Преданья старины глубокой

– Правильно выбрал, вижу теперь – удалец ты хоть куда!.. – обрадовалась старуха, потирая сморщенные ладошки. – Настоящий джигит, красавец, орел горный, быстрокрылый!

Василиса Премудрая задумчиво переводила взгляд с бабы-яги на карлика-колдуна, не понимая ни слова. Речь меж этими двоими велась на каджвархвали – увы, княгиня почти не владела этим древним наречием Каджети. Так, пара простеньких фраз, не более того…

Джуда почувствовал, что на него смотрят, и тоже обратил взор к Василисе. В злобных глазах разного цвета промелькнуло узнавание и радость – как будто этот карлик уже когда-то где-то видел молодую княгиню. Морщинистое лицо исказилось в похотливой гримасе, толстые губы изогнулись в довольной ухмылочке, он быстро что-то залопотал, обращаясь к бабе-яге. Та ответила на том же наречии и непреклонно покачала головой. Джуда продолжал настаивать, даже рубанул воздух ладонью. Яга Ягишна погрозила ему пальцем и что-то сурово сказала – Василиса явственно различила слово «Кащей». Джуда слегка поутих, но бросать на княгиню зазывные взгляды не перестал.

– Бабулечка, а что это за уродец такой? – тихо спросила княгиня.

Сморщенное личико Джуды немедленно исказилось в злобной гримасе. Да, говорить по-русски он не говорил, но понимал все отлично – каждое словечко.

– Пойдем со мной, орел, покажу тебе твою горницу, – взяла карлика под руку Яга Ягишна. – Кащеюшка-свет еще не воротился – дела у него, задерживается. Но уже скоро будет, совсем скоро – с ним все и обговоришь ладком… А покудова отдыхай. Не приказать ли вина доставить?

– Непременно приказать! – оживился Джуда. – Вина лучшего, мясца жареного, да девицу покраше… может, все-таки вон ту, с золотой косой?

– Никак нельзя, цветик мой, никак нельзя! То супруга царя нашего – младшенькая. Что Кащеюшка скажет, коли узнает? Вся ваша дружба прахом пойдет – не простит он тебе такого. Да и мне не простит, что не уберегла. С ним, с ним самим уговаривайся, когда воротится…

Баба-яга открыла дверь, пропуская Джуду вперед. Тот, как всегда, летел в полусажени над полом – к старости карлик-колдун совершенно перестал ходить ногами, предпочитая парить в воздухе.

– Обожди меня здесь, красавица, я мигом ворочусь! – приказала Яга Ягишна, сурово грозя Василисе пальцем. – Смотри – ничего не трогай, не то накажу!

– Конечно, бабушка, будь покойна, – приветливо улыбнулась Василиса, хлопая длиннющими ресницами.

Но как только дверь за старухой закрылась, княгиня тут же бросилась следом и прижала ухо к блестящей поверхности. Летящий Джуда не издавал никаких звуков, кроме чуть слышного шороха бородой по полу, но шарканье и стук старушечьих ног не различил бы только глухой. С каждым мигом они становились тише, удаляясь все дальше.

Удостоверившись, что Яга Ягишна ушла, Василиса кинулась обратно – к полкам, сундукам, ларцам и скрыням. Дверь осталась незапертой, но бежать кащеева жена даже не думала – чудесную шапочку старая ведьма прихватила с собой, а без нее по Костяному Дворцу долго не пробегаешь. Первый же кустодий сцапает и вернет обратно – только хуже будет.

Поэтому Василиса торопилась пользоваться редкой возможностью. Она спешно рылась в колдовской сокровищнице Кащея, выискивая что-нибудь, что-нибудь… да что угодно! Конечно, из благоразумия она не притрагивалась ни к чему неизвестному – ей ли, Премудрой, не понимать, к чему может привести подобное? Коснись палочки бабы-яги без спроса – каменной статуей оборотишься. Дотронься до кончика кнута-самобоя – лошадью станешь. Возьми голой ладонью стебелек разрыв-травы – без руки останешься. Вдохни аромат сава-травы – умом рехнешься. Отвинти винты с Перстня о Двенадцати Ставешках – вовсе не обрадуешься.

Поиски продолжались долго. Время от времени Василиса отбегала к дверям, прислушиваясь – не возвращается ли баба-яга? Несколько раз ее вспугивали шумы снаружи – грохот ужасных машин горных карлов, звон оружия и доспехов, рев пылающих костров, печальный вой навьев – к Костяному Дворцу каждую ночь подходят десятки мертвецов, поднятых Моровой Девой. Один раз Василису всполошил тонкий свист, разрывающий самые уши, – видно, Соловей Рахманович на кого-то всерьез рассерчал.

Но чуть только все стихало, она снова принималась за дело, снова пересматривала и перетряхивала диковинные вещицы, все больше отчаиваясь найти хоть что-нибудь полезное… но тут Доля ей наконец улыбнулась. На одной из полок Василиса заметила махонький ларчик из черного оникса, открыла его… и замерла с разинутым ртом. На бархатной подушечке мирно возлежала удивительная трава о шести листах. Третий, пятый и шестой листочки – обычные зеленые, но первый – синего цвета, а второй и четвертый – красные.

А на тоненьком корешке буренькие капли – кровь запекшаяся.

Василиса ахнула, протерла глаза и торопливо схватила чудесное растение, пряча его за пазуху. Вот уж чего она не чаяла найти, так это Симтарин-траву. На свете есть немало волшебных приворотных средств – корень Ибрагим, трава кукоос, трава одан… да все и не перечислишь. Но сильнее Симтарин-травы нет ни одного – ей не воспротивишься, не отразишь, не убережешься. Смажь это растение собственной кровью – и вкусивший его полюбит тебя всей душой, отныне и навек, безоглядно, беззаветно…

Симтарин-трава растет не в земле, не в воде – ее семя нужно высаживать только в сердце живого человека, и только в нем оно проклюнется и зацветет, только горячая человеческая кровь напоит его досыта. Злое это колдовство, черное, про клятое, но сильнее его приворотов нет. Говорят, какая-то колдунья в древние времена таким образом сумела влюбить в себя даже бога…

Скрипнула дверь. Василиса едва успела вернуть на место опустевший ларчик и отскочила как можно дальше. Сердце истошно колотилось, грудь вздымалась и опускалась – ее едва не застигли на месте преступления!

Но это оказалась не баба-яга. В залу вступил огромный дивий, равнодушно поводя вокруг глазами-щелями. Следом вошли два молодых татаровьина в легких кольчужках, а за ними – сам Соловей Рахманович. В руках старый полувелет бережно нес золоченую птичью клетку – в таких здесь держат страшных жлезнокоготных коршунов, несущих дозор в поднебесье Кащеева Царства.

Но на сей раз в клетке находился не коршун. Нет, за толстыми прутьями лежал на боку прекрасный сокол в золотом оперении. Василиса еще никогда не видела такой красивой птицы – когти несравненной остроты, точеный клюв, гладкая грудка, перышко к перышку, и каждое точно из золота отковано. Но глаза затянуты мутной пленкой, лапы скрючены и поджаты, крылья сложены – дивного сокола не то усыпили, не то оглоушили.

– Где бабушка Яга? – хрипло спросил Соловей, недружелюбно глядя на Василису.

– Занята бабушка, гостя дорогого привечает, – ласково ответила та, хлопая глазами с милой наивностью. – Господине Соловей, а что это за птичка?

– Не твоего ума дело, девка, знай себе помалкивай, – грубо огрызнулся старый разбойник. Ласковый голос и взор невинной девы его не одурачили. – Ты чего здесь одна? Небось, украсть чего решила?.. А ну, в глаза смотреть, карманы вывернуть!

– Да я…

Дверь снова открылась, перебив Василису на полуслове. Воротилась Яга Ягишна, сопровождаемая татаровьином-скотником – он тащил бадью горячего навоза. Аж паром исходит – видно, только-только из чьих-то кишок вышел.

– Разойдись, служивые, не мешай бабушке! – растолкала всех старая ведьма, торопливо перенося спорышок василиска в новое гнездовище. – Ну во-о-о-от… Миленько-то как вышло, а!.. Будет Кащеюшке славный подарочек, вот ужо обрадую милого друга! А у тебя-то што стряслось, Рахманыч?

– Подглядчика изловили, бабушка, – грохнул клеткой об стол Соловей. – Коршуны сторожевые приметили, а я уж его подбил, точней любого самострела! Вполсилы свистел – чтоб только дух вышибить…

– Охти мне… – подалась вперед Яга Ягишна, жадно разглядывая бездыханного сокола. – Да неужто сам… Фу, фу, фу, а я-то уж думала, что славный подарок Кащеюшке приготовила!.. Ну, Рахманыч, ну, удалец, хороша твоя добыча, куда как хороша, обскакал бабушку, как есть обскакал! Эй вы, орясины косоглазые!