Преддверие войны

— Но… в связи с многочисленными обстоятельствами, свидетельствующими в пользу обвиняемого, как-то: самозащита своей чести, жизни, имущества и достоинства, выполнение служебного долга и отсутствие предпосылок для провоцирования напавших, а также в виду опасности для государства потерпевших, суд постановил. Не начинать уголовного преследования по факту самозащиты и постановить назначить в качестве наказания денежный штраф, для возмещения издержек по захоронению убитых и компенсации затрат на лечение ранения третьего из нападавших, в сумме ста злотых. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. У обвиняемого есть вопросы? — и судья поднял на меня глаза, упёршись в меня взглядом.

— Нет, Ваша честь, — сглотнул я, почувствовав, как внезапно пересохло горло.

— Тогда заседание объявляю закрытым, — и, взяв большой деревянный молоток со стола, председатель суда несильно стукнул им по столешнице. — Вы свободны!

Я выдохнул и, не веря своим ушам, постарался уйти побыстрее, сразу же двинувшись на выход, но меня остановил секретарь. Пришлось подождать. Судьи в это время собирали бумаги и сдавали их секретарю, ставя витиеватые подписи. Расписавшись, они ушли, оставив меня наедине с секретарём и поручиком, чиновник тоже ушёл.

— Прошу вас расписаться вот здесь и здесь, — сказал мне секретарь, — это уведомление о явке в суд, это уведомление о выплате штрафа. У вас есть деньги на него? Если нет, то тогда я вам могу выписать бумагу, по которой вы сможете взять кредит в банке и выплатить государству необходимую сумму в кратчайший срок.

— У меня найдётся необходимая сумма.

— Прекрасно! Тогда вам остаётся выплатить её и предоставить нам оплаченную квитанцию, вот её бланк, в банке вам всё оформят и отдадут обратно, а вы принесёте нам оплаченную квитанцию и сдадите в канцелярию, кабинет №10, на первом этаже, и на этом у государства вопросов к вам больше не останется.

— А мне оружие вернут?

— Это не ко мне, обратитесь к своему участковому городовому, в участок, за которым вы закреплены, там вам всё разъяснят, а также направят запрос в соответствующие отделы, думаю, что вернут, так как вы оправданы, все необходимые экспертизы с оружием проведены, и дело закрыто.

— Понял, а теперь я могу идти?

— Да, всего хорошего.

— Гм, — поперхнулся я и, забрав полагающиеся бумаги, повернулся, чтобы выйти, и сразу наткнулся на поручика.

За дверью стояли те же стражники, они вяло посмотрели на меня и отвели взгляд, а я в сопровождении поручика пошёл дальше.

— А почему вы не предупредили, что меня везут на заседание суда? — дал волю я своим эмоциям.

— Чтобы вы не натворили глупостей, никто не знал, как вы себя поведёте, поэтому лучше неведенье, чем затяжные переживания. К тому же, я не мог предугадать, чем закончится суд, да и вы о его примерных сроках имели верное представление, так что, извольте не возмущаться.

— Я не возмущаюсь, просто очень сильно переживал.

— Зато вы переживали недолго, суд для вас закончился относительно быстро и с наименьшими потерями, чего трудно было ожидать всерьёз. Вы довольны решением суда?

— Да, конечно, я доволен, я ожидал худшего. А пистолеты мне вернут?

— Дались вам эти пистолеты?! — поморщился поручик, — не терпится ещё в кого-то пострелять? И вы, я смотрю, вовсе не переживаете за то, что кого-то убили?

— Переживаю, просто этого не видно, и я защищал свою жизнь, так что, все переживания прошли ещё тогда, когда я стрелял в ответ, а сейчас уже поздно об этом волноваться. А за пистолеты я заплатил сто злотых, как раз удастся их продать и вернуть долг, да и вообще, сейчас очень смутное время, лучше иметь оружие, чем не иметь.

— Понятно, что же, пистолеты, как сказал секретарь, вернут только через обращение в полицию, а сейчас позвольте вам задать один вопрос, не касающейся вашего дела.

Мы уже вышли из здания и разговаривали на улице, зайдя в небольшой проулок, в котором никого не оказалось, только стояла припаркованная возле тротуара служебная машина поручика. Дул пронизывающий ветер с Петровского залива, отчего становилось холодно и немного не по себе.

— Да, пожалуйста.

— Вы слышали о том, что в академии стали распространяться слухи об отчислении простых студентов?

— Да, слышал.

— Что можете сказать по этому поводу?

— Пока ничего, всё, что я знаю, я слышал от своего друга Петра Биттенбиндера, больше мне никто ничего подобного не говорил.

— Понятно. Имейте в виду, что мы плотно занимаемся этим вопросом возбуждения классовой ненависти и надеемся собрать всю полноту информации, чтобы выявить и наказать виновных в распространении данных слухов.

— Я понял, но пока ничем не могу помочь. А почему администрация академии до сих пор не сделала официального опровержения подобных слухов?

— Насколько я знаю, она сделала, но среди преподавателей, а вот среди учащихся, судя по вашим словам, пока нет.

— Тогда, может, среди руководства академии есть те, кому это выгодно? — предположил я.

— Возможно. Вы, господин Дегтярёв, вникнете в этот вопрос и собирайте все доступные сведения, а когда соберёте, то звоните вот по этому номеру. Это мой номер или, если на него я не отвечу, то ответит дежурный, через которого вы уведомите, что хотите со мной встретиться, а я уже подберу момент, чтобы увидеть вас.

— Я понял, хорошо.

— Добираться до общежития вам придётся самому. Адрес данного здания указан вот здесь, — поручик ткнул пальцем на табличку, висевшую на углу дома. — Вам ещё необходимо сюда приехать, чтобы окончательно рассчитаться по всем вопросам с судом, думаю, справитесь и самостоятельно.

Я кивнул.

— Добираться вам лучше самому, чтобы не появилось к вам вопросов. О том, что вы вступили в схватку с грабителями ещё кому-нибудь известно, кроме вашего друга?

— Насколько я знаю, он никому об этом не рассказывал, а сам я ни с кем больше не делился.

— Это правильно, ну, что же, тогда вы свободны.

Кивнув поручику, я развернулся и пошёл обратно. Выйдя на широкую улицу, стал искать общественный транспорт, что пришлось делать долго, в этот район я ещё ни разу не попадал, и с трудом разобрался, на чём вернуться в академию.

В общежитии меня ждал Пётр.

— Ты куда пропал?

— На суд отвезли.

— На суд?!

— Да.

— Оправдали?

— Да.

— Молодец!

— Я-то в чём молодец? Так получилось, штраф в сто злотых назначили и освободили от уголовного преследования.