Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»

Когда я был молод, случилось мне быть в земле Симоцукэ, и вот в той земле, в местности, что называется Асонума, был человек, который пробавлялся тем, что убивал живое. В один день возвращался он домой и добыл селезня мандаринки [205] , положил его в мешок для добычи и пришёл к себе.

Той же ночью во сне явилась к нему удивительная женщина в богатом убранстве, такая прекрасная собой, что не найти другую такую, видно было, что она в глубоком горе; подошла она, встала перед тем охотником и, проливая горькие слёзы, молвила: «Вы изволили безжалостно убить моего мужа!»

205

Утки-мандаринки в китайской культуре — символ супружеской привязанности.

Охотник во сне сказал ей, оправдываясь: «Не может того быть!» — а она говорила: «Не нужно оправдываться! Это случилось сегодня!» — так сказала, а потом сложила:

Уж смеркалось, Зову тебя, а ты не приходишь… В Асонума, В зарослях дикого риса, Так грустно одной ночевать. Хи курурэба Сасоиси моно о Асонума но Макомогакурэ но Хиторинэ дзо уки

Произнесла она это, посмотрела на него долгим взглядом, а потом раз — и взлетела, глядит он, а это — уточка-мандаринка.

Тот человек поразился, очень жалел её, а назавтра увидел — в обнимку со вчерашним убитым селезнем лежала мёртвая уточка.

Вот так, даже животные знают, что хорошо и что плохо. Само собой, жалок тот, кто родился человеком, но такого не знает.

Так Иккю ему говорил.

16 О том, как Иккю и Сонсаку слагали стихи

У ворот храма, где живёт Иккю, живёт крестьянин по имени Сонсаку. У него есть дочь семнадцати лет, которую зовут Киса, и её отдали замуж за парня по имени Торая-но Кудзо [206] .

Как-то раз, когда преподобный зашёл к Сонсаку, тот рассказал ему в подробностях о своей дочери, Иккю сказал:

— Вот уж счастливое событие! — и они продолжали говорить о том о сём. У Сонсаку есть дядя — монах по имени Цугэн, живущий на горе Курама. Каждый год, как распускаются цветы, он зовёт Сонсаку, и тот вместе с женой ездит к нему на день-другой поразвлечься в горах.

206

Прозвище Торая может быть переведено как «Тигриная Лавка» или «лавка, где продают тигров». Известна лавка сладостей с таким названием, с 1586 г. поставлявшая сладости к императорскому двору.

— Не иначе и в этом году вот-вот расцветёт. Не сегодня-завтра придут с приглашением! — только сказал Сонсаку, как пришёл человек от Цугэна.

Сонсаку сказал:

— Преподобный, по такому случаю я хочу сложить стихи. Покажу, как я знаю обхождение, вот послушайте:

«Цветы расцвели!» — Такие слова от Цугэна [207] — Монаха, что в горах живёт, Возвещает прибывший гонец. Оседлаю скорее быка! Хана сакаба Цугэн то ииси Яма бо:дзу Цукаи но кита ни Уси ни кура око

207

Здесь использована игра слов, Цугэн — имя монаха и цугэн — «возвещать, сообщать».

Иккю послушал и отвечал:

— Да уж, лучше и не скажешь.

Тогда Сонсаку, очень обрадовавшись, сказал:

— А вы, преподобный? — и Иккю тоже сложил:

Семнадцатилетняя Киса Родилась в год Тигра, Отдали её за Кудзо, В «Тигриную лавку». Киса ва дзю:сити Тора но тоси Маиру отоко ва Торая Кудзо

17 О том, как один человек сомневался и задавал вопросы Иккю

У Седьмого проспекта живёт один зажиточный горожанин. Как-то раз по случаю проведения буддийских служб поминовения усопших он, как положено, одарил не только всех монахов, но даже и нищих побирушек.

Однажды он пригласил Иккю и поделился с ним разными своими сомнениями. Среди прочего спросил он:

— На что можно указать и сказать: «Это Добро» — или на что можно указать и сказать: «Это Зло»?

Иккю отвечал:

— Добро и зло беспредельны, а если хочешь познать добро и зло, то у них должны быть истоки, их порождающие. Вот об этих-то истоках и поразмыслите!

— И действительно… — согласился тот.

А когда настало время преподобному возвращаться, шёл дождь, и хозяин предложил:

— Подождите немного, пусть дождь закончится, тогда и пойдёте.

Иккю сказал:

Дождь идёт — пусть идёт, Не идёт — и ладно, Даже и без дождя От слёз расставанья Всё равно мокры рукава. Фураба фурэ Фурадзуба фурадзу Фурадзу томо Нурэтэ юку бэки Содэ нараба косо

Так сказал и ушёл.

^{Один горожанин пригласил Иккю и поделился с ним разными своими сомнениями. Среди прочего спросил он: «На что можно указать и сказать: „Это Добро“, или на что можно указать и сказать: „Это Зло“?»}

18 О том, как приползал змей и требовал отдать ему девушку

В земле Симоса жена одного человека водила к большому озеру свою падчерицу двенадцати-тринадцати лет и каждый раз говорила хозяину озера: «Отдаю тебе эту девушку, будь её женихом!»

Как-то раз она, как обычно, пошла к озеру и так говорила, и тут вдруг резко похолодало, всё сильнее дул ветер с дождём, небо затянуло тучами, на озере поднялись волны, стало совсем уж холодно, и они в спешке вернулись домой, чувствуя, как за ними как будто бы что-то гонится; всё больше одолевал их страх, и дома дочь бросилась к отцу и рассказала, как мачеха водила её к озеру и что она при этом говорила. В ту ночь приполз огромный змей, поднял голову и шевелил языком, глядя на девушку, а спустя какое-то время уполз, и так потом было много раз.

Отец в беспокойстве думал: «Что же поделать?» — печалился и кручинился он.

В то время Иккю был в той земле, а весть об этом деле разнеслась по всей округе, и он из сострадания пошёл туда, где это случилось, выспросил всё, и ему рассказали в подробностях всё от начала до конца.

Иккю говорил:

— Если так, то напишу-ка я вам слова и дам вам, а вы, когда он опять приползёт, прочитайте это ему. Больше он не появится! — А написал он так: «Эта девушка — дочь моя, женщина — мачеха, без моего согласия разве возьмёшь?» — и приписал: «Читайте это ему вслух. Больше он не придёт» — и отдал им написанное.