Предназначение
Шрифт:
— Пойми, я уже наказан за то, что поделился этой болью с другими, — прошептал я ему.
Он фыркнул и лизнул меня в нос.
— Давай-ка лучше посмотрим, что нам пишут, — я вздохнул и потянулся за конвертами. Иша с умным видом уселся рядом на низком резном столике.
— Тебе интересно? Вот смотри — это отчет о состоянии моих счетов в Гамбургском банке. Здесь все нормально. А это от мистера Хейза Корти из Нью-Йорка. Он пишет, что на днях к нам в ломбард пришел странный человек и принес старинный ларец из мезуи, бесценного цейлонского дерева, инкрустированный золотом, серебром и драгоценными камнями. Он просил передать его мне, как можно скорее, — по мере того как я читал, мой голос звучал все тише и медленней, пока я не замолчал совсем.
Что
— Иша, как ты относишься к рыбе?
Он фыркнул презрительно и отвернулся.
— Я тебя понимаю, сам ее терпеть не могу, только ничего не поделаешь — издержки морских путешествий. Но сегодня мы пойдем в джунгли, на охоту!
Рассвет застал нас на краю безграничного зеленого океана. Запахи, цвета, вся красота и многогранность которых опять были со мной, поражали своим разнообразием. Углубившись в тропический лес, мы замерли, изучая его. Обезьяны шумным хороводом прыснули во все стороны, разнося весть об охотниках, появившихся в их владениях. Далеко на западе я услышал, как сквозь густые заросли продирается какое-то крупное животное. Подхватив котенка на руки, я помчался в том направлении. Вскоре я смог распознать и запах — это был буйвол. За стеной сплошного леса протекала небольшая речка. Ее берега заросли тростником и высокими травами, — излюбленное место буйволов. Мне не терпелось попробовать на вкус их кровь. Я отвык от вкусовых ощущений. Выбежав на берег, я остановился. Иша, дрожа всем телом, повизгивал в моих руках. Он был еще очень мал для охоты, но мое возбуждение передалось и ему. Я осмотрелся. Среди высокой травы по горло в воде лежало небольшое стадо: старый бык, две коровы с телятами и несколько молодых самцов и телок.
Буйволы очень злы, они никого не боятся, даже тигров. При опасности всегда нападают первыми и преследуют врага до уничтожения. Я усадил Ишу на высокое дерево и спрыгнул вниз, не заботясь о тишине. Старый вожак поднял голову и принюхался. Почувствовав опасность, он встал, низко опустив голову, зафыркал и стал рыть землю копытами. Его рост был не менее шести французских футов, длина мощного иссиня-черного тела, доходила до одиннадцати футов, он весил не меньше двух тысяч фунтов. Коровы, обступив молодняк, выставили свои рога и приготовились к атаке.
Меня переполняло нетерпеливое возбуждение. Я закружил вокруг стада, заставляя буйволов нервничать и бросаться в мою сторону. Отскакивая в последний момент, я все больше злил их. Наконец, вожак не выдержал и бросился на меня с особой яростью. Я ухватил его за длинные полулунные рога и, нажав, заставил опуститься на колени. Из его ноздрей вырывались горячие струи воздуха, он задыхался, глаза наполнились кровью. Схватив покрепче, я приподнял его и отшвырнул в сторону: мне нужен был теленок для путешествия. Коровы, свирепо наклонив головы, рыли землю передними ногами. Это возбуждало еще больше. Из моей груди поднялся рык и глухим эхом понесся над землей, застревая в деревьях.
Подпрыгнув, я опустился в центре круга, схватил теленка и, отшвырнул бросившуюся на меня корову, вырвался из стада. Теленок бился в моих руках. Стадо, повернувшись ко мне, шло
сплошной стеной. Отбросив бычка в сторону, я ринулся на молодого вола и, завалив, отскочил с ним далеко в сторону. Прокусил горло. Кровь тугими толчками забила из его вены. Я чувствовал, как мощь неукротимого животного вместе с его кровью движется по моим жилам, как тепло его плоти переходит в мое холодное тело, как его неукротимая жажда жизни наполняет меня до краев. Я возвращался! Я снова жил!Разорвав буйвола, я бросил куски теплого мяса котенку. Он, свирепо рыча, начал рвать его когтями и зубами. Я смотрел на своего побратима и думал о том, как мы похожи: оба хищники, оба сироты.
Уже несколько дней мы были в море. Попутный ветер устойчиво нес нас к берегам Африки. Иша, как все коты, боялся воды, но мужественно переносил качку. Он забился в самый дальний угол каюты и смотрел на меня оттуда страдальческим взглядом. Я же наслаждался ветром и скоростью. Никогда не думал, что это так здорово — уметь чувствовать.
Наступила ночь, теплая и душная. Небо черным покрывалом в мелких дырочках звезд накрыло океан от горизонта до горизонта. Тишина. Только тихий плеск волн да посвист ветра в парусах. Я лежал на палубе и смотрел в черную бездну небосвода. Воспоминания теснились в моей голове. Я думал о том, с чего все началось, о том злополучном утре, когда меня нашла Дженесса Мур. О том, что было со мной после этого. Теперь я знал, что это все не было случайностью и моя судьба, хочу я того или нет, навечно связана с судьбой Тьёдвальда. Теперь от нашего рода никого, кроме меня, не осталось, и мой долг выполнить наказ предка вне зависимости от того, нравится он мне, или нет. И поэтому мне предстоит преодолеть много трудностей. Я остался один, со мной нет верных друзей. Если бы я мог рассчитывать на их прощение, я бы, наверное, в первую очередь бросился искать их, но я боялся, что мой уход разорвал те узы, которыми мы были связаны сто лет назад. Я вспоминал Диану, моя любовь к ней не прошла, она цвела душе нежной розой с росою слез на белоснежных лепестках. Я больше не мечтал о встрече с ней, но знал, что никогда и никто не сможет занять ее место в сердце.
Мое внимание вдруг привлек посторонний звук: среди мелодии океана сначала тихо, а потом все громче — плач, детский, надсадный. Я вскочил на ноги. Иша, превозмогая страх, выполз из каюты. Вдали едва заметная среди волн качалась лодка. От одинокой мачты к ее бортам, красочно украшенными лотосами в широких зеленых чашах листьев, опускались многочисленные цветочные гирлянды, уже успевшие завять на солнцепеке. Никого не видно, только младенец кричал осипшим голоском.
Я посмотрел на пантеру. Иша моргнул и чуть оскалился.
— Ладно, не бросать же его здесь.
Мы подплыли к утлому суденышку. В нем не было никого кроме младенца, лежавшего в искусно сплетенной колыбели, украшенной цветами и дорогим полотном. Я перебрался в лодку и взял его на руки. Ребенок замолчал. Я с уже привычной для меня осмотрительностью задержал дыхание, а потом осторожно вдохнул, привыкая к человеческому запаху.
— Иша, везет же мне на сирот, — прошептал я, — только добра я им не приношу. Ну и что ты предлагаешь с ним делать? До берега далеко. — Я оглядел лодку. Она была пышно убрана шелком, цветами, пальмовыми и лотосовыми листьями. На носу в особой нише стояли статуи индийских богов. Возле них лежали бананы и фрукты. Странное убранство для рыболовного суденышка, оно скорее напоминало жертвенный алтарь.
Перейдя на яхту, я положил ребенка на скамью, он, заерзав, захныкал. Я снова вял его на руки: человечек смотрел на меня черными, как бусины, глазами. Смуглая кожа, курчавые черные волосы — индиец. Он был очень маленьким. Я с удивлением рассматривал его крохотные пальчики, личико. Он дергал ручками и ножками и смотрел на меня очень серьезно. От него пахло. Не скажу, что это мне понравилось. Я опять было примостил его в люльке, но он запротестовал, сморщив личико, и приготовился кричать во все горло.