Предел безнаказанности
Шрифт:
Кто-то из дружной четверки ни с того ни с сего увидел в звездном небе бюст вождя мирового пролетариата и громогласно об этом сообщил. Все, задрав головы, принялись усиленно напрягать зрение, но один почему-то увидел баскетбольное кольцо и летящий в него мяч, другой залюбовался на бабу в кокошнике, шествующую по-над верхушками сосен и несущую на плечах коромысло с ведрами полными воды, а третий, переведя взор на землю, начал гоняться за какой-то пушистой беленькой собачонкой.
Это было весело! Даже в том случае, когда кому-то привиделось, как остальные трое несут на своих плечах закрытый гроб и зачем-то сворачивают с дороги, врезаясь в заросли высоченной крапивы, не слушая его возмущенных воплей. Друзья не переставали общаться друг с другом: предупреждали
Они вовремя сообразили повернуть обратно, в свою деревню, иначе все могло кончиться плачевно, к примеру, первый же встречный мог вызвать милицию или скорую помощь – у обоих служб с лихвой хватило бы причин забрать парней под белы ручки. Но друзья, периодически ловя новые и новые глюки, посмеиваясь и удивляясь тупости друг друга, вернулись-таки домой и завалились дрыхнуть теперь уже намертво. Самым примечательным оказалось то, что наутро Корень и Гуйванский чувствовали себя препаршиво и волками смотрели на заводил Игоря и Володю. А тем – наоборот хотелось летать от переполнявшей тела легкости и счастливых ощущений.
Господи! Как же хотелось Володе, чтобы увиденное им на берегу Богачевского озера тоже оказалось галлюцинацией!
Ливень прекратился так же резко, как начался, и в небе сразу засветило солнышко. Промокший до нитки Володя остановился, тяжело дыша. Мысли были только об одном: «Не может такого быть. Не может! С его друзьями ничего не случилось, все это сон, кошмарный сон!»
Он успел добежать до Алениного оврага и теперь не знал, что делать: повернуть обратно, лелея надежду, что друзья каким-то дурацким способом его разыграли, или бежать дальше, в деревню, крича и зовя на помощь людей. Каких людей? Деревенских старушек? И какая теперь может понадобиться помощь?!
На противоположной стороне оврага возникло какое-то движение. Володя вытер ладонью мокрое лицо. Кто там? Человек… Девушка… Марина? Марина!!!
Они медленно пошли навстречу друг другу, – спустились в неглубокий овражек, Володя перепрыгнул через ручей, полноводный и бурлящий после только что закончившегося ливня, Марина с маленькой корзинкой в руках обогнула образовавшуюся лужу. Она была такая же мокрая, как и он, и грибы в корзинке тоже были мокрые.
– Ты набрала строчков? – зачем-то спросил Володя, когда они остановились напротив друг друга.
– Набрала, – Марина наклонилась и поставила корзину на землю. Ее светлые волосы все слиплись, но это ничуть не портило девичьей красоты. – Мне очень холодно, Белолобый…
– Я же тебя предупреждал, что дождь будет…
– Я замерзла, Володя, – она несмело протянула к нему руки, и он в порыве прижал ее к себе.
– Мариночка!
Его вдруг бросило в жар.
– Там, в Богачево… на озере… мои друзья…
– Согрей меня, Володя!
Ее глаза оказались близко-близко. Она прижималась к нему сильнее, чем он прижимал ее к себе. Словно хотела всем своим телом вдавиться в него, стать с ним одним целым.
И, словно околдованный, мгновенно забыв про все остальное, не видя ничего, кроме глаз любимой девушки, ее мокрых щек, ее тонкого носика, ее пухлых губок Володя принялся покрывать жадными поцелуями ее лицо. И Марина стала ему отвечать, с не меньшей, а с гораздо большей страстью. Только поцелуев ей не хватало, и она рванула бляху на солдатском ремне, проворная рука скользнула ему в брюки, а он в ответ забрался ей под платье, мигом стащил трусы…
Они наслаждались друг другом словно одержимые, не обращая внимания на то, что возятся на сырой траве и пачкающейся глине, не заботясь, что их может кто-нибудь застать здесь, в ложбинке Алениного оврага, забыв про все, кроме взаимной всепоглощающей страсти…
Игоря Федорова хоронили в закрытом гробу. Так же, как и погибших вместе с ним друзей. Но тех хоронили в Москве, а Игоря – на старом кладбище в селе Введенское
неподалеку от железнодорожной станции «Звенигород».Володя приехал на кладбище заранее. Нашел свежевыкопанную могилу, отошел в сторонку и стал ждать, время от времени прикладываясь к бутылке водки. Народу провожать Игоря пришло много. Родные, друзья… Народ рыдал. Володя тоже не смог сдержать слез. Не плакала, кажется, только Лариса. Либо выплакала все за последние дни, либо наглоталась таблеток и была просто в отключке.
Володя позвонил ей в больницу тем самым вечером. Сначала, правда, позвонил в милицию, но представляться не стал, коротко и сухо доложив, что и как, повесил трубку… Судя по голосу, девушку он разбудил:
– Лариса, это Володя. Твой брат Игорь погиб, – сказал он и после короткой паузы добавил: – Я не знаю, как это произошло.
– Где? Где это случилось? – спросила Лариса, еле слышно.
– В Богачево. На берегу озера…
– Я же вас предупреждала, – Лариса всхлипнула.
– Ты говорила про Раево…
– Да. Прости.
– Вместе с ним погибли Корень и Миша Гуйванский. Мы вместе пришли на озеро, и я нечаянно разбил две бутылки водки. Побежал в деревню за другими, а когда вернулся… Ребята… Их как будто…
– Не рассказывай, – прервала Лариса с новым всхлипом. – Никому об этом не рассказывай. Никому! Понял?
Он понял, и никому ничего не рассказывал. Все держал в себе. Из дома выходил только в магазин, да один раз заглянул на почту, чтобы получить посылку из армии. Все остальное время пил водку. Которая в умеренных дозах не брала. А когда мера начинала превышать границы, Володю безудержно рвало, да так сильно, что хотелось сдохнуть. Наверное, сдохнуть было бы проще. Слишком тяжелые накатывали воспоминания…
На кладбище он так и не подошел ни к Ларисе, ни к кому другому. Если и встречался взглядом с кем-то из знакомых – кивал издалека и вновь прикладывался к бутылке. Кивнул и Ларисе, и она кивнула в ответ. Все…
Домой Володя не спешил. С кладбища прямиком направился на Москву-реку. Туда, где в нее впадала все та же маленькая речушка Нахавня. У него с друзьями стало традицией праздновать там День Победы. Каждый год 9 мая они приезжали на слияние двух рек большой и веселой мужской компанией. Сначала ловили рыбу, во всяком случае, пытались ловить – кто на удочку, кто на спиннинг – неважно. Главное было поймать хотя бы одного пескарика или уклеечку, чтобы бросить рыбку в котелок. Основной навар для ухи в любом случае осуществлялся благодаря консервированному «Лососю в собственном соку». Пока разжигался костер, и варилась уха, помаленьку начиналась дегустация напитков различной крепости (с каждым годом и крепость, и количество спиртного увеличивались). Ну а когда подогретая компания доходила до кондиции, все, как один раздевались и с криками: «За победу над фашисткой Германией и милитаристической Японией!» бежали купаться. Погода значения не имела – моросил ли дождь, была ли температура воздуха близка к нулю градусов, дул ли ветер – все равно купались все, причем, ныряли с головой, уплывали до середины реки, визжа от пронизывающего холода, выскакивали на берег, опрокидывали стопочку, и вновь бросались в речку. Это было своего рода сумасшествием, но какое же ни с чем не сравнимое удовольствие они от этого получали!
Купаться Володя не стал. Долго сидел на берегу, глядя на воду, допивая водку, и щелкая кнопкой выкидного ножа. Этот самодельный нож с отполированной деревянной ручкой ему подарил армейский друг Вася Латышев, ушедший на дембель на полгода раньше. Опасаясь возможных обысков в пограничном отряде, сержант Козырев подстраховался – недели за две до дембеля попросил знакомого гражданского водителя МАЗа отправить на свой домашний адрес посылочку. В ней были бережно уложены тетради с личными записями, дембельский альбом, несколько отснятых фотопленок, миниатюрная модель российского пограничного столба, сделанная самолично, и этот самый нож с чехольчиком, имеющим специальные липучки, для удержания на руке или ноге. Как же Володя хотел похвастаться этим ножом перед друзьями…