Предатель

Я наклонился поближе и тихо проговорил:

— Твой капитан требует отвлечь внимание, и ты это устроишь, солдат.

Из-за обиженного хмурого взгляда на лбу у неё появилась новая морщинка, отчего я обратил внимание на вилку, лежавшую возле её руки. Однако Эйн всегда была послушной душой, и потому, сжав кулаки, поднялась на ноги, громко скрежетнув стулом по деревянным доскам пола.

— Миледи герцогиня, — громко сказал я, пока Эйн шла с возвышения на площадку. — С удовольствием представляю рядового Эйн из роты Ковенанта. Она согласилась исполнить нам песню собственного сочинения.

— Эта пташка — солдат? — спросила Лорайн и поджала губы, рассматривая Эйн.

— Да, солдат, — холодно и отчётливо проговорила Эвадина. — Самый прекрасный и верный солдат из всех, кого я когда-либо знала. — Её голос смягчился, и она тепло улыбнулась Эйн. — И у неё, пожалуй, самый чистый голос в Альбермайне.

— Сильное заявление. — Лорайн пожала плечами и подняла бокал в сторону Эйн. — Как пожелаешь, пташка. Квинтрелл в вашем распоряжении.

Эйн качнула головой в дёрганом подобии поклона, потом повернулась к менестрелю и тихо заговорила с ним. Поначалу он смотрел на неё весело и снисходительно, но когда она начала напевать, я заметил, как возрастает его интерес. Голос Эйн — даже когда она пела тихо и без слов — обладал силой привлекать внимание, особенно со стороны тех, кто погружён в музыку. Через несколько мгновений Квинтрелл начал повторять её мелодию на мандолине, и в этой мягкой ритмичной музыке я опознал первые такты песни «Кто споёт мне?» — ода Эйн павшим в Жертвенном Марше.

Сложив руки, она вышла в центр площадки, и, дав мандолине немного поиграть, запела:

— Кто споёт мне, дорогой мой? Кто споёт мне? Когда поле уберут, урожай весь соберут, Кто споёт мне?

Слова и мелодия были простыми, которые легко подхватить и спеть даже самым грубым голосом, но когда их исполняла Эйн, они становились чем-то другим, чем-то гораздо более сложным, что не могло не найти отклика в сердце. Все остальные звуки в зале умолкли, и все глаза и уши были прикованы к стройной девушке с голосом, который легко поднимался до высоких балок наверху.

— Я весь день с косой и плугом, Кто споёт мне? Ни гроша на семена нет, Кто споёт мне?

Я вернулся к Лорайн, обнаружив, что её, как и остальных, захватило выступление Эйн. Она посмотрела на меня, только когда я коснулся её руки. Я ничего не сказал, лишь склонив голову в сторону боковой двери в задней части зала, которая, как я знал, вела к участку широкой зубчатой стены, известному как Герцогский насест. Лорайн печально изогнула брови и поднялась на ноги. Лишь несколько шейвинских дворян за верхним столом поднялись, чтобы отметить поклоном уход своей герцогини, и это многое говорило о привлекательности голоса Эйн.

— Эта девушка весьма примечательна, — сказала Лорайн, проводя меня через дверь, которую охранник, стоявший там, поспешил открыть. — Где ты её нашёл? — Воздух на Герцогском насесте встретил нас поздним осенним ветром, и мне пришлось накинуть на плечи плащ. На стене стояло несколько часовых, но по взмаху руки герцогини они быстро ушли за пределы слышимости. Я прошёл за ней к громоздким, выветренным зубцам, и посмотрел вниз, на раскинувшийся там Амбрисайд, и на лес за ним, где полная луна серебрила густое покрывало верхушек деревьев.

— В Каллинторе, где она отрезала яйца Эрчелу, — ответил я, не видя смысла скрывать правду.

