Преддверие войны

— Доктор! — остановил я его. — Я разве без сознания вторые сутки здесь лежу?

— Да, именно так.

— Ничего себе! — тихо пробормотал я, — и меня никто не ищет?

— Не знаю, моё дело — лечить. Вы поступили к нам в больницу с ещё двумя пассажирами дирижабля. А вот второму воздушному судну так не повезло, как вашему: он взорвался в воздухе, погибло много людей: экипаж полностью и почти все пассажиры, выжили немногие. Это пока всё, что я знаю. А вы переутомились, вас привезли в числе последних, после большой суматохи.

— А где я вообще?

— Вы в Выборге. Всех тяжелораненых повезли в Павлоград, и дирижабль тот, что взорвался, упал почти на окраине города, а ваш аварийно приземлился недалеко от Выборга. Так что, вам повезло, даже с палатой, тут всего четверо лежат.

— Я понял, доктор, не могли бы вы распорядиться, чтобы принесли мне побольше еды, лучше мяса и шоколада? Я заплачу, у меня есть деньги, кошелек в костюме.

— Вам нельзя, вы переутомились и перепугались.

— Мне нужно, а переутомился я потому, что задействовал свой дар, иначе наш дирижабль тоже мог рухнуть вниз и взорваться.

— Ааа, так вот в чём дело?! Я распоряжусь, вас накормят, а деньгами расплатитесь, когда встанете на ноги и сможете самостоятельно добраться до продуктовой лавки, она тут недалеко, сразу за воротами больницы. Отдыхайте, всё будет, — и доктор, одобрительно кивнув, ушёл.

Едой, действительно, меня обеспечили в гораздо большем количестве, и принесла её та самая старая сиделка. На этот раз передо мной оказалась та же овсяная каша, только к ней прилагалась густая мясная подлива с мелкими кусочками мяса, а также три больших ломтя чёрного ржаного хлеба. Жаль, что я очнулся после обеда и поэтому у меня случился полдник, а не обед. Эта еда значительно уменьшила муки голода, и я заснул.

На ужин я получил ровно то же самое, плюс ломтик отварной рыбы и большой стакан густого сладкого кваса. Замечательно, лучшей еды я и не ел. Да и много ли надо вкусного? Сейчас мне не хватает пищи простой и калорийной, чтобы быстро восстановить силы. После ужина я настолько окреп, что смог самостоятельно встать и сходить в туалет, и дальше уже передвигался полностью самостоятельно.

В палате нас действительно оказалось четверо, остальные больные попали сюда не вместе со мной, а совершенно в разное время и по разнообразным причинам. Все они оказались лежачими, и потому на следующий день меня перевели в другую палату, где находились уже выздоравливающие, там меня, собственно, и нашли, но только на пятый день, когда дело уже близилось к выписке.

А нашёл меня уголовный сыск, в лице Кошко.

— А далеко ты от Павлограда очутился, оказывается? — встретил он меня первыми же словами, как только увидел. Причём, заметил он меня первым, что неудивительно, зная, кто он есть. — Я же обыскался тебя везде, думал: всё, улетел куда-то навсегда.

— Никуда я не улетел, приземлился просто не там, где хотел, — хмуро ответил я, одеваясь в принесённый мне костюм и проверяя наличие денег и документов. Всё оказалось на месте.

— Об этом я уже в курсе. Я так и сказал поручику: «Не верю, что Дегтярёв не окажется в том самом месте и в тот самый час, когда случится покушение или катастрофа».

— С чего вы это взяли? — хмуро спросил я, всовывая руки в рукава пальто и готовясь идти на выход.

— Документы забрал по выписке? — не стал отвечать на мой вопрос Кошко.

— Да.

— Тогда идём, по дороге поговорим.

— А что со вторым дирижаблем?

— С ним всё плохо. Там не оказалось подобного юноши, и он, взорвавшись, сгорел. Вначале все думали, что это авария, несчастный случай, но после того, как привезли пойманных террористов с твоего дирижабля, всё стало предельно ясно. Ну, а дальше завертелись колёсики. Колёсики, штативы и катки административного аппарата империи. Тебя бы и не искали вообще, но твой друг Биттенбиндер всполошился и начал везде бегать и поднимать шум. Ладно, ты не пришёл в воскресенье, но когда ты не появился в понедельник на занятиях, а потом не оказалось тебя и во вторник, то тут уже и руководство академии призадумалось. Параллельно началось расследование катастрофы с дирижаблем и чудесное спасение второго судна. Начали разбираться и поняли, кого мы обнаружим. Вот только найти тебя оказалось нелегко. Сначала опросили пассажиров. Вроде бы тебя начала выхаживать какая-то девушка, упросила повезти в одну больницу, там её отправили обратно, а тебя перевезли в другую. Пока разобрались, пока выяснили, что да как, тебя и выписали. Много событий произошло, а я, как нашёл тебя, решил сам приехать, чтобы всё узнать из первых уст, для дела это очень важно.

— На чём мы поедем до Павлограда, Дмитрий Анатольевич? — вежливо перебил я его.

— Сейчас на извозчике, а дальше на вокзале сядем на поезд. По пути ты мне всё и расскажешь.

— И другие всё слушать будут?

— Не будут, мы станем говорить тихо, и в помещениях, где отсутствуют посторонние.

— Как скажете, — вздохнул я, — мне скрывать нечего, да и секретного тоже ничего нет.

— Может, тебе стоит даже не рассказать, а показать?

— Сейчас это невозможно, я перенапрягся, все силы дара ушли, я сейчас пуст, как кувшин в пустыне. Сказали, что только недели через две дар начнет понемногу восстанавливаться.

— Да? Плохо, значит, работаем по старинке, рассказывай, как всё произошло?

— Как? Да, как обычно.

Пока мы шли и ехали до Павлограда я всё, собственно, и рассказал внимательно слушающему меня Кошко.

— Так, так, так, очень интересно. Спасибо тебе за то, что спас людей, думаю, что без награды не останешься. Третий раз спасаешь — это, однозначно, медаль.

— Я не о медали думал, а о жизни своей, себя ведь в первую очередь спасал, а потом уже и других.

— Это само собой, но ведь немногие умеют других спасать, а у тебя это становится хорошей традицией, так что, не отпирайся. Награду ты и в самом деле заслужил, тут все со мной согласятся, правда, нескоро ещё получишь, но всё же.

— Я буду только рад.

— Ладно, всё, что я хотел, от тебя узнал, до академии доберёшься самостоятельно, расскажешь, что находился во втором дирижабле и неудачно опустился, вон, у тебя и синяк под глазом имеется, и нос разбит, до сих пор толком не зажил, так что, все поверят. А мне уже пора.

— Подождите! — невольно остановил я Кошко, внезапно вспомнив то, что я узнать хотел, но не смог.

— Да, слушаю вас, господин Дегтярёв? — немного удивлённо спросил Кошко.

— Не могли бы вы узнать, — замялся я, — фамилию и адрес одной пассажирки, девушки, что помогла мне, она вытерла кровь с моего лица, когда я держал сферу.

— Ммм, девушки, которая вытерла тебе кровь? Когда, в дирижабле?

— Да, я ударился о кресло, а она мне помогла, когда все стали спасаться.

— Ясно, а ты о ней ничего не знаешь?

— Её зовут Елизавета, она летела в дирижабле вместе с матушкой и папашей своим.

— Вот как?! Найдём, это нетрудно. А почему матушкой и папашей?

— По-разному они себя вели.

— Угу, бывает. Что ж, это я могу тебе обещать, найду и фамилию девицы, и адрес, по которому она проживает. Сообщу по возможности, как раз, когда твой дар восстановится, тогда и найдёшь её.

— Спасибо!

— Пока не за что, ладно, мне пора, да и тебе уже тоже, — и, крепко пожав мне руку, Кошко ушёл, а я вышел из здания железнодорожного вокзала и направился ловить извозчика. Не хотелось светить фингалом в общественном транспорте, лучше уж потратиться на извозчика, да доехать спокойно, без насмешливых или сочувствующих глаз посторонних пассажиров трамвая.

Доехав до общежития по времени уже после обеда, я вошёл в холл и почти сразу же повстречал коменданта.

— О, смотри-ка! Дегтярёв, собственной персоной, а где пропадал? Тебя уже вся академия обыскалась!