Предатель
Шрифт:
Королевский гонец нашёл нас десять дней спустя — когда уже перевалило за полдень, на вершине холма на юге показалось развевающееся знамя Алгатинета. Герольд ехал во главе отряда верховых королевских солдат из двенадцати человек, и рыцарей среди них не было, насколько я мог судить. Я всё думал, пошлёт ли Леанора сэра Элберта, поскольку слово Королевского Защитника проигнорировать гораздо труднее, чем этого придворного чиновника. Тот факт, что она его не отправила, мог говорить о невысказанном одобрении нашего курса, поскольку принцесса-регент питала к Совету светящих не больше любви, чем Эвадина. Однако содержание её послания Воскресшей мученице выражало скорее противоположное мнение, пускай и уместными цветистыми фразами.
— Нам известно о тяжком вреде
— То, что по законам Короны и Ковенанта это преступления — не оспаривается, — продолжал вестник тщательно выверенным тоном, без обвинений или одобрения, — и, в качестве таковых, они требуют рассмотрения в соответствующих судах. И потому, ради содействия миру, что, как мне известно, является заветным желанием как короля, так и Помазанной Леди, — вестник замолчал, всего на мгновение, и сглотнул, — всем, кто в настоящее время следует за знаменем Леди, приказано немедленно вернуться в свои дома и на выделенные земли. Леди Эвадине официально предписывается явиться ко двору, где принцесса-регент получит полный отчёт по этому делу и предпримет все необходимые шаги для обеспечения справедливости.
Гонец — явно неглупый, судя по тому, как он как он подавил нервный кашель — направил кобылу к Эвадине и протянул ей свиток. Когда она собиралась его принять, кашель всё-таки пробился через горло гонца. — Мне… — Он сглотнул. — Мне приказано напомнить леди Эвадине о клятве, которую она не так давно принесла, преклонив колено перед добрым королём Томасом. Указанная клятва требует и вашей службы наследникам короля Томаса, о чём миледи, несомненно, помнит.
Эвадина ничего не произнесла, а только повернулась ко мне, приподняв бровь.
— Ваше послание принято к сведению, сэр, — вежливо сказал я ему.
Его взгляд метался между мной и Эвадиной. Королевские солдаты позади него волновались всё сильнее, а их боевые кони вскидывали головы, чувствуя нарастающее напряжение.
— Значит, — рискнул проговорить вестник, — у вас нет ответа принцессе-регенту?
— Принцесса-регент, — тихо ответила Эвадина, озадаченно наморщив лоб. — Я таких не знаю. Мне действительно известно, что Леанора Алгатинет в настоящее время называет себя разными титулами, но я не стану марать свою душу обманом, признавая ложь. Дорогой сэр, если вы намерены ей что-либо передать, то это и передайте. А теперь я желаю вам хорошего дня и безопасного путешествия.
Услышав такое, один королевский солдат ощетинился, и его рука потянулась к мечу. Его сержант рявкнул ему прекратить, но Уилхем и Верховая рота уже начали обнажать свои клинки.
— Мечи в ножны! — отрезала Эвадина. — Эти люди пришли ко мне с миром, с миром и уйдут. А лить кровь на переговорах я предоставлю другим.
Гонец моргнул, растерявшись из-за явной отсылки к действиям Леаноры в Долине. Однако возмущение не помешало ему отвести кобылу обратно в ряды своих. И снова этот человек ярко проявил отсутствие глупости, когда, кратко поклонившись Эвадине, без слов уехал прочь, а королевские люди отправились за ним следом.
Я посмотрел, как они исчезают за холмами к югу, а потом глянул на Эвадину и осторожно прошептал:
— Открытое неповиновение может быть неразумным на данном этапе. Пока одна война ещё не выиграна.
Эвадина лишь улыбнулась и похлопала рукой по шее Улстана, а потом потянул уздечку и развернула его.
— Элвин, мы уже преступили смертные законы. Впредь только Серафили могут мне указывать.
Я отправил Вдову следом за отрядом
королевского гонца убедиться, что их не сопровождают войска побольше. Джалайна вернулась через три дня и доложила, что на землях к югу от нашего продвижения нет никаких вооружённых сил, хотя она видела немало людей, которые направлялись в Атильтор или из него.— Те, кто шли на юг, выглядели намного более потрёпанными, чем те, что идут на север, — сказала Вдова. — Нам удалось порасспросить понемногу и тех, и этих, притворившись наёмниками, которые пытаются решить, к какой стороне примкнуть. На юг идут все из Атильтора. Судя по их словам, жизнь в священном городе прямо сейчас не очень приятная. Многих порют или даже вешают за ересь. Там везде слоняются вергундийцы и другие бездельники, и творят, что хотят. В роту Совета призвали всех дееспособных, но постоянной проблемой остаётся дезертирство. Когда стали расходиться вести о Священном походе Леди, в город пришло много ортодоксов, по потом многие ушли. Божий капитан слишком уж любит плётку, и непомерно скуп на монеты.
— Арнабус? — спросил я. — Совет?
— Говорят, один из светящих висит вниз головой на шпиле собора. Похоже, Арнабус приказал повесить его за лодыжки, пока не умрёт. Перед повешеньем его раздели донага и вырезали на животе слова «Предатель Ковенанта». Сам Арнабус редко выходит из собора, а Божий капитан, говорят, везде разом, наблюдает за работой на защитных сооружениях или ищет свежие шеи для петли.
— О Суэйне вестей не было?
Последние два дня я ожидал новостей о роте Ковенанта. Я намеревался соединить наши силы посреди открытой местности к юго-западу от священного города, чтобы заняться столь необходимой реорганизацией и обучением, прежде чем двигаться на север.
— Ни словечка, ни знака, — ответила Вдова. — Но если бы они потерпели неудачу, то мы бы уже узнали о битве.
— Пускай сегодня разведчики отдохнут. А наутро раздели их по трое и отправь во все населённые пункты на юг в пределах десяти миль. Все, кто встретит капитана Суэйна, пусть передадут ему как можно скорее вести всё войско прямо на Атильтор. Назначим встречу на перекрёстке, где сходятся северный и западный королевские тракты.
— А если мы их не найдём? — Джалайна многозначительно посмотрела на окружавший нас лагерь, который по всем военным стандартам выглядел неопрятно, и на потрёпанные группы керлов с пиками, надрывавшихся на ежевечерней муштре. От сомнений в её тоне и пренебрежения в хмуром взгляде мне захотелось её упрекнуть, но я не стал. Вдова со времён Жуткого Схрона вела себя ещё более молчаливо, чем обычно, но в то же время демонстрировала невысказанное знание, особенно всякий раз, когда её взгляд обращался к Эвадине. Тем не менее, я ценил её откровенность и проницательность человека, не охваченного слепой преданностью Воскресшей мученице.
— Тогда, — сказал я, — скоро мы узнаем, настолько ли они преданны, как утверждают.
С самой встречи с Даником Тессилом в Жутком Схроне я знал, что он окажется умелым противником. Человека с опытом ветерана и инстинктами разбойника не стоило недооценивать. И всё же, его первый гамбит в этой войне, как ни стыдно это признавать, сумел застать меня врасплох.
Войску Священного похода Леди потребовалось ещё три дня, чтобы добраться до Атильтора на расстояние удара. Перекрёсток, на котором я надеялся встретиться с силами Суэйна, оказался пуст, а небольшая деревушка вокруг него была тихой и выглядела заброшенной. Примечательно, что не было телег, которых в обычное время заполняли бы это место пересечения торговых путей. Как не было и тех, кто продавал товары и выпивку погонщикам и торговцам. Я уже знал, что люди, не желающие участвовать в неминуемой битве, в нужное время обладали сверхъестественной способностью исчезать в любом убежище, которое только могли отыскать среди холмов или в лесах. За годы войны для многих такая миграция стала привычной — такой же частью жизни, как сбор урожая или заготовка запасов на зиму. Я находил в этом некоторое утешение, полагая, что если какая страна и нуждается в мире, так это Альбермайн. Когда Эвадина возвысится и наденет корону, кто, кроме безумцев, захочет бросить ей вызов? Таковы, мой дражайший читатель, ошибки тех, кто блуждает в лабиринтах любви.