Предателей не прощают
Шрифт:
Щурясь, я пытаюсь понять, чей номер высвечивается на экране. А после пятого гудка решаюсь ответить.
— Здравствуйте, слушаю Вас, — собственный голос спросонья звучит как чужой.
— Здравствуй, девочка, — в отличие от меня Шапокляк говорит четко и звонко. Будто сейчас полдень, а не раннее утро. — Через два часа нас ждет самолет в Москву. Как понимаешь, времени нет, так что ответь сейчас на один вопрос.
Значение услышанного доходит до меня со скрипом. Мозг отказывается воспринимать слова: «Нас», «ждет» и «самолет». Кажется, что все это сон.
— Какой вопрос? — ответ вырывается на автомате.
—
— Подождите… — Больно щиплю себя за руку.
— Ждать некогда!
— Вы… Вы предлагаете мне место в группе? — резко сажусь на кровати.
— Ты не ответила, — доносится с недовольством.
— Да! Да! Конечно, согласна! — Активно моргаю и тру лицо свободной рукой.
— Я ему сказала, что ты согласишься, но он потребовал уточнить, — как бы между прочим поясняет Шапокляк.
— Рауде… Он дал добро? — Не представляю, как это возможно.
— Похоже, ты хорошо справилась с моим деликатным заданием, — звучит с усмешкой. — Теперь будем работать.
— Я… — Хочу сказать, что ничего не было, и тут же останавливаю себя. — Я вам очень благодарна. Скоро буду! — В голове включается таймер на два часа.
Остается порадоваться, что чемодан уже собран, хостел оплачен, а девчонки еще вчера сообщили, что не собираются со мной прощаться и готовы в любой момент приехать в гости.
— Не сомневаюсь в этом. Сейчас вышлю номер рейса и время, — чеканит Шапокляк. — Опоздаешь, ждать никто не станет.
Волнение не стихает ни через пять минут, ни через пятьдесят. Боясь не успеть на самолет, я быстро пишу девчонкам записку и на последние деньги вызываю себе такси.
К моему счастью, машина прибывает без опоздания. До аэропорта мы умудряемся добраться, не застряв ни в одной пробке. А в Пулково какое-то странное внутреннее чутье с первой попытки приводит меня к стойке регистрации на московский рейс.
Притормаживаю я лишь возле очереди. Шапокляк нервно высматривает кого-то в толпе, регулярно косится на часы. Как назло мой собственный взгляд останавливается вдруг на других людях. На красивой паре — высоком, как обычно хмуром мужчине и элегантно одетой стройной брюнетке.
От вида этих двоих мой внутренний моторчик, который до этого заставлял спешить и не обращать внимания на тяжесть чемодана, внезапно глохнет. Я как потерянная замираю посреди зала и только благодаря Шапокляк не бегу в обратную сторону.
— Успела! — Она подходит ко мне и без спроса вешает на ручку чемодана какую-то бирку.
— Да, Вы же сказали…
Я спешно перевожу взгляд с Рауде и женщины на его помощницу.
— Она тебе не конкурентка, — в своей беспардонной манере ни с того ни с сего произносит Шапокляк.
— Кто? — я не понимаю.
— Та, на которую ты так откровенно пялишься. — Шапокляк отточенным движением бедра толкает мой чемодан на багажную ленту и забирает паспорт.
— Я… нет, — почему-то дико хочется пить. — Я просто искала Вас.
— Это Ирма. Жена Рауде, — пока проходим регистрацию с раздражением продолжает свой ликбез Шапокляк. — Как ты понимаешь, на твое место в группе она не претендует. С нее и своего хватает.
— Жена? — голос
садится. Если бы крыша аэропорта начала падать на голову, я бы и не заметила. — Не знала, что он женат.— Они давно вместе. Лет десять или больше.
— В интернете нет ничего о его браке…
Перед глазами вспыхивает наша первая встреча. Я с влажной тряпкой в руках, истеричная красотка в красном платье и Рауде. Они не были похожи на приятелей, которые собираются поужинать и разойтись по домам.
Точно так же и вчерашний поцелуй… его сложно назвать невинным или дружеским.
— Браки бывают разными. Ты еще слишком молодая, чтобы понимать некоторые вещи. К тому же лишь идиоты и неудачники кормят журналистов сплетнями о своей личной жизни.
— Поняла…
Лопатками чувствую на себе чужой пристальный взгляд. Он прожигает сквозь ребра. Бьет прямо в сердце, заставляя его колотиться все быстрее и быстрее, как у маленького испуганного зайца.
— Впрочем… — Шапокляк оглядывается в сторону босса. — Если бы не Ирма с ее срочными делами, Леонас выкинул бы из проекта двух оставшихся бездельниц, а вместо убогого прослушивания в Питере устроил бы публичный кастинг в Москве. В прошлый раз эта тактика себя оправдала. Никого хорошего мы не нашли, но продюсеры телеканалов грызли друг другу глотки за права на показ шоу.
— Значит, мне повезло. — Чувствуя, что промерзла насквозь, я кутаюсь в теплую кофту и с огромным трудом выдавливаю из себя улыбку.
— Ты даже не представляешь насколько! Можешь считать, что ты в группе только благодаря его жене.
Глава 27. Союзники
Перелет из Питера в Москву оказывается лишь началом моего путешествия. За неделю жизни в столице Шапокляк каким-то чудесным образом получает для меня визу. А затем мы все той же компанией садимся на следующий самолет и с одной короткой пересадкой добираемся до Паланги.
В отличие от американской Сони, которую так боготворит Егор, и от московских воротил шоу-бизнеса Леонас не стал размещать свой продюсерский центр в какой-нибудь из столиц. Вместо шумного мегаполиса он выбрал небольшой курортный городок на западе Литвы и построил там целый комплекс с репетиционными залами, студией звукозаписи, бирюзовым бассейном под открытым небом и вертолетной площадкой.
О грандиозном размахе своего нынешнего босса я узнаю из статей, которые жадно читаю во время перелета. Ни Рауде, ни Шапокляк больше не делятся со мной никакой информацией. Помощница — потому что всегда занята. Она то составляет какие-то графики, то звонит, то читает. А Леонас… для него меня будто и не существует.
Наверное, это должно быть обидно. Но на душе всю неделю такой бардак, что я теряюсь. Одновременно со счастьем чувствую тревогу. И не могу понять, как справиться со странной горечью.
Умение вливаться в коллектив — это талант. Им мог похвастаться Егор и мои прежние жизнерадостные соседки. У меня же с «вливанием» беда.
От вида потрясающего современного здания, где предстоит учиться, захватывает дух. А во время первого знакомства — теряются слова.
— И кто это у нас такой милый? — спрашивает молодая улыбающаяся женщина в экстравагантном жёлтом платье-кимоно.