Предатель
Шрифт:
– К чему их дразнить? Предрассудки этих несчастных превосходят здравый смысл, – заключил Квириний. – Пусть они приходят в твои города. В твоей области древних городов достаточно. Ослушавшихся ты на основании их закона принудишь повиноваться. Царственные братья не станут возражать против действий римской армии в их областях на их же благо. Пусть ведут ценз в подчиненных им областях. На случай волнений, твой гарнизон в Ершалаиме наведет порядок в тетрархиях, где живут приписанные к твоим городам иудеи.
Чтобы успокоить жречество, Квириний подтвердит древний декрет Антиоха третьего за 554 год от основания Рима, для иудеев – «…совет старейшин, жрецы, ученые книжники Храма и певцы святилища освобождаются
В завершении Копоний пересказал немногое, что выяснил о зачинщиках беспорядков в Галилее. Старик насупился, и, казалось, его похожий на огурец нос навис больше обычного над тонкими губами.
– А теперь отдохни, а я подумаю, мой друг, – сказал сенатор. Копоний отдал кубок рабу и отправился за провожатым в покои.
В пурпурной лацерне, в синдоне из белого шелка, расшитом жемчугом и алмазами, в золотой диадеме, украшенной изумрудами и агатами, тетрарх Галилеи и Переи величественно шел по анфиладе комнат бывшего дворца своего брата. Бледное с клиновидной черной бородкой лицо Антипаса было надменно-спокойным: тетрарх был готов к милости сильного, равно как и к казни. Свита и рабы, с богатыми подарками в кованых сундуках из кедра, почтительно отстали. Они настороженно поглядывали на римскую стражу. Гвардейцы недвижным строем указывали путь процессии и недоуменными взглядами провожали четверовластника: тот поминутно подносил к носу полевую фиалку.
Поспешный вызов не в Антиохию, а в пригород Иерихона, внезапный, с полдороги, отъезд Копония и унизительный «почетный» конвой его отряда; приказ римской стражи телохранителям тетрарха оставаться у ворот, а свите – князьям и военачальникам – разоружиться, все это предвещало беду: Квириний, данной ему властью, мог отправить на суд императора любого наместника из своей провинции.
Дорогой Антипас перечитал письмо славного Тиверия. Достойный сын Ливии Друсиллы, всегда благоволивший к старшему сыну Ирода Великого, уверял тетрарха в дружбе и полагал: низложение Архелая открывает путь Ироду Антипе к диадеме его великого отца. Римские боги по-своему распорядились надеждой, сохранив лишь расположение влиятельного друга и его матери.
Воевать с Римом – безумие! Но в мстительных мыслях Ирод Антипа возглавлял объединенное войско свое и тестя, аравийского царя Арета. Мечами возвращал себе не только тетрархию, но и все царство. Впрочем, в долине тени пальм остудили разгоряченные помыслы Антипаса. У стен беломраморного дворца тетрарх подавил гнев и унял страх. Он вверил себя судьбе и воле Предвечного.
Римляне в белых тогах, похожие на две большие моли, разговаривали в глубине атрия. Квиринии с пурпурной каймой на виду, по прямому краю одежды, через плечо, грудь и в толстом умбоне, а под тогой туника с короткими рукавами, чтобы никто не заподозрил консула в изнеженности. Тунику он скрепил на правом плече на греческий манер золотой фибулой. Минимум роскоши. Ею кичатся лишь молодые выскочки в Риме! На ногах высокие парадные кальцеи из красной кожи. Эти знаки сенаторского достоинства должны внушить почтение к власти и избавить этнарха от вредных иллюзий.
Не прерывая беседы, вельможи шагнули к процессии и стали по другую сторону бассейна: в его прозрачной воде лениво плавали красные и золотые рыбы. Косой солнечный столб через квадратное окно в потолке от края бассейна рассыпал золото блик на аппликации и мозаику стен. Антипасу нужно было пройти большую часть
атрия. Чтобы подавить бешенство, он приник к фиалке и направился к вельможам по ослепительному мозаичному полу. Свита столпилась у входа.– Приветствую тебя, Антипас! – Консул радушно улыбнулся, и про себя заметил: широкий синдон уже не скрывал живот наместника, а его пальцы в перстнях с драгоценными камнями припухли от жира.
Антипас расцветил страх льстивым и витиеватым ответом. Говоря, он подумал о сенаторе: постарел! Но ехидный рот и пористый нос огурцом, с годами чуткий к вину, все те же.
– Надеюсь, сбор букетов не обременил тебя? – перебил легат. Прокуратор хмыкнул, и щеки тетрарха от ярости стали малиновыми под цвет всаднических полос на тоге и на тунике Копония. Антипас презрительно подумал: броня лучше подходит наместнику Иудеи, солдафону с шеей, как у быка, нежели платье благородного мужа, и улыбнулся «дружеской» вольности консула. Тетрарх протянул цветок засеменившему рабу.
– Прими подарки, – царь поднял руку и рабы с сундуками было ступили вперед.
Сенатор небрежно отмахнулся.
– Да, да, непременно. Позже… Сначала о деле!
Он решительно пренебрег придворным этикетом и увлек наместников в сад.
Антипас никогда прежде не был в Неарском дворце брата и, скользя взглядом по настенным аппликациям охоты на оленя и чудесным цветам с птицами причудливых расцветок, по мраморным колоннам, дверям из резного кипарисового дерева и косякам из масличного, почувствовал жалость к Архелаю и раздражение на вельмож. Символы римского присутствия в стране – конные разъезды; огороженные помещения для центурионов и солдат в придорожных ханах, где на ливанах вповалку спали путники; расседланные кони солдат жуют овес, оттеснив верблюдов и мулов аборигенов – а теперь вот осиротевший дворец брата и небрежение к обычаю роскошно принимать знатного гостя, все иллюстрировало, кто здесь хозяева. Могущество его исконных правителей не стоило слова вот этого хромого старика. Ирод понял: он боится участи брата.
– …Император, его сын Тиверий и жена божественного Августа, Друсилла, шлют тебе, четверовластник, свой привет и пожелания долгих лет правления, – словно угадав опасения тетрарха, неторопливо говорил Квириний.
Антипа приободрился. Недавно Тиберий Юлий Цезарь был объявлен наследником принцепса и получил от сената постоянный проконсульский империй. Теперь ждали его назначения командующим пятнадцати легионов для подавления восстания в Паннонии. Кто унаследует власть – не вызывало сомнений!
– Август помнит, как твой отец покорил аравийцев; как в трудной войне против Антония пожертвовал дружбой с последним ради императора и прибыл на Родос, прося милости Божественного. Снабдил продовольствием и водой римскую армию для перехода через пустыню. Помнит его победу над Антигоном и помощь в войне против Парфии.
– Август был добрее к моему отцу, чем неблагодарный народ, которому царь построил новый Храм!
– …и надеется, – властно продолжил Квириний, – что ты не повторишь ошибок Архелая, ненужной жестокостью возбудившего народ к смуте! За десять лет из Трахона, Гаулантиды и Батанеи, областей твоего брата Филиппа, ни разу не поступали известия о волнениях. А ты за пирами и увеселениями не видишь, что творится в твоей тетрархии…
Опытный царедворец Антипас знал, коль сильный ищет вины слабого, возражать тщетно: правоту властителя определяет политическая целесообразность. Но сравнение с безвольным братом показалось ему унизительным.
– Тетрарх Филипп выезжает раз в год за стены дворца, берет с собой кресло и чинит суд. Вместо того чтобы виновных вели к нему. Это смирение достойно похвалы! – сказал тетрарх. Придворные часто забавляли Ирода анекдотами о домоседстве брата. – Ужели пастух уследит за стадом, оставаясь в шалаше?