Предназначение. Сын своего отца

на угодливую собачонку, ползущую вылизывать сапоги хозяина.

Первый заметил перемену Мастер.

– Кор, не мешай!
– прикрикнул он на ученицу, пытающуюся ногами отогнать

животное от друга.

С крысой действительно творилось что-то неладное. Жалобно повизгивая, она

доползла до сапог Эрга и, косясь одним глазом на юношу, захрустела зубами, перегрызая

вервку. Освободив ноги, крыса вс также на животе переползла к стене. Встав на задние

лапы, она освободила правую руку парня. Потом, словно повинуясь неслышной команде, трусливо юркнуло в нору, громко взвизгнув напоследок, словно получила добрый пинок

под зад.

Кор, едва сумев шевельнуть руками, повисла на шее Эрга, не обращая никакого

внимания на недовольное кряхтение Учителя. Эрг же, как мог, пытался е успокоить.

Когда это более или менее удалось, Хлодвиг спросил:

– Что будем делать? Кого ждать: тюремщиков или крыс?

– Наверное, никого. Нужно уходить.

– Как?

– Через крысиную нору.

Девушку передрнуло от отвращения.

– Я тебя понимаю, но тюремщики, в отличии от крыс, не умеют ощущать

человеческие эмоции. Ими я не смогу управлять.

– А ты уверен, что мы куда-нибудь выберемся из этой норы?

Тут вмешался Хлодвиг.

– Нора - часть старинной системы канализации. В эту канализацию уже давно никто

носа не сут, но известно, что в районе порта есть какие-то колодцы. Ты не попросишь

крыс отвести нас к ним?
– улыбнулся наконец Старый Рыцарь.

Эрг, вешая на грудь сорванный талисман с когтями топтуна, развл руками.

– Они прекрасно реагируют на эмоции и в состоянии выполнить многое, что им

мысленно прикажешь. Но обязательно нужно представлять конкретную задачу. А мы

даже не знаем, чего нам искать...

Он поправил свой пояс, с которого тюремщики сорвали кинжал, но не стали

разбираться с содержимым многочисленных кармашков на нм.

190

– Главное - не бояться. Человеческий страх для крыс - сигнал к атаке. Лучше

мысленно приказывать им убраться, если кто-то обнаглеет и вылезет из норы. И

держитесь наглее.

Юноша сорвал со стены незажжную лампу и засветил е от уже горящей. Подойдя

к дыре в стене, он осветил черноту, уходящую вниз, и просунул в нору плечи.

Второй удар по затылку за последние сутки дался Блэку очень тяжело. Тупая боль

разламывала весь череп, а к горлу волнами подкатывали волны тошноты. Борясь с

тошнотой, старик боялся пошевелиться. Откуда-то из иного измерения до него

доносились голоса двоих спорщиков. А может быть и просто собеседников. Сквозь звон в

ушах разобрать слова было крайне сложно.

Голоса то умолкали, то звучали вновь. После какого-то резкого слова в комнате

воцарила тишина, которую дробило на мелкие кусочки цоканье копыт по уличным

булыжникам. Будь Блэк в полном сознании, он наверняка сообразил бы, что двое, приготовившие ему ловушку, сами кого-то боятся. Но сейчас разум не мог воспринять

ничего, кроме простейших сигналов организма.

Когда конные проехали, диалог возобновился вновь. Один убеждал, а другой,

похоже, растерялся и никак не мог принять решение. Наконец он сдался, и первый

подошл ближе, склонясь над калекой. Его сильные руки чуть приподняли тело Блэка, и

тот невольно застонал. То ли прикосновение человеческой руки, то ли дополнительная

порция боли, то ли сила воли старика сделали сво дело, и он сумел понять вопрос:

– Живой ещ, что ли? Встать-то сам сможешь:

– Нет, -невнятно пробормотал Блэк.
– Пока нет.

– Соберись с силами, если хочешь жить. Тебе отсюда уматывать надо.

По дороге старик пару раз терял сознание, но его провожатые продолжали

волочить его, позволив повиснуть на их плечах. Со стороны они, наверное, выглядели как

возвращающаяся в сумерках по домам пьяная компания.

То ли ребята выбрали безопасный маршрут, то ли все городские стражники несли

службу в других местах, но добрались до места они без приключений. И без лишней суеты

смогли войти в приличный дом, хозяин которого не афишировал своего занятия, но явно

имел неплохие доходы и пользовался уважением соседей.

Тюрьма - хозяйство беспокойное. Скажем, в парикмахерскую захаживают люди

большей частью состоятельные, степенные. Если и случаются неприятности, так и те

лишь когда мастер маху даст. В булочную не припрутся среди ночи. Знают: хозяева хлеб

свежий лишь к утру выпекут. Кабачок, понятное дело, и шумный, и мешкотный кусок

хлеба. Вс же люди в нм разные бывают. Чаще, конечно, приличные. А тюрьма? С утра и

до вечера, и днм, и ночью. С кем дело имеешь? Либо с преступниками, либо с их

конвоирами. Последние, бывает, так с первыми наобщаются, что хоть самих за рештку за

сквернословие прячь. Уж это-то все, кто возле тюрьмы живт, знают. Бывает, такой

отборной бранью кто-нибудь сыпант, что впору ставни закрывать. А уж криков, стонов, жалоб и проклятий сколько... На них давно уже никто внимания не обращает.

Вчера ночью, вон, вообще такое творилось, что не только тюрьму, а и окрестные

дома едва не снесли... Благо, стража особо не сопротивлялась, и толпа, прикончив

нордийцев, быстренько разбежалась!

День, пасмурный, но тплый, не принс шумной Тюремной улице ничего

необычного, если судить по звукам, доносившимся от самой тюрьмы. Вс тот же цокот

копыт, отчаянная ругань, жалобные причитания. Так как особо любопытных не нашлось, никто так и не понял, что стоны и крики неслись из домика помощника начальника

тюрьмы, в который ворвались несколько человек.

Нападавшие явно не хотели, чтобы их узнали в лицо, потому что прикрылись

повязками. Они решительно ворвались в дом, притулившийся к тюремной стене.

191

Старинные деревья позволили неожиданно напасть на охрану и обезоружить е без

потерь. Послышавшиеся затем стоны и звон металла говорили о сопротивлении, но скоро