— Так это на самом деле был не ты. — На губах Лорайн, искоса взглянувшей на меня, играла слабая улыбка. — Помню, как услышала о судьбе Эрчела. Показалось, что для нашего Элвина это слишком экстравагантно. Как говорил Декин: «Этот парень — убийца, но только когда необходимо». «Его надо хорошенько закалить, чтобы он однажды возглавил банду». Я-то подумала, что годы на Рудниках по части закалки сделали больше, чем он сам когда-нибудь смог бы.

— Это точно, но любви к пыткам они мне всё же не привили, даже в отношении Эрчела, хотя этот мелкий порочный хорёк, несомненно, заслужил кончину, которую она ему устроила. Эйн больше, чем выглядит, как и многие в роте Ковенанта.

— Чокнутые певички, опальные дворяне-перебежчики, писари-разбойники. — Лорайн хохотнула. — А твоя Воскресшая мученица проявляет любовь к тем, кому не место в этом мире. — Она встала чуть ближе, прищурившись, и вся весёлость с неё слетела. Когда она снова заговорила — неодобрительно и по-матерински — я услышал в её голосе неприятные осуждающие нотки. — Ты же ебёшь её?

Я ничего не ответил, раздражённо замерев от неловкости. Никак не мог решить, что меня больше сердило: её проницательность или осуждающий тон.

— По крайней мере, ты не оскорбляешь меня отрицанием, — пробормотала Лорайн, положив руки на камень, и покачала головой. — Ты и женщины, Элвин. Всегда плохое сочетание. Герта, да сохранят мученики её душу, часто смеялась над тем, как легко обчистить тебя до нитки. А теперь ты решил пятнать драгоценную плоть самой Помазанной Леди, Воскресшей мученицы и божественной служительницы Серафилей. Гнуснейший плотский грех, совершённый отъявленным разбойником.

— Я теперь лорд, — пробормотал я в ответ, на что она язвительно фыркнула от смеха.

— Вот что я скажу тебе, мой своенравный юнец, — настойчиво прошипела она, наклонившись поближе. — Про лордов, леди и всех остальных, которые в этом королевстве называют себя знатью, я поняла одно: всё это дерьмо, и они это знают. Титулы ничего не значат. Кровь и родство ничего не значат. В этом королевстве значение имеют три вещи: деньги, земли и способность собрать солдат, которые будут сражаться против тех, кто хочет забрать у тебя первые две. Всё остальное — просто фарс, разыгрываемый теми, кто родился в этой роли, или пришёл на сцену позже, вроде меня и тебя. У твоей божественно назначенной суки, может быть, самая сложная роль из всех. Но всё равно, это просто роль, Элвин, притворство, даже если сама она не знает, что играет.

— Я повидал всякое, — сказал я, не в силах почему-то встретиться с ней взглядом. — Путешествовал далеко, и видел много такого, чего не должно быть, но оно было. Во Фьордгельде и в Каэритских Пустошах я видел достаточно такого, что убедило меня: она не врёт. Бич на самом деле случился, и когда она говорит, что второй грядёт, я ей верю, поскольку её прозрение реально, божественное оно или нет.

Я рискнул взглянуть на её лицо, увидев во взгляде ещё более глубокое пренебрежение.

— Надо ли тебе говорить, на кого ты похож? — спросила она.

— Конюх был безумен. Я — нет.

— А она — да. И не притворяйся, что не замечаешь этого. Безумие тех, кого мы любим, может оказаться ловушкой, которая может связать тебя так же сильно, как и их. — Она замолчала, и её лицо разгладилось от печали и размышлений о себе. — Однажды я сказала тебе, что знала о безумии Декина, но всё равно шла за ним ради нашей любви. И ты знаешь, чем это закончилось. Интересно, к какому итогу приведёт тебя твоя безумная любовь?

— К трону, — честно заявил я, зная, что осторожно сформулированный намёк ничего мне не даст. — Уже до конца года Эвадина Курлайн будет коронована как восходящая-королева Альбермайна. Когда это случится — и не питай сомнений, что случится — она не забудет ни друзей, ни врагов.