевшего Матвея циркуль и в одно мгновение, молодцевато повернувшись на одном каблуке, чертит на льду окружность. Границы для будущей Иордани уже готовы; теперь остается только колоть лед…

Но прежде чем приступить к работе, Сережка долго еще ломается, капризничает, попрекает:

– Я не обязан на вас работать! Ты при церкви служишь, ты и делай!

Он, видимо, наслаждается своим обособленным положением, в какое поставила его теперь судьба, давшая ему редкий талант – удивлять раз в год весь мир своим искусством. Бедному кроткому Матвею приходится выслушать от него много ядовитых, презрительных слов. Принимается Сережка за дело с досадой, с сердцем. Ему лень. Не успел он начертить окружность, как его уже тянет наверх в село пить чай, шататься, пустословить…

Матвей крестится, берет в обе руки лом и начинает колоть лед, строго придерживаясь начерченной окружности. Сережка садится на ящик и следит за тяжелыми, неуклюжими движениями своего помощника.

– Легче у краев! Легче! – командует он. – Не умеешь, так не берись, а коли взялся, так делай. Ты!

Наверху собирается толпа. Сережка при виде зрителей еще больше волнуется.

– Возьму и не стану делать… – говорит он, закуривая вонючую папиросу и сплевывая. – Погляжу, как вы без меня тут. В прошлом годе в Костюкове Степка Гульков взялся по-моему Иордань строить. И что ж? Смех один вышел. Костюковские к нам же и пришли – видимо-невидимо! Изо всех деревень народу навалило.

– Потому, окроме нас, нигде настоящей Иордани…

– Работай, некогда разговаривать… Да, дед… Во всей губернии другой такой Иордани не найдешь. Солдаты сказывают, поди-ка поищи, в городах даже хуже. Легче, легче!

Матвей кряхтит и отдувается. Работа не легкая. Лед крепок и глубок; нужно его скалывать и тотчас же уносить куски далеко в сторону, чтобы не загромождать площади.

Но как ни тяжела работа, как ни бестолкова команда Сережки, к трем часам дня на Быстрянке уже темнеет большой водяной круг.

– В прошлом годе лучше было… – сердится Сережка. – И этого даже ты не мог сделать! Э, голова! Держат же таких дураков при храме Божием! Ступай доску принеси колышки делать! Неси круг, ворона! Да того… хлеба захвати где-нибудь… огурцов, что ли.

Матвей уходит и немного погодя приносит на плечах громадный деревянный круг, покрашенный еще в прежние годы, с разноцветными узорами. В центре круга красный крест, по краям дырочки для колышков. Сережка берет этот круг и закрывает им прорубь.

– Как раз… годится… Подновим только краску, и за первый сорт… Ну, что ж стоишь? Делай аналой! Нли того… ступай бревна принеси, крест делать…

Матвей, с самого утра ничего не евший и не пивший, опять плетется на гору. Как ни ленив Сережка, но колышки он делает сам, собственноручно. Он знает, что эти колышки обладают чудодейственной силою: кому достанется колышек после водосвятия, тот весь год будет счастлив. Такая ли работа неблагодарна?