Предел возможного
Шрифт:
– Ага, - проговорил краснолюд, не переставая усмехаться. Ядовитое, паскудное и смердящее. Ясно. Знаешь что, Козоед? Получается - ты.
– Что?
– Дерьмо ты, пот что. Мотай отседова, халтурщик, чтоб глаза мои тебя не видели.
– Господин Доррегарай, - проговорил Богольт, подходя к чародею, - оправдайте хоть чем-нибудь свое присутствие. Припомните легенды и сказания. Что вам известно о золотых драконах?
Чародей улыбнулся, гордо выпрямился.
– Что мне известно о золотых драконах, говоришь? Мало, но все-таки...
– Так слушаю.
– И слушайте, слушайте внимательно.
Геральт был уверен, что начнется суматоха. Он ошибался.
– Уважаемый чародей, - прервал тишину Гилленстерн, следите за тем, что и кому вы говорите. Король Недамир может приказать вам, Доррегарай, приторочить вьюки и убираться к черту. Но не наоборот. Вам это ясно?
– Нет, - гордо ответил чародей.
– Неясно. Ибо я Доррегарай, и мне не может приказывать король, владения которого можно охватить взглядом с высоты частокола, огораживающего паршивую, грязную, прости Господи, засранную крепость. Известно вам, милсдарь Гилленстерн, что стоит мне произнести заклинание и шевельнуть рукой, как вы превратитесь в коровью лепешку, а ваш недозрелый король - в нечто непроизносимо худшее? Вам ясно?
Гилленстерн не успел ответить, потому что Богольт, подскочив к Доррегараю, схватил его за плечи и повернул к себе лицом. Нищука и Живодер, молчаливые и угрюмые, высунулись из-за спины Богольта.
– Послушай-ка, господин магик, - тихо сказал огромный рубайла, - прежде чем шевелить руками-то. Я мог бы долго толковать тебе, уважаемый, что обычно делаю с такими засратыми легендами и дурацкими трепачами, как ты. Но мне чтой-то не хотца. Вот тебе заместо ответа. Тебе это ясно?
Богольт кашлянул, приложил палец к носу и с близкого расстояния сморканул чародею на мыски ботинок.
Доррегарай побледнел, но не пошевелился. Он видел - как и все - цепной шестоп?р на рукояти длиной в локоть, который держал Нищука в низко опущенной руке. Он знал - как и все, что время, нужное для заклинания, несравненно большее, чем то, какое требуется Нищуке, чтобы раскроить ему череп.
– Ну, - сказал Богольт.
– А теперь аккуратненько отойди в сторонку. А ежели тебе придет охота снова раскрыть пасть, то быстренько засунь в нее пук травы. Потому как если я еще раз услышу твой вой, ты меня запомнишь.
Богольт отвернулся, потер руки.
– А ну, Нищука, Живодер, за работу, а то эта гадина еще, чего доброго, сбежит.
– Не похоже, чтобы он собирался бежать, - сказал Лютик, рассматривая поле предполагаемой битвы.
– Посмотрите.
Сидевший на холмике золотой дракон зевнул, задрал голову, махнул крыльями и хлестнул по земле хвостом.
– Король Недамир и вы, рыцари!
– зарычал он так, словно это была латунная труба.
– Я дракон Виллентретенмерт! Похоже, не всех остановила лавина, которую, не сочтите это похвальбой, я спустил вам на головы. Вы смогли добраться аж сюда. Вам известно, что отсюда есть три выхода. Дорогами на восток, к Голополью, и на запад, к Каингорну, можете воспользоваться.
Все стояли, широко раскрыв рты.
– Он умеет говорить!
– просипел Богольт.
– Невероятно!
– К тому же жуть как мудро, - сказал Ярпен Зигрин. Кто-нибудь из вас знает, что такое конфессионное оружие?
– Конвенционное, а не конфессионное. Обычное, а не магическое, - сказала Йеннифэр насупившись.
– Однако меня удивляет другое. Невозможно членораздельно говорить, если у тебя раздвоенный язык. Этот стервец пользуется телепатией. Будьте внимательны, это действует двусторонне. Он может читать ваши мысли.
– Он что, вконец спятил или как?
– заволновался Кеннет-Живодер.
– Честный поединок? С дурным-то гадом? Еще чего! А ну пошли на него кучей! В куче - сила.
– Нет!
Они оглянулись.
Эйк из Денесле, уже на коне, в полном вооружении, с пикой при стремени, выглядел гораздо солиднее, чем пеший. Из-под поднятого забрала лихорадочно блестели глаза, светилось бледное лицо.
– Нет, господин Кеннет, - повторил рыцарь.
– Только через мой труп. Я не допущу, чтобы в моем присутствии оскорбляли рыцарскую честь. Тот, кто рискнет нарушить принципы рыцарского поединка...
Эйк говорил все громче, его возбужденный голос то и дело ломался и дрожал от волнения.
– ...кто оскорбляет честь, тот оскорбляет и меня, и кровь его либо моя прольется на сию измученную землю. Скотина требует поединка? Хорошо! Пусть гарольд протрубит мое имя! Да исполнится воля богов! У дракона сила клыков, когтей и дьявольская злоба, а у меня...
– Ну кретин, - буркнул Ярпен Зигрин.
– А у меня благородство, у меня вера, у меня слезы девушек, которых этот гад...
– Кончай, Эйк, тошнит!
– рыкнул Богольт.
– Дальше, в поле! Принимайся за дракона, чем болтать-то!
– Эй, Богольт, погоди, - вдруг сказал краснолюд, почесав бороду.
– Забыл об уговоре? Если Эйк положит гадину, он возьмет себе половину...
– Эйк ничего не возьмет, - ощерился Богольт, - я его знаю. Ему достаточно, если Лютик сложит о нем песенку.
– Тихо!
– крикнул Гилленстерн.
– Да будет так. Против дракона выступит благородный странствующий рыцарь Эйк из Денесле, бьющийся в цветах Каингорна и тем самым олицетворяющий копье и меч короля Недамира. Таково королевское решение.
– Извольте!
– заскрежетал зубами Ярпен Зигрин.
– Копье и меч Недамира. Уделал нас каингорнский кролик. И что теперь?
– А ничего, - сплюнул Богольт.
– Надеюсь, ты не думаешь
забрался на кобылу и его понесло, то лучше отойти с дороги. Пусть идет, зараза, и пусть укокошит дракона. А там посмотрим.
– Кто будет гарольдом?
– спросил Лютик.
– Дракон требовал гарольда. Может, я?
– Нет. Это тебе не песенки распевать. Лютик, - поморщился Богольт.
– Пусть гарольдом будет Ярпен Зигрин. У него голос как у бугая